Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. - Сборник Статей

Центр, созданный в Полтаве, находился в по­стоянной связи со всеми группами, организованными Бороховым. Поддерживалась связь и с группами в Польше, в Крыму, в центральной России. Таким образом подготовлялась почва для всероссийского съезда, более известного под именем «полтавской конференции», состоявшейся в Пурим 1906 года. Там была положена основа объединенной партии Поалей Ци­он в России.

Полтавская конференция 1906 года стала новым этапом в истории Поалей Цион. Был создан партийный аппарат, способ­ный оказывать необходимое противодействие попыткам наших противников. Если до сих пор существует мировое движение Объединенной партии Поалей Цион, — заслуга в том прежде всего полтавской конференции 1906-го года. На ней были фор­мулированы основы поалейционистского мировоззрения и были избраны лидеры центра и руководители периферии. Де­сять дней, в условиях «чрезвычайного положения», повальных обысков, боязни предательства и провокации, шла работа кон­ференции. На ней был избран центральный комитет, которому было поручено не только провести в жизнь принятые решения, но и позаботиться о дальнейшем углублении теории поалейционизма.

Кроме меня в центральный комитет были избраны: Бер Борохов, с первых дней завоевавший признание и авторитет пар­тийного лидера; Александр Хашин (Цви Авербух, он же Витеб­ский[49]). Он был превосходный оратор, тонкий аналитик, остро­умный, но бесхарактерный и к тому же недостаточно образован­ный деятель; блестящий ум помогал ему скрывать недостаток знаний и подготовки; до Полтавской конференции он был уже известен, как поалейционистский агитатор в Литве и Галиции. Впоследствии он участвовал на конференции «Ахдут» в Иеру­салиме. В годы войны он оставил Палестину, жил в Америке, от­куда вернулся в Россию, а после революции, на венском съезде 1920-го года он ушел из партии Поалей-Цион. Сначала он при­мкнул к левым Поалей-Цион, потом ушел или был исключен и оттуда, так как стал в буквальном смысле слова «ликвидатором» и кончил тем, что примкнул к евсекции при компартии в СССР. На 16-м сионистском конгрессе в Базеле он присутствовал в ка­честве корреспондента коммунистических газет «Вархейт» и «Эмес», в которых напечатал ряд ядовитых статей, враждебных сионизму и еврейскому рабочему движению в Палестине.

В центральный комитет вошел также Нисан Лурье, тогда студент-юрист из Киева, блестящий оратор и превосходный по­лемист. После всероссийского партийного съезда он еще прини­мал участие в выработке программы, но затем отошел от партий­ной работы.

В Ц. К. были также избраны: Феликс Меньчиковский, глава крымского района партии, эрудит, редактор поалейционистского органа в Крыму, исследователь экономического положения в России (в настоящее время он проживает в Израиле, работает на опытной станции и общественными делами не занимается). Кивин, ставший известным в качестве превосходного оратора на идиш, хотя и не отличался ни глубиной мысли, ни особым блес­ком. Подкупал слушателей, особенно на юге России, его оратор­ский темперамент. Обладал он и организаторскими способнос­тями, но в формулировании «Нашей платформы» его роль была незначительна. До недавнего времени Кивин возглавлял в Рос­сии левых Поалей-Цион, отстаивая среди них идеи палестинизма. В более поздний период, уже в Вильне, были кооптированы в центральный комитет и редакцию партийного органа Рахиль Янаит (Лишанская) и Яков Зерубавел.

После закрытия конференции полиции стало о ней извест­но. Некоторые деятели конференции были арестованы, среди них и Борохов. Все же членам центрального комитета удалось убраться из Полтавы и съехаться в Константинограде, чтобы приступить к осуществлению главной задачи: к выработке «те­зисов», которые должны быть положены в основу программы партии. Через день-другой после того, как мы съехались в Константиноград, мы убедились в том, что провинциальный горо­док никак не подходит для нашего нелегального совещания. Мы перебрались в Симферополь, подальше от «черты оседлос­ти» и там проработали три недели над составлением «Нашей платформы».

С внешней стороны мы устроились так, чтобы не вызвать по­дозрений со стороны полиции. Целый день мы заседали, в ресто­раны ходили в одиночку. В те дни в Симферополе выступали на­ши противники — «сеймовцы». Только на одно из их собраний явился Борохов, выступил там и — стушевался, чтобы никто не знал о наших заседаниях в городе. Порядок наших работ был в общем таков: Борохов читал доклад, после чего открывалась дис­куссия, и потом принималось решение. Все доклады и речи во время дискуссии протоколировались. Обсуждались преимуще­ственно следующие основные вопросы: национализм и интерна­ционализм; нация и класс; пути национализма в их статике и ди­намике; проблема ассимиляции; социально-экономический ана­лиз пролетарских движений в еврействе; основы персональной автономии евреев, как национального меньшинства и основы ав­тономии в Палестине, когда евреи станут там большинством; и, наконец, — осуществление целей сионизма рабочим классом. Осуществление этих целей мыслится в виде постепенных этапов на пути социальных и национальных завоеваний, которые будут добыты в результате укрепления позиций рабочего класса в диа­споре, а потом в стране нашего национального будущего.

Весь материал обмена мнений, развернувшегося вокруг до­клада Борохова, послужил основой для того здания, которое он, как строитель, воздвиг, дав ему скромное имя «Наша платфор­ма». Это идеологическое здание, построенное преимущественно на основе анализа еврейской действительности в диаспоре, име­ло один существенный пробел: в нем почти не принимались в расчет еврейское строительство в Палестине, достижения и пер­спективы будущего.

Между нами в диаспоре и первыми халуцим (пионерами) в Палестине уже стала к этому времени устанавливаться связь. В Палестину тогда прибыли десятки новых халуцим из Польши, Литвы, юга России. Это были первые ласточки новой иммигра­ционной волны, послужившей как бы практическим ответом на «ликвидаторские» теории территориалистов. Сыграли здесь из­вестную роль призывы Усышкина и воззвания Виткина; много участников самообороны в России, после погромной волны, эмигрировало, особенно с юга России, в Палестину.

Во время полтавской конференции, да уже и до нее, мы со­стояли в оживленной связи с нашими халуцим в Палестине. В партийной литературе на идиш и по-русски мы печатали их письма. Помню наши сношения с халуцим из Ростова, иммигри­ровавшими в Палестину после погромов, и нашу связь с Д. Гри­ном, теперешним Бен-Гурионом.

Но наши партийные позиции в самой Палестине были еще слабы, а наша информация о происходящем в Палестине весьма неудовлетворительна. Все это породило ряд серьезных недоче­тов в нашей программе. Именно нашей общей недостаточной ос­ведомленностью объясняется, например, упрямая оппозиция Борохова кооперативным планам Оппенгеймера. Но исходная предпосылка, что еврейская Палестина будет создана еврейским трудом, и что строительство Палестины может вообще быть осу­ществлено только еврейским рабочим классом, — эта мысль, те­перь уже давно ставшая общепризнанной, впервые была провоз­глашена в «Нашей платформе».

«Наша платформа» была опубликована в несколько при­емов; сначала одна часть платформы была опубликована в трех номерах «Еврейской рабочей хроники» в Полтаве. Продолже­ние платформы появилось во втором номере «Молота» в Сим­ферополе. Оба органа выходили по-русски, и «Наша платфор­ма»