Репетитор - Георгий Исидорович Полонский

М а р и я - К о р н е л и я. Здесь нельзя ничего играть, он прав. Отпусти меня за границу, а? Отпусти нас в Париж… вместе, вдвоем!

П а п а  Б а р т (подошел к Филиппу вплотную). Ваша идея, сеньор? Не успели бежать с теми, кто испугался нас в марте, кто побрезговал нами… теперь хотите их догнать?

Ф и л и п п. Нет, сеньор генерал, я не собираюсь в Париж. Могу дать слово. Мой врач считает, что каливернийский климат мне полезнее всякого другого.

П а п а  Б а р т. Откуда же у нее эта дичь? Майор, ты понял?

В и ч. Надеюсь…

П а п а  Б а р т. А я не совсем. Слышишь, дочь, он не едет в Париж.

В и ч. Мой генерал, один вопрос, если позволите. Что собирается делать разочарованный маэстро в нашем климате? Еще недавно, я знаю, он клеил конверты. Но тогда театр отказывался от его услуг, а теперь он сам отказывает театру в этих услугах, зная, что мы готовы ценить их. Вот я и спрашиваю: что же взамен? Снова конверты? Но когда человек с именем и талантом кормится работенкой, которая впору дегенератам, то ведь это саботаж, по-моему? Вызов кому-то? Форма сопротивления?

П а п а  Б а р т. Ах, так ты его понимаешь?

М а р и я - К о р н е л и я. Он будет ездить по стране и показывать опыт с мышками. Нет, пардон, — с крысками. Правда, очень интересный опыт. Насчет морали. Вич, прикажите выдать моему сказочнику самых лучших крыс!

П а п а  Б а р т. Совсем пьяная дурочка. Я после полета, меня мутит, мне только крыс не хватало! И морали!

М а р и я - К о р н е л и я. А еще он может выступать со стихами. Его сейчас в поэзию бросило, правда, сеньор Филипп? Он променял на нее свой театр. Почитайте нам стишок, а? Ну пожалуйста. Недлинный только — папа после полета…

П а п а  Б а р т. Друзья мои, читайте, беседуйте, показывайте фокусы с мышами, с крысами — тьфу, гадость! — а я пошел баиньки.

М а р и я - К о р н е л и я. Папа, ну докажи человеку, что ты не лавочник… что тебе не наплевать на поэзию. Ну, сеньор Филипп, начинайте… где ваша тетрадка? Любой стишок, на ваш вкус, быстренько. Что вы так выразительно смотрите на меня? Я сама так смотрела на вас, и не один час… Ну? Все ждут. Только не совсем любые, а вот именно оттуда!

Ф и л и п п. Хорошо… (Извлек тетрадь, полистал.)

П а п а  Б а р т. Я, знаете, прохладно отношусь к рифмованным красотам, хотя и рискую остаться лавочником. Но так и быть, подчиняюсь насилию! Валяйте.

Ф и л и п п. Красот не будет. Рифмы тоже не будет. А что касается насилия, — как говорится, это дано… видите, как сеньорита настаивает…

Почему

Так боятся они правдивого слова?

Казалось бы: у режима такая могучая сила —

Концлагеря и камеры пыток,

Откормленные полицейские,

Запуганные или подкупленные судьи,

Картотеки и проскрипционные списки,

Доверху заполняющие огромные зданья, —

Казалось бы: можно не бояться

Правдивого слова простого человека.

Но их империя напоминает

Постройку ассирийца Тара —

Ту могучую крепость,

Которую, как гласит легенда,

Не могло взять ни одно войско,

Но которая от одного громкого слова,

Произнесенного изнутри,

Рассыпалась в прах.

П а п а  Б а р т (несколько подобравшись). Ну, спасибо. Любопытный там пример с этой крепостью. Значит, никто ее взять не мог, а одно громкое словечко кто-то посмел сказать внутри нее — и… Я такую легенду не знал, она остроумная. Только, по-моему, вы нагрузили на нее слишком практические надежды. Дескать, сейчас ка-а-ак скажу — и сразу большой кусок лепнины с потолка отвалится и прихлопнет нехорошего Папу Барта. Ну, я еще подожду, хотите? Может, все-таки так и будет? Тихо… внимание… Дочка, на всякий случай все завещаю тебе. Майор, отойди, а то и тебя зацепит. Прощайте все. (После паузы. Сидит зажмурившись, затем открывает один глаз.) Нет? Не отваливается? И даже трещинки не видать? Да… не по тому, значит, проекту построен дворец… не по ассирийскому…

М а р и я - К о р н е л и я. Сеньор Филипп, папа шутит, а вы даже не улыбнетесь?! Фу, какой… Пап, кончай, ему не нравится. А у меня уже нет своего мнения… мне надоело все… (Ее, кажется, сморило совсем.)

П а п а  Б а р т. Так ступай спать! Ты не украшаешь сейчас компанию. (Филиппу.) Так чье же это сочинение было? Ваше?

Ф и л и п п. Брехта. Бертольта Брехта. Автор серьезный, но…

П а п а  Б а р т. Эмигрант?

Ф и л и п п. Он? Да. Я бы только уточнил…

П а п а  Б а р т. Марксист? Коммунист?

Ф и л и п п. Да. Знаете, сам-то я поклонник Катулла, Вийона, Рембо…

П а п а  Б а р т. Фамилии потом назовете майору. Есть анекдот: индеец приходит к вождю племени. И начинает жаловаться, что у них, дескать, вырождение по всем статьям. «И я понял, говорит, о великий вождь, что всему виной наши некрасивые имена. Да, неблагозвучные имена у племени, надо бы какую-нибудь реформу…» А вождь отвечает: «Почему же? Вот я зовусь — Орлиный Глаз, у моей любимой жены прозвище Стройный Кипарис, моего лучшего воина зовут Разящее Копье… и так далее… Так что ты не прав, Тухлый Банан!»

Вич и оба легионера смеются.

А вы принципиально не смеетесь? Или не совсем дошло?

Ф и л и п п. Меня смутила одна мысль: индеец начал с «вырождения по всем статьям», а вождь как-то уклонился от этого вопроса… отшутился, да?

П а п а  Б а р т (Вичу). Ты понял? Нет? А я понял! Тот вопрос, сеньор сказочник, не имеет отношения к анекдоту! Анекдот был про Тухлый Банан! То есть про коммунистов! Это они твердят о вырождении, и правильно: при моем режиме они будут вырождаться, мы им будем помогать в этом! Мне народ Каливернии не простит, если хоть немного оставим на развод! Мне история не простит! Поэтому — только под корень! Да… Мутит. Продолжает мутить. (Пьет лимонад.) Ох, сеньор, бьюсь об заклад, что и вас уже мутит от собственной храбрости! Ради кого? Этот самый Брехт ушел от наших строгостей, а бы тут…

Ф и л и п п. Виноват, вы не поняли меня… Он немец. Он никогда не бывал в Каливернии. А эмигрировал из своей Германии, когда нацисты внесли его в «черный» список. Вы, сеньор генерал, отражаете удары, предназначенные им… Право, не стоило бы…

П а п а  Б а р т. Так-так-так. Темный, некультурный Папа Барт: только и знает что анекдоты — ай, стыдно! А вы, значит, берете прокламацию полувековой давности и швыряете нам в лицо?.. Ведь это не стихи, это чистой воды прокламация. В нашем «черном» списке есть такой сеньор? Или, точнее, такой геноссе? Посмотрите-ка, ребята… не прошляпили мы его?

Ф и л и п п. Но разве я читал по своей охоте? Впрочем, это детский лепет… Мужчина — величина переменная…

Капрал и другой легионер одновременно достают из нагрудных карманов узкие желтые книжицы с черной диагональю через всю обложку. Изучают перечень,