Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. - Сборник Статей

выигравшим в лотерею. Но в этом случае родители часто уже не были в состоянии давать еврейское воспитание сыну-гимназисту. В те годы в Полтаве, как и в других городах черты еврейской оседлости, было среди евреев немало людей, одушевленных идеей возрождения Сиона, немало противников ассимиляции. Но обычно, как только дети поступали в русскую гимназию, — еврейское воспитание неми­нуемо отодвигалось на второй план. Так случилось и с Борей Бороховым.

В Полтаве, губернском городе на Украине, фабрик и заводов не было. Имелся ряд крупных мельниц, было много ремеслен­ников и мелких торговцев. Летние ярмарки, особенно ярмарка на Илью Пророка, в мое время были уже на ущербе. Население жило главным образом сбытом продуктов, поступавших из ок­рестных деревень. Евреи торговали, занимались мелкими ремес­лами, порой встречались среди них чернорабочие. Из-за отсут­ствия фабрик и заводов в Полтаве не было рабочего движения, ни еврейского, ни общего. Но в этом отношении помогло цар­ское правительство, избравшее тихую идиллическую Полтаву местом ссылки революционеров. Таким образом случилось, что в Полтаве очутился ряд видных представителей передовой рус­ской интеллигенции, как, например, доктор Волькенштейн (из «Народной Воли»), или Владимир Галактионович Короленко, дом которого стал естественным центром местной интеллиген­ции; ссылали сюда и политических деятелей новой формации — «искровцев», эс-эров, толстовцев. Помню среди ссыльных Юлия Мартова (внука А. Цедербаума, редактора «Гамелица»), Боруха Столпнера и других.

Полтаве посчастливилось: город неожиданно стал центром крупных интеллектуальных сил, представителей разных рус­ских революционных течений, имевших большое влияние среди молодежи, особенно среди еврейской молодежи и учащихся в гимназии и в реальном училище. Помню ряд докладов и лекций на философские, экономические, политические темы, происхо­дивших частью легально, частью в частных домах, в школах и синагогах, и привлекавших пытливую молодежь. Все это влия­ло, конечно, и на Борю Борохова, в детстве выделявшегося сво­ей даровитостью, и давало серьезный толчок его духовному раз­витию.

Полтава, охваченная атмосферой борьбы за социалистичес­кие и общечеловеческие идеалы, стала также в центре нацио­нального движения среди еврейской молодежи. «Хибат Цион»[45] пустила свои корни в Полтаве уже в 80-х годах прошлого столе­тия. М. Борохов, отец Бори, был одним из самых активных чле­нов того небольшого кружка еврейской интеллигенции, кото­рый заложил основы сионизма в Полтаве. Наряду с практичес­кой работой (среди «билуйцев»[46] Палестины был ряд выходцев из Полтавы) процветала культурная деятельность, наблюдалось стремление к изучению истории еврейского народа, к ознаком­лению с еврейским национальным движением нашей эпохи, к познанию еврейских духовных ценностей, рос интерес к воспи­танию детей в еврейском духе, к школе на иврит, к реформиро­ванным хедерам и т. п.

В этой атмосфере вырос Бер Борохов, который, как я уже указывал, был с юных лет исключительно одарен. С помощью политических ссыльных он с поразительной легкостью овладел теориями социализма, а от семейного окружения унаследовал глубокий интерес к еврейскому национальному движению. Свой собственный путь общественного служения он проложил на перекрестке между «Искрой» и «Бнэй Мошэ» и «Ховэвей Цион».[47] Борохов не был в этом отношении исключением. Таков был путь общественного служения многих его сверстников, как и молодежи предыдущего поколения: одни повернули направо, другие подались налево. И те, и другие были чужды широкого охвата проблем еврейской действительности. Сторонники ас­симиляции вообще игнорировали наличие национальной про­блемы. Подобно страусу перед лицом опасности, они предпочи­тали прятать свои головы в песок, не желая видеть реальности. Национально-настроенная еврейская интеллигенция в свою очередь игнорировала наличие классовых противоречий, ото­двигая этот вопрос на более позднее время, в туманное будущее. Узость духовных горизонтов приводила к тому, что одни игно­рировали национальный, а другие — классовый момент, созна­тельно или по святому неведению. В результате и те, и другие не в состоянии были удовлетворить запросы молодежи, искав­шей ответа на животрепещущие проблемы дня. Не удивитель­но, что в этой обстановке возникло новое, третье, течение, кото­рое более соответствовало условиям тогдашней еврейской дей­ствительности, — течение, которое объединило в одном и наци­ональный и социальный моменты и получило название Поалей-Цион или Сионизм-Социализм. Полтава — один из пунк­тов, откуда вышел Поалей-Цион. Борохов явился одним из творцов и лидеров его.

Гимназические годы Борохова были одновременно годами духовной подготовки к будущей деятельности. С юных лет он с жадностью поглощал разнообразные знания: математику, природоведение, языкознание, всеобщую историю, социоло­гию, экономические науки, этику, логику, философию. До 19-ти лет он не принадлежал к какой-либо партии, но к обществен­ной деятельности тяготел с раннего возраста. Сверстники Борохова по гимназии уже тогда чувствовали, что со временем он станет духовным лидером, вождем. Бывало, в 17-летнем возрасте Бер собирал сверстников и читал им лекции по фи­лософии или истории. Он обладал даром ясного изложения своих мыслей, в которых всегда проявлялась самостоятель­ность, и отсутствием всякой боязни отстаивать то, что он счи­тал единственно верным, хотя бы большинство и придержива­лось противоположной точки зрения. Помню, в Полтаве тогда говорили: если в библиотеке трудно достать книги Канта и Шопенгауэра, значит Бер Борохов со свЬим кружком изучает немецкую философию. Когда из библиотеки надолго исчезали книги по этике, это свидетельствовало о том, что Бер читает в своем кружке лекции по этике. В те годы он приобрел особую популярность своими лекциями об Ибсене, Ницше, Штирнере. Как-то приехал в Полтаву старый профессор, лектор по философии, Лесевич. Восемнадцатилетний Борохов вступил с ним в философский спор, и тот признал серьезность доводов своего молодого оппонента, и публично отозвался о нем с по­хвалой.

Все это имело место в «доисторическую» эпоху, до начала общественной работы Борохова, до того, как он разработал свою философию сионизма и выступил на поприще общест­венно-политической деятельности. В восьмом классе гимна­зии Борохов примкнул к социал-демократам: вскоре их стали называть «искровцами», по имени возникшего с конца 1900 го­да социал-демократического органа «Искра», проникавшего из-за границы в Россию. Вошел он в социал-демократическую партию в Полтаве и продолжал числиться в ней в Екатеринославе. Подробности о деятельности Борохова в партии с.д. мне неизвестны. Знаю только, что он с огромным успехом читал до­клады и среди интеллигенции, и среди рабочих. Это было в 1900—1901 гг. Думаю, что с. д. деятельность его не удовлетво­ряла. Его тянуло углубиться в научную литературу о социа­лизме, пить из первоисточника; может быть, он был неудовле­творен и тем, что во всей социалистической литературе — на­учной и агитационной — отсутствовала разработка волновав­шей его еврейской национальной проблемы. Борохов мужест­венно не скрывал своих сомнений и своей неудовлетвореннос­ти. На партийных верхах на это смотрели косо.

Кишиневский погром весной 1903 года прозвучал для еврей­ской молодежи начала века, как гром с ясного неба. Кишинев стимулировал Бера заняться поглубже национальной пробле­мой и решительно отвернуться от