Часовщики. Вдохновляющая история о том, как редкая профессия и оптимизм помогли трем братьям выжить в концлагере - Скотт Ленга

от жара, температура у него, вероятно, была не меньше 40 градусов, но он разгребал снег. Chaim Meyer Salzberg, Frightful Days and Years, Memorial Book of Kozienice, pp. 591. (Прим. соавт.)

62

Спираль баланса – плоская пружина круглой формы, которая, буквально и иносказательно, является «сердцем» механических часов. Она сжимается и разжимается в горизонтальной плоскости и играет ту же роль, что маятник. Натяжение спирали баланса должно быть точно отрегулировано для того, чтобы часы показывали правильное время. Эта технология была изобретена в 1675 году и позволила заметно уменьшить размер часов. Любой изгиб или неровность спирали приводят к тому, что часы перестают идти. Неправильное или слишком сильное натяжение пружины может легко ее повредить – без возможности восстановления. (Прим. соавт.)

63

Баланс – часть часового механизма, вал, на котором смонтированы балансировочное колесо и спираль баланса. Его концы вставляются в маленькие отверстия, просверленные в драгоценном камне, так, чтобы баланс (вместе с входящими в его состав элементами) вращался вперед и назад с минимальным трением, что обеспечивает точный ход часов. (Прим. соавт.)

64

Киддиш (чаще киддуш – прим. пер.) – благословение, произносимое над первым бокалом вина, с которого начинается пасхальный седер. Оно содержит благодарности Всевышнему, освободившему евреев от египетского рабства. Тот Пейсах 1943‐го евреи встречали, будучи порабощенными немцами: у нас отняли все материальные символы свободы и благополучия, такие как вино. Но в маленькой комнате в Волянуве духовная свобода евреев утверждалась так, как было возможно, – кружкой воды. В пасхальном песнопении «Веи шеомдо» есть такие слова: «Оно (обещание) укрепляло отцов наших и нас, ибо не один только (фараон) хотел погубить нас, но в каждом поколении встают желающие нас погубить, но Святой, да будет Он благословен, спасает нас от руки их». (Прим. соавт.)

65

Во время пасхальной трапезы положено есть определенные продукты в строго регламентированном порядке, что имеет большое символическое значение. (Прим. пер.)

66

Если первая часть пасхальной агады посвящена освобождению народа Израиля от рабства в Египте, то вторая состоит из литургического восхваления Всесильного и веселых песен, в которых предрекается кульминация истории в мессианскую эпоху. (Прим. соавт.)

67

Немного добавлю о том, как сложилась ее судьба: Привче потом отправилась в лагерь в Стараховице, а затем и в Аушвиц. Однажды я встретил ее в Аушвице. Она проходила мимо места, где мы работали. Я бросил ей кусок хлеба, который сберег у себя в кармане. За это меня должны были бы расстрелять. Привче и ее сестра пережили войну. Я видел ее после освобождения в лагере беженцев в Берген-Бельзене. Она вышла замуж за парня из трудового лагеря в Стараховице, и они уехали в Израиль. (Прим. авт./соавт.)

68

Швеция не поставляла в нацистскую Германию ни угля, ни кокса. Наоборот, эти продукты она получала из Германии. (Прим. пер.)

69

В оккупированной немцами части Польши, не присоединенной к Германии, ходили специально выпущенные нацистами злотые, тогда как на польских территориях, включенных в состав рейха, находились в обращении рейхсмарки. (Прим. пер.)

70

Хамейра Зальцберг так описывает этот эпизод: «Украинец выстрелил мне в левую ногу… по дороге домой со второй смены на заводе… Охранники резвились… …Мы услышали выстрел… Я хотел сделать шаг и почувствовал, что ногу будто обожгло. Меня положили в лагерный лазарет. Мои… добрые друзья, трое братьев Ленга, ждали меня. Восемь недель я пролежал в лазарете. Конечно, слишком большой медицинской помощи я не получал, но не нужно было ходить на работу, да и еда была немного лучше. Начальником госпиталя был врач-еврей из [города] Стараховице, хороший, честный человек. К сожалению, не могу сказать того же о персонале. Это была привилегированная группа, они купили эти должности за деньги. Однажды утром… нас окружили вооруженные украинцы, …и начался “отбор”… Толстый немец [начальник] вошел в лазарет и скомандовал: «Всем встать!» Я оказался первым в строю больных, и он спросил, что со мной… Я прокричал, что здоров… Он немедленно перешел к следующему и сделал знак рукой, затем – к третьему и так далее. Я остался совсем один. Убийцы затолкали [пациентов лазарета] в грузовик [в том числе уроженца Кожница Губермана, лежавшего с травмированным пальцем]. В тот же день изверги сдали одежду жертв на лагерный склад. На вопрос, почему я уцелел, у меня лишь один ответ – чудом!» Chaim Meyer Salzberg, Frightful Days and Years, Memorial Book of Kozienice, pp. 595–596.

71

Добавлю, что Зальцберг сумел выжить в лесу. Он скрывался и боролся за жизнь, ему немного помогли польские партизаны-социалисты. Он был освобожден частью русской армии. Когда русские встречали еврея, они помогали ему, поскольку знали, что он никогда не предаст их в пользу немцев. В следующий раз мы встретились с Хамейрой в Штутгарте через несколько лет после войны. (Прим. авт./соавт.)

72

Вот что говорит другой источник о судьбе дяди Йирмии (Иеремии Вильчека): «Во главе иерархии [еврейских властей в Стараховице] стоял Иеремия Вильчек, с его семьей, родственниками и помощниками, а также три бывших члена [ранее] распущенного немцами еврейского совета. Эта группа контролировала лагерный совет (лагеррат), полицию (лагерполицай) и кухню и обладала многими привилегиями, которых были лишены прочие заключенные. Они жили в отдельном здании с женами и иногда с детьми, которых разрешили содержать в лагере. Они также имели возможность поддерживать контакт с людьми на воле и даже ходить к ним в город, чтобы вести с ними дела или получить доступ к ценностям, припрятанным их друзьями. Согласно многочисленным свидетельствам, Вильчек и лагерная элита прекрасно жили и питались, присваивая продукты и одежду, выделенные на всех, тогда как остальные узники голодали и одевались в обноски. Два свидетельства позволяют говорить о более серьезных преступлениях. Вильчек и совет лагеря принимали участие в «отборах», помогая немцам решать, кому жить, а кому умереть. Самый серьезный вызов им бросили люблинцы, двести прошедших огонь и воду заключенных, выживших в Майданеке, прибывшие в Стараховице весной 1944 года. Люблинцы вели с элитой открытую борьбу за власть в лагере… В глазах многих узников эти евреи были закаленными ветеранами, немногими уцелевшими в люблинских лагерях, по словам одного из их