Программист и бабочка (сборник) - Игорь Курас

Но Борька уже снова уставился в экран телевизора. Саша потряс его за плечо.

– Пушкина ты, пожалуй, верни.

– Потом, потом, у меня сейчас «Давай поженимся»… Да верну я всех, за две недели никто твоего Пушкина искать не кинется… Так чувствительно… он ей сказал… а она ему…»

Через три месяца Тушкин снова постучался в Борькину квартиру.

– Не заперто, – прорыдали за дверью.

Когда Борька отсморкался, Тушкин бросил на журнальный столик пакет с чем-то прямоугольным.

– Вот, полюбуйся!

Борька с любопытством заглянул в пакет:

– Ух, книга! Сто лет не видел! Это что, снова начали выпускать?

– Ну да, ты же антивирус так и не выбрался сделать.

– И кого печатают?

Саша заволновался:

– Твой вирус не жрет, скотина, а я обязан оставить царапину на этой земле, понимаешь, обязан!

– Может лучше сына или дерево? Шучу-шучу, объясни толком…

– Чего ж тут непонятного. Твой вирус, его уже Идеальным Редактором обозвали. Издательства все, что им присылают, в сеть вываливают. И сутки ждут. Если вирус твою, скажем, повесть, уничтожил – значит, будут печатать. Причем, чем быстрее повесть исчезнет, тем она талантливее. Даже конкурсы на этом стали строить. И жюри не нужно. Время засекают… Вчера «Золотой Графоман» закончился: первое место – Ларисина, пятнадцать минут сорок секунд. Говорят, у твоего вируса безупречный литературный вкус.

Борька довольно усмехнулся.

– Классный я алгоритм забахал, да? Все, что выше уровня Туш… в общем, неважно.

Саша вздохнул и сказал как-то тоскливо:

– Сегодня моя «Пупырчатая выпь» выходит. В семнадцать ноль-ноль. Соня сказала, лучший мой роман. И Октябрина Ивановна…

Борька участливо посмотрел на друга.

– Помочь?

Саша замотал головой.

– Сам справлюсь… «Выпь» просто обязана исчезнуть… Разве что если уж совсем туго пойдет… Подтолкнешь… Ты приготовься… набросай там пока… «Пупырчатая выпь», запомнил? Только ее удалить, остальных не трогай. Там еще Хермонтов будет, с романом «Когда кошки чешут затылки», не перепутай, его тоже в семнадцать ноль-ноль вываливают…

Борька кивнул.

– Не боись, у меня ошибок не бывает.

Весь вечер Тушкин просидел, сжав руки и не отрываясь от компьютерного экрана, на котором зависло его произведение. У него даже голова разболелась от волнения. Соня принесла чай с бутербродами и шепотом сказала:

– Кажется, уже начинает исчезать… Видишь, тут «а» расплылось. И тут…

– Это я на экран плюнул, – обиженно сказал Тушкин. С отчаяньем откусил бутерброд, набрал Борькин номер, скомандовал: – Запускай!

Потом принял две таблетки снотворного и рухнул на кровать.

Спал Тушкин плохо, несмотря на снотворное. К тому же в середине ночи зазвонил телефон, и Борькин голос в трубке сказал что-то непонятное:

– Понимаешь, у меня там рекурсия вышла… И циклик лишний… Ну «Развод по-киевски» как раз шел… Он говорит… а она ему… Так трогательно-о-о… Промахнулся я чуть-чуть… Но починю… Ты просил «равно», а получилось «меньше или равно» уровню Туш… ну неважно.

Утром Саша бросился к экрану. «Выпь» исчезла. Саша обрадовался – но тут же расстроился. Хермонтовские «Кошки» тоже пропали. Просил ведь не трогать! Теперь этого бездаря Хермонтова тоже напечатают. Потом Тушкин вспомнил ночной звонок… Проверил догадку… Точно! Исчезло все.

Исчезло постоянно всплывающее объявление «Кладбище “Правильный отдых“ приглашает всех желающих на день открытых дверей».

Исчезла реклама трусиков с надписью «Шеф, подними зарплату»…

Пропал призыв «Увеличим радиус своего обаяния: скажем НЕТ преждевременному семяизвержению».

И программа передач «Диск-жокей Биг Пиг будет вас колбасить с 12.00»…

На сайте его друга поэта Усенина от стихов:

Погуляю с тобой до зари,Развали ты меня, развали!

остался только восклицательный знак.

Интернет был пуст, как бывает пуст шумный и гомонящий восточный базар после закрытия. Кое-где оставались цифры, но какие бы ключевые слова Тушкин не набирал, поисковик выдавал только: «не найдено, проверьте написание…» И вместе с текстами исчезла Сашина мечта прославиться… Тушкин подумал о своем соседе: «Козел компьютерный! Козел! Коз-зел!» И от злости набрал слово «козел» на клавиатуре. На экране тотчас высветилось:

Детская песенкаСлова и музыка народные.

Жил-был у бабушки серенький козлик,Жил-был у бабушки серенький козлик,Вот как, вот как, серенький козлик,Вот как, вот как, серенький козлик.

Уцелела песенка! Выстояла перед обоими Борькиными вирусами! Саша в волнении забегал по комнате, потом подпрыгнул, схватил инструменты и полез на крышу. Вернулся довольный и стал ждать.

Борька прибежал очень быстро.

– Да починю я тебе Пушкина, поставь на место спутниковую тарелку, я знаю, ты снял!

– Никого не надо возвращать, – Тушкин никогда в жизни не чувствовал себя так уверенно, – запустишь третий вирус. Но смотри, ошибешься…

Весь вечер Саша, счастливо улыбаясь, просидел за компьютером, придумывал все новые фразы. Борькин вирус работал безотказно. Какие бы ключевые слова не набирались, поисковик высвечивал на экране одно и то же:

Детская песенкаСлова Александра Тушкина.Музыка народная.

Жил-был у бабушки серенький козлик,Жил-был у бабушки серенький козлик.Вот как, вот как, серенький козлик,Вот как, вот как, серенький козлик.

Правда, перед народом было немного неудобно, но народ всегда поддерживал своих поэтов. Простит. К тому же Саша – тоже часть народа. Пусть даже широкая и плоская.

Леонид Шифман

Каноны просветления

Шутки с салатом

До сеппуку доводят.

Так сказал сэнсэй.

Сейчас много рассуждают об эпохе истинных самураев. В этих разглагольствованиях явственно проглядывает ностальгия по тем, давно покинувшим нас временам, когда истинный дух самураев руководил поступками настоящих мужчин. Приключение, о котором я собираюсь вам поведать, как раз относится к тем прекрасным годам японской истории.

В часе ходьбы от Киото, в деревне Идзимо, проживал самурай Такеши Танида. Когда-то еще в годы ученичества Такеши его сэнсэй поведал, что путь к просветлению становится короче, если отказаться от употребления в пищу мяса. Такеши, всегда и во всем стремившийся быть лучшим, немедленно принял решение и дал обет никогда не есть мяса. Став вегетарианцем, он убедился в правоте сэнсэя и не жалел о данной клятве.

Прошло много лет. Такеши-сан давно утратил прежний лоск, борода наполовину поседела и почти отпала надобность в бритье головы. Много ратных подвигов совершил Такеши и пользовался неизменным уважением всей дружины. Но это никак не мешало другим самураям подшучивать над его вегетарианством. Надо ли говорить, что Такеши-сан твердо держался единожды выбранного пути?..

Как-то по случаю праздника они пировали в Киото. Саке удался на славу. Стол был завален яствами, чего там только не было, а Такеши принесли специально для него приготовленный салат. В разгар пира к тому времени уже состарившийся сэнсэй, сидевший за главным столом, захотел поговорить со своим любимым учеником и жестом подозвал Такеши.

Пока Такеши отсутствовал за столом, Сакагучи, главный заводила, подбил друзей на шутку, которую те под влиянием обильных возлияний (я уже говорил, что саке был хорош как никогда) тут же одобрили.

Спустя какое-то время Такеши вернулся на свое место и продолжил истребление салата, не забывая и о черном саке. Через пару минут он наконец обратил внимание, что пятнадцать пар пьяных глаз устремлены в его миску.

– В чем дело?

– Нет, нет, все в порядке, продолжай, – успокоил сидевший напротив Сакагучи.

Такеши пожал плечами, в полной тишине опустошил миску и сложил в нее палочки.

– И как тебе салат, Такеши-сан? – Сакагучи подмигнул остальным.

– Салат превосходен, только морская капуста немного горчит. Главное, что саке удался, – и он потянулся к кружке.

– Это не морская капуста горчит… Просто ты забыл вкус мяса. Пока ты беседовал с сэнсэем, мы тебе покрошили немного.

Когда до Такеши дошел смысл сказанного, он вскочил, схватившись за рукоятку меча, тщетно пытаясь вытащить его из ножен. То ли саке ударил ему в голову, то ли каноны просветления удержали его, но он бессильно рухнул на свое место. Несколько минут он просидел, молча уставившись в свою миску, а затем поднялся и, не сказав ни слова, нетвердой походкой покинул пиршество.

– Кажется, мы немного перебрали, – заявил Сакагучи, икая после каждого произнесенного слова. Теперь трудно судить к чему относилась эта фраза – то ли к шутке, то ли к саке.

Кое-как добравшись до дома, Такеши достал пергамент, перо и склянку чернил. Зажег свечу и при ее мерцающем свете принялся выводить иероглифы, то и дело норовившие залезть один на другого. Каллиграфия никогда не была его сильной стороной, к тому же выпитый саке все больше и больше давал о себе знать.