Репетитор - Георгий Исидорович Полонский

волнует вас. Я все понимаю. Спектакль с вашим участием будут финансировать щедро. Десятки тысяч дадут на одну лишь рекламу! Название пьесы будет светящимися буквами написано прямо на небесах!.. И успех просто гарантируется! Во всяком случае — у первых шести рядов. Но, несмотря на это, сеньорита… Или вернее, именно поэтому… Словом, я не должен этого делать. Я, наверное, не смогу.

М а р и я - К о р н е л и я. Но вы же сказали мне «да»! Мужчина вы или кто?

Ф и л и п п. Видимо, «мужчина» — это величина переменная. По-моему, она очень убывала, когда я говорил «да». Право, сеньорита, нельзя мне ввязываться в эту постановку. Я вообще дилетант в этом деле, я должен писать, а не ставить! Я даже подумывал уже о том, чтобы просить единственного толкового режиссера в нашем театре, Михаэля Прадо…

М а р и я - К о р н е л и я. Ну так что? Мне хотелось с вами, конечно… Но вы же будете рядом? Советовать хотя бы будете. Так давайте, на худой конец, поручайте этому Михаэлю… я согласна.

Ф и л и п п. Боюсь позвонить ему. (После паузы.) Вчера в овощной лавке я видел его жену. Не говорил с ней, нет. Она смотрела куда-то сквозь меня… может, и не заметила.

М а р и я - К о р н е л и я. И поэтому вы позвонить боитесь? Ни черта не понимаю!

Ф и л и п п. Глаза у нее такие же, как у моей Лины. И как у Рикардо, который вас рисовал. Теперь понимаете? Нет? Этот взгляд — симптом почти безошибочный… как зоб при больной щитовидке. Так смотрят те, у кого отпилили кусок сердца. Я боюсь звонить Михаэлю Прадо.

М а р и я - К о р н е л и я. Паршивое идиотство какое-то! Все вокруг вас — сплошь страдальцы почему-то…

Ф и л и п п. А вокруг вас? Ваша подруга, ваша повариха, ваш художник, ваша служанка…

М а р и я - К о р н е л и я. Майор Вич запретил вам говорить со мной о политике. И вообще у вас другая специальность! Что со спектаклем будет?

Филипп снова достает крамольную тетрадь.

Ну куда вы смотрите опять? Сеньор Филиппчик, миленький? Там не написано про это!

Ф и л и п п. Да, тут про дела совсем не театральные… Знаете, мне рассказал один ученый, как открыли нравственность, извините, у крыс. Да-да, простенький опыт, поразивший психологов, физиологов… Одну крысу запускают в кормушку, где приготовлены самые лакомые соблазны, а другую при входе в эту же кормушку пронзают электротоком. И что же? Крыса номер один не может услаждаться гостинцами, когда вопит от боли крыса номер два. Аппетита нет! Десятки их подруг побывали в первой роли, и больше половины из них не выдерживали — бросали еду, искали выхода из кормушки! Более половины. То есть совестливых крыс больше, чем аморальных, слышите? В какую же из этих категорий — меня?

М а р и я - К о р н е л и я. Вас — не знаю, а я не крыса, я — это самое… скорпион! И у меня голова болит. Мамочка, моя бедная покойная мамочка! Заступись, этот человек замучил меня!

Ф и л и п п. Неправда, я разбираюсь с самим собой. Если вы скорпион, то я знаете кто? Страус! Вот интересно было бы такой опыт поставить на страусах! Я зарывал голову в песок и думал, что освобождаюсь от внешнего мира, воспаряю над ним. Над чечевицей в тарелке, над ржавой водой, над онемевшим телефоном, над горем сестры. Среди моих знакомых было несколько крайне левых, и, когда они исчезали один за другим, я втягивал голову в плечи и думал: что делать, они сами выбрали свою судьбу! О какие мы хитроумные, изощренно талантливые адвокаты самих себя, как могуч наш инстинкт самосохранения — поучиться бы крысам! Я готов был видеть нечто положительное в отключенном телефоне: внешний мир отодвинулся, не пристает — даже удобнее стало сочинять сказки! Но страусы не только прячут голову в песок, они еще и жрут что попало, знаете? Тряпки, отбросы… Вот и я был неприхотлив. Амулет «кобры»? Что же, печально, но вам виднее, я не спорю… Амулет «собаки»? Куда как славно, большое спасибо, теперь мы живем! А сейчас еще дочка диктатора удостоила нас вниманием, запускает в наилучшую кормушку…

М а р и я - К о р н е л и я. Все! Больше нет моего терпения. Я прогоняю вас! Вон!

Ф и л и п п. Да… пойду. Я имею в виду не вас как таковую, а ваш статус, вашу социальную роль… (Идет к двери.)

М а р и я - К о р н е л и я. Эй-эй, а тетрадочку куда? Ишь ты… Она не ваша, положите! И вообще, нужен пропуск на выход. Где-то бланки тут были. (Слоняется, ищет.) «Дочка диктатора»… И для этого я столько часов душу перед ним выворачивала! Куда же они делись, эти чертовы бланки? «Ваш статус… ваша социальная роль…» Вот я же хотела другую роль, посимпатичнее — так вы же не даете, я недостойна! Подумали вы, с чем я остаюсь? Один на один со своим кошмарным портретом! Где он, кстати? Где мой портрет?

Ф и л и п п. Со мной.

М а р и я - К о р н е л и я. А ну дайте-ка сюда! Не писатель, не сказочник, а какой-то аферист!

Ф и л и п п. Я хотел его уничтожить.

М а р и я - К о р н е л и я. А я, может быть, на него любоваться желаю! Ну что, что у вас такой взгляд умоляющий? Смотрите, найдут его здесь? Черта с два! (Отвинчивает голову у большого игрушечного жирафа; свернутый холст погружает в его длинное полое горло, а затем водворяет голову на место.) Вот так… Что еще вы хотели унести?

Ф и л и п п. Больше ничего. Уверяю вас, ни одной серебряной ложечки…

М а р и я - К о р н е л и я. Кто вас знает — а вдруг по рассеянности? У вас же память так себе… Например, записочку, которую вы получили тогда, в конце вашего выступления у нас в лицее, — вы ее начисто забыли, а? «Я люблю вас, Филипп Ривьер!» Не было второй такой дуры, как я…

Ф и л и п п. Я шельмовал не вас. А если воспоминание о том вашем… порыве еще теплится — позвольте мне унести эту тетрадку и холст Рикардо Делано. Сделайте так, чтобы меня не обыскали при выходе. Клянусь вам, спасти кого-то — это лучшая роль в наши дни! Я вот, например, никого еще не спас — вы будете богаче.

М а р и я - К о р н е л и я. Ага, понятно. Вы, как Христос, пройдете по морю, как по суху. И вы, и ваши поэты, и Делано, ваш гений психованный… А я? Мне скучно здесь, скучно, скучно… на это вам наплевать? Мне и раньше было невесело, а теперь совсем невмоготу будет… посреди всех этих рож… майоров, полковников, капралов, шпиков из Легиона надежности — их тут сотни, и никого, кроме них! Вот еще два маразматика только — бабка и дед. Не жалко вам — оставлять меня тут одну? Я же разобью себе лоб об стенку… А что еще остается после ваших речей? Или вот… буду пить. Спорим, смогу три фужера подряд? Полных! Ррраз! (Пьет.)

Ф и л и п п. Вам станет нехорошо.

М а р и я - К о р н е л и я. Вам-то что? Были бы вы мой автор и мой режиссер — тогда я еще понимаю… (Наполняет второй фужер.)

Ф и л и п п.