Милый Каин - Игнасио Гарсиа-Валиньо

Кораль больше не шевелилась. В эти минуты она была похожа на дикое животное, недавно пойманное и посаженное в клетку. Женщина словно понимала, что деваться ей уже некуда, но при этом все еще не могла примириться с потерей того, что составляло ее жизнь еще совсем недавно. Она осмысливала осторожные формулировки Хулио. Постепенно они начинали приобретать для нее все более четкий и прозрачный смысл.

«Наконец все встало на свои места. К сожалению, правда оказалась очень горькой. Что ж, в конце концов, я могла бы что-то предположить, о чем-то догадаться».

Кораль упрекала себя в том, что не выяснила все сама, причем давно, когда этот кошмар только начинался. В этом она видела свою вину, потому что считала себя ответственной за все, что происходило в ее семье.

По щеке женщины медленно скатилась слеза. Она поняла, что больше не может оставаться здесь, в этом водовороте дурных вестей и кошмарных впечатлений, готова была уйти куда глаза глядят.

«Впрочем, нет, — мелькнуло в голове у Кораль. — Сначала я должна увидеться с Дианой, поговорить с ней, а заодно и с Николасом. Кроме того, мне нужно будет о многом подумать. От меня требуется срочно принять решение, пожалуй самое важное за всю мою жизнь».

Диана наконец забралась в кровать. Почему-то сегодня ее укладывала мама, к тому же раньше, чем обычно. На самом деле Кораль хотела, чтобы девочка уже уснула к тому времени, когда Карлос вернется домой. Даже в слабом свете ночника было видно, как изменилось за последние часы ее лицо. Материнские руки дрожали, поправляя сбившуюся простыню на детской кроватке.

— Мама, а можно попозже?

— Нет. Завтра придется рано вставать. Не забывай, нам с утра еще в детский сад ехать.

— Но ведь папа укладывает меня в десять. Он должен скоро прийти.

— Нет, дочурка, ты ляжешь спать пораньше. Сегодня особенный день, не такой, как все другие.

Кораль открыла ящик комода и стала собирать дочери одежду на следующий день. Почему-то в стопке нижнего белья она не нашла красные трусики, недавно купленные для Дианы. Кораль покопалась в других ящиках. Мать предположила, что Арасели могла в спешке перепутать, когда раскладывала поглаженное постельное и нательное белье по разным стопкам. Вдруг она с ужасом вспомнила, что это происходило уже не в первый раз. Время от времени маленькие детские трусики куда-то пропадали. Эта догадка словно оглушила ее. Кораль замерла на месте и даже оперлась о комод, чтобы не упасть на пол.

Из оцепенения ее вывел голос дочери:

— Мамочка, что с тобой?

Кораль резким движением задвинула ящик и постаралась сделать вид, что с нею все в порядке.

— Ничего, доченька, все хорошо.

— А папа когда придет?

— Скоро. Ты ложись и засыпай, а когда проснешься, он уже будет здесь.

Она наклонилась над кроваткой, поцеловала Диану в щеку и вышла из комнаты. Догадки, мучившие ее, требовали подтверждения или же опровержения, причем убедительного.

Женщина решительным шагом направилась в кабинет Карлоса, намереваясь обыскать его от пола до потолка. При этом ее тошнило от отвращения. Кораль стала один за другим открывать ящики, дверцы стеллажей, боксы для папок с бумагами. Она обыскала весь кабинет в поисках тайников, переворачивала вещи, переставляла их с места на место, но детского белья нигде не было видно.

«Нет, так легко я не сдамся», — подумала Кораль и сама ужаснулась тому, что все это происходило с ней на самом деле.

Она испытывала даже что-то вроде азарта, стремясь найти то, чего лучше было бы не искать. Ее взгляд еще раз пробежал по всем шкафам и стеллажам и вдруг остановился на антресоли высокого модульного шкафа для книг и бумаг. Кораль придвинула к нему банкетку и открыла верхнюю дверцу. За ней, в самой глубине ящика, виднелась старая обувная коробка. Мать сняла с нее картонную крышку и с ужасом обнаружила то, что искала, — несколько пар детских трусиков. Кораль в страхе поняла, что некоторые из них пропали и уже больше года назад. Ей снова стало плохо, у нее закружилась голова. Она с ужасом представила себе, какую страшную психологическую травму получила Диана, сама того не осознавая. Эта мысль переполнила чашу материнского терпения, и она тихо заплакала.

Кораль долго сидела на банкетке с обувной коробкой на коленях и детскими трусиками в руках. Встать и что-то сделать было выше ее сил. При этом больше всего на свете ей хотелось вскочить, забрать с собой детей, убежать из этого дома и спрятаться с ними в каком-нибудь укромном месте, где муж никогда не сможет разыскать их.

Примерно через полчаса домой вернулся Карлос. После работы ему пришлось заехать к врачу, известному нейрохирургу из больницы, имя которой дал Рамон-и-Кахаль.[20] Результаты обследования не оставляли сомнений. Диск между позвонками С3 и С4 был смещен, вследствие этого давил на спинномозговой канал, что, в свою очередь, отдавалось болью в плече и по всей руке.

Со временем это смешение могло вызвать еще более серьезные осложнения в силу того, что ненормальное положение позвонков воздействовало на целый пучок крупных нервов, проходивших через эту зону. Врач почти в категорической форме настаивал на операции. Консультация затянулась дольше предполагаемого.

Нейрохирург подробнейше обрисовал Карлосу невеселые перспективы, связанные с его здоровьем, если тот не согласится на оперативное вмешательство с целью ликвидации последствий перенесенной травмы. При этом, судя по предположениям медика, операция должна была полностью избавить пациента от болевых синдромов.

Из врачебного кабинета Карлос вышел с назначением на операцию в руках. При этом он дрожал с ног до головы. Ему становилось плохо от одной мысли о том, что его загривок будут сверлить дрелью. В этом подавленном состоянии он вернулся домой, открыл дверь и с порога наткнулся на то, что просто добило его. Ему показалось, что операция уже началась, причем проводить ее решили без наркоза.

Этот удар нанес ему не кто-нибудь, а собственный сын.

— Эй, ты что делаешь? — воскликнул Карлос, поставил портфель на пол и с суровым видом шагнул в сторону Николаса.

Кораль по-прежнему сидела в кабинете с детским бельем в руках, тихонько плакала и вдруг услышала внизу, в гостиной, крик Нико. Он вывел ее из состояния унылой прострации. Так кричать сын мог только от сильной боли.

Мать стремительно сбежала вниз по лестнице. Вскоре Диана проснулась от крика и топота и выглянула из своей комнаты.

В гостиной Кораль Арсе увидела сына, лежащего на полу. Из разбитого носа Нико текла кровь. Карлос стоял перед ним и потирал ладонью кисть руки, которой был нанесен этот сильный мужской удар. Николас смотрел на отца снизу вверх.

Кораль подбежала к сыну, помогла ему встать на ноги, после этого резко обернулась к мужу и гневно спросила:

— Ты его ударил?

Карлос молча кивнул. Было похоже, что он уже жалел о том, что сделал. Муж хотел объяснить жене, почему так поступил, но она была в ярости, а потому не дала ему и рта раскрыть.

— Ты чудовище! Не хочу больше тебя видеть!

Мать отодвинула сына от отца так, словно само физическое соседство с Карлосом могло стать для ребенка причиной всяческих болезней и напастей.

В этот момент по лестнице спустилась Диана, босиком, в одной ночной рубашке.

Бледная, явно напуганная девочка тихонько спросила:

— Что случилось?

Кораль Арсе стоило огромных трудов хотя бы частично скрыть от малышки эмоции, обуревавшие ее в тот момент.

— Ничего, дочурка, просто мы уезжаем. Сегодня переночуем у бабушки с дедушкой.

Диана увидела отца, сидящего на стуле, закрыв лицо руками, и сразу погрустнела.

— Папа?.. — обратилась она к Карлосу, но не получила ответа.

Было похоже, что он действительно страшно переживал из-за того, что натворил.

Кораль быстро собрала самые нужные вещи. Ярость и отчаяние на какой-то момент вернули ей способность к действиям, внешне осмысленным и логичным. Впрочем, одежду она складывала в сумки и чемоданы как-то чересчур уж быстро, не слишком разбирала, что берет и зачем, многие вещи просто скомкала и даже не попыталась расправить их. Ее и детские комнаты остались после сборов в полном беспорядке.

Черный «фольксваген поло» взревел, вырулил из гаража и остановился перед калиткой, где Кораль уже ждали дети. Пока створка отъезжала в сторону, Кораль усадила сына и дочь в машину и села за руль. Как только ворота открылись достаточно широко, мать выехала на улицу. Она уже молча решила, что к родителям не поедет, а спрячется сама и укроет детей в другом месте, там, где Карлос не сможет их найти.

Он стоял в дверях и обреченно наблюдал, как уезжала от него жена, забравшая с собой детей. Он понимал, что сейчас не сможет помешать ей сделать это. Боль в основании черепа становилась все сильнее. У Карлоса потемнело в глазах. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.