Программист и бабочка (сборник) - Игорь Курас

Они стояли лицом к лицу на самом нижнем из поворотов лестницы. Она действительно держала в руках коробку пиццы, но не заказной, а замороженной, купленной где-то в супермаркете. Бронштейн хотел тихо пройти мимо, но вдруг услышал:

– Между прочим, она утверждает, что специально приехала сообщить тебе важную новость: сегодня в русской аптеке на Диване она видела «но-шпу» – завезли из России под видом пищевой добавки. Так что ты теперь живешь!

– Да? – Бронштейн остановился и шутливо приосанился. Твидового пиджака на нем не было, но выглаженная белая рубашка с твердым воротником все еще напоминала ответственное прошлое. – Спасибо, друзья! Теперь я начну жить новой жизнью… Вот только выйду сначала на улицу, запишу, на всякий случай, номер маленького зеленого «шевроле».

Игорь Джерри Курас

Бородайский берег

Имя собственное

Когда я родился, мне, как это происходит со всеми, кто рождается, дали имя.

Имя было довольно случайным: никакого особого чувства к имени Игорь у моих родителей не было. Если бы обстоятельства позволили свободный выбор, меня, скорее всего, назвали бы Исааком, но обстоятельства этого никоим образом не позволяли, поэтому я и стал Игорем. Ну и ладненько.

Тридцать пять лет позже, жарким июньским днем, я сдавал экзамен на звание гражданина Соединенных Штатов.

Звездно-полосатое гражданство было уже почти в кармане: я успешно назвал фамилию первого президента и написал короткое предложение под диктовку. Экзаменатор был доволен моими знаниями истории и местного правописания. Оставались небольшие формальности.

– Игорь? – сказал он, глядя в мои бумаги, и задумался.

– Да… – неуверенно ответил я.

– А вам не приходило в голову…сменить имя? Поймите меня правильно – у вас замечательное имя, – но для Америки оно как-то… Только не обижайтесь, но, право, даже не знаю… Неужели вы будете и дальше жить с таким странным именем в нашей чудесной стране?

Признаться, за годы жизни в Америке я уже обратил внимание на то, что всякий раз, когда я подаю свою кредитную карту в магазине, продавщицы неизменно восклицают: «Игорь?! Как здорово! У меня есть ручной скорпион, которого зовут Игорь! Какое милое имя!» Кроме того, мне уже надоело отвечать на стандартный вежливый вопрос: «Игор или Айгор?»… и вообще, почему бы и нет?

– Да, действительно. Теперь, когда вы сказали… Я не знаю… Может быть… Да…

– Вот-вот! И я об этом. Вам просто необходимо сменить имя!

Экзаменатор постучал карандашом о папку с моими бумагами. Призадумался.

– Формально, – начал он медленно, – вы можете сделать это прямо сейчас. На экзамене. – Он помолчал и веско добавил: – Бесплатно.

Будучи без пяти минут гражданином самой великой страны в мире, я уже прекрасно понимал значение слова «бесплатно». Какой же нормальный американец пропустит мимо себя хоть что-то бесплатное! Нет! Здесь меня не проведешь! Это я уже проходил!

– И какое у меня теперь будет имя? – воодушевился я.

Экзаменатор сощурил глаза, внимательно изучил мое лицо и уверенно произнес: «Jerry!»

Счастливый, я вышел в коридор, где меня ждала моя жена.

– Поздравь меня! Я теперь Jerry.

– Ты теперь – что? Дженни?

– Jerry! То есть, Джерри! Я сменил имя!

– Ты сошел с ума! Ты же даже не можешь теперь правильно произнести свое собственное имя! Послушай себя! Сумасшедший!

– Jerry, – как попугай повторил я и понял, что ни один из звуков этого имени не звучит в моем исполнении хоть как-то правдоподобно по-американски. Даже если дать скидку на бостонский акцент.

– Горе мое! Ну, если уж ты менял свое имя, неужели ты не мог выбрать себе что-то такое, что у тебя получалось бы правильно произнести?! Ну, хоть Том или Стив. Или, на худой конец, Роберт.

– А почему Роберт?

– В честь Шумана! – с вызовом съехидничала жена.

Я расстроился.

– Мама, – позвонил я по телефону, – я сменил себе имя. Я теперь Jerry. Тебе нравится?

– А что, тебе так уж не подходило имя, которое тебе дала твоя несчастная мамочка? – вопросом на вопрос заинтересовалась мама.

– Мама, это было бесплатно, – попытался смягчить ситуацию я.

– Бесплатно! А если бы тебя бесплатно обозвали Адольфом, ты бы тоже согласился? – не унималась мама.

– Ты сравнила, мамочка! Адольф и Jerry – это совершенно разные имена!

– Джевви?

– Да нет! Джерри! Дже-рри!

– А, Джерри! Ну, так бы и говорил!

– Ну, я и говорю…

– Джерри, – повторила мама с недоверием, – какое-то собачье имя! Неужели нельзя было назваться человеческим именем? Джордж, например, – как Джордж Клуни. Он такой красивый мужчина… Отец! – услышал я мамин голос, направленный куда-то в обратную от трубки сторону. – Отец! Посмотри, что он сделал! Он сменил себе имя!

– Алло, – снял трубку отец. – Ты сменил себе имя? И как тебя теперь зовут, сынок?

– Jerry.

– Шевви?

– Нет! Джерри! Дже-рри!!!

– А как это будет по-русски?

– По-русски это будет Игорь.

– Ну, так и нормально! Так ведь и было?

Я постучался обратно в кабинет.

– Простите. Я только, что сменил свое имя – и я хочу поменять его обратно.

– Обратно? Но почему?

– Я не могу его… Я не могу его правильно произнести.

– Как это? Ну-ка скажите.

– Jerry.

– Мда… Не очень. Ну что же. Вот вам телефон. Это моя двоюродная сестра. Она логопед и специалист по проблемам речи. Возможно, она сможет вам как-то помочь. Она берет дорого, но успех гарантирует. За пару месяцев ежедневных занятий вы сможете правильно произносить свое имя. Ну, а если все же захотите поменять его на другое – или на свое старое – пожалуйста! Вот телефон моего двоюродного брата. Он известный юрист. Он вам все оформит. Но это уже, конечно, не бесплатно. Бесплатно уже нельзя. Закон не позволяет.

Я вышел из кабинета, бормоча что-то про сыр в мышеловке.

«Ну и черт с ним, – подумал я. – Не так много на свете людей, которые не могут произнести свое собственное имя! В этом даже что-то есть».

Что конкретно в этом есть, думать не хотелось.

Хороший брат Авель

Алехандро был молодым красивым парнем из какой-то неведомой мне гватемальской деревушки. Каждый вечер, около восьми тридцати, он приходил со своим пылесосом на наш этаж и тщательно пылесосил даже самый последний закуток бесконечных кабинетных рядов. Его английский был почти несуществующим, но природная разговорчивость брала свое. Увидев меня, Алехандро всегда выключал свой пылесос и пытался общаться.

– Тебе повезло, что ты русский, Жерри, – говорил он частенько. – Вам, русским, легче. Русский язык – он, как английский. А вот испанский…

Тут он замолкал, грустнел, вздыхал, разводил руками:

– Испанский и английский – это два совершенно разных языка. Понимаешь?

Я грустнел, вздыхал и разводил руками вместе с ним, хотя не очень понимал своего везения. Алехандро рассказал мне про то, как он нелегко, нелегально пробрался в Америку три года назад. С тех пор он каким-то образом легализовался и работал на четырех работах без выходных и отпусков. Алехандро копил деньги на счастливую жизнь. Это все, что он здесь делал.

Счастливая жизнь рисовалась просто. Он должен был заработать много-много денег, вернуться домой богатым человеком, и жениться на девочке, которая ждет его возвращения в неизвестной мне деревне.

– Вот она, моя Мирабелла! – гордился Алехандро, показывая мне фотографию.

На фотографии, вопреки ожиданию, обманчиво построенному на звонком имени, была не черноволосая испанская красавица, а вполне блеклая, совсем еще юная девушка-подросток. Мирабелла стояла в полный рост у видавшего виды мопеда «Suzuki» – вполне американская девочка – в джинсах, кроссовках и белой футболке с блестящей надписью «bebe».

– Это я ее приодел, Жерри, – с гордостью водил пальцем по фото Алехандро. – Она из бедной семьи. Это дорогая одежда. Понимаешь?

– Сколько же ей лет? Она выглядит совсем молодой?

– Ей девятнадцать, – Алехандро делал два взмаха растопыренными ладонями, загибая большой палец правой руки при втором взмахе; улыбался. – Ей было шестнадцать, когда я уехал. Это любовь, Жерри. Понимаешь?

Я понимал. Я кивал головой. Я смотрел на фотографию.

– Она ездит на мопеде?

– Это брата. Я деньги послал – брат купил.

Из его рассказов я понял, что деньги, которые он здесь зарабатывает, – огромное состояние там, в гватемальской деревне.

– Когда я приеду домой, мы с Мирабеллой будем ездить в город, и там я куплю все билеты в кино – и они будут показывать только для нас двоих. Больше никто. Весь сеанс только для меня и моей Мирабеллы. Я был мальчик (Алехандро показывает рукой, каким он был маленьким мальчиком), и у нас с братом никогда не было денег ходить в кино. Мы залезали высоко на дерево (Алехандро показывает рукой высоко над головой) и смотрели про вашу русскую войну (Алехандро стреляет из воображаемого автомата, и кидает воображаемую гранату куда-то в сторону кабинета моего начальника). Теперь мы будем одни: я и Мирабелла. Все кино. Понимаешь?