Милый Каин - Игнасио Гарсиа-Валиньо

В общем, в этом помещении ничего интересного для Хулио, судя по всему, не было. Все эти бумаги, с его точки зрения, совершенно бесполезные, не добавляли ни одной новой черты образу Карлоса, сложившемуся в его сознании. Об этом человеке ничего не сказали ни фотография Кораль, стоявшая на письменном столе, ни полка с записями классической музыки, ни маленькая фигурка ведьмы с головой в виде хеллоуинской тыквы, закрепленная на мониторе компьютера.

Хулио не нашел ничего интересного в кабинете главы семьи и решил заглянуть в комнату Нико, втайне рассчитывая обнаружить там что-то вроде дневника. Это дало бы ему возможность проникнуть во внутренний мир Николаса, даже, образно выражаясь, украсть у него какую-то часть личных мыслей и переживаний. Точь-в-точь так сделал мальчишка, прочитав его рабочий дневник. После этого поступка своего подопечного Хулио чувствовал себя вправе использовать в работе подобные, не совсем корректные приемы.

На письменном столе Николаса, как, впрочем, и во всей комнате, был полный порядок. Хулио осторожно открыл папку, лежавшую на видном месте. В ней оказались какие-то школьные записи и несколько рисунков — машины, космические корабли… Рисовал Нико действительно хорошо. Хулио было приятно думать, что этот дар мальчик унаследовал от матери.

Психолог покопался в ящиках стола и нашел еще один альбом, меньший по формату, изрисованный почти полностью, вплоть до последних страниц. Эти рисунки разительно отличались от тех, что лежали в папке, которую Нико носил в школу. Мрачные картинки в альбоме были выполнены в основном углем, почти без добавления других цветов и красок. Одна из них не на шутку удивила и даже напугала Хулио. На ней был изображен человек на виселице. При этом сама картинка находилась в центре небольшого белого круга, а остальная часть листа была плотно закрашена черным.

На другом рисунке, заинтересовавшем Хулио, был изображен мужчина в костюме и галстуке. Он чем-то неуловимо напомнил Омедасу Карлоса. Мужчина сидел на краю кровати, в которой лежала маленькая девочка. В ней Хулио безошибочно узнал Диану. Этот рисунок походил на предыдущий тем, что тоже был помещен в белый круг на черном фоне. В фигуре мужчины угадывалось что-то неприятное и зловещее. Чего стоили только его руки, засунутые под одеяло и тянущиеся к девочке. Больше всего это изображение напоминало наскоро сделанную зарисовку кошмарного сна.

Эта находка просто потрясла Хулио. Некоторое время он внимательно рассматривал оба рисунка, сравнивал и сопоставлял их. Белый круг в черном обрамлении придавал обоим изображениям вид картинки, подсмотренной через какое-то узкое отверстие, например замочную скважину. Такое сходство, естественно, не могло быть случайным. На всякий пожарный Омедас даже свернул лист бумаги в трубочку и посмотрел через нее на рисунки.

«Так и есть! Кажется, что я сам подсматриваю за нарисованными персонажами через какой-то глазок или маленький иллюминатор. Неужели это просто каприз малолетнего художника? Или в таком изобразительном решении кроется нечто большее?.. Неужели эти картинки изображают то, что было увидено или могло быть подсмотрено именно в таком странном ракурсе?

Напрашивается предположение, что содержание рисунков не является порождением болезненной фантазии мальчика. Скорее всего, он действительно видел нечто подобное через какое-то узкое отверстие. Знать бы еще, где именно Нико мог это видеть. Где, черт возьми, может находиться эта дырка?»

Размышляя над этими вопросами, Хулио попытался сопоставить картинку, изображавшую неприятного мужчину, с реальной планировкой дома.

«Если предположить, что Нико зарисовал то, что происходило в комнате Дианы, то нужно выяснить, откуда он мог видеть происходящее именно в этом ракурсе. Комнаты детей размещаются одна рядом с другой. В двери комнаты Дианы нет ни замка, ни каких бы то ни было других запоров. Кроме того, со стороны двери Нико увидел бы комнату под другим углом. Кровать была бы повернута к нему изголовьем, Карлос сидел бы на ней к нему в профиль. Нет, если бы Нико решил нарисовать то, что он увидел в комнате Дианы с порога, то у него получился бы совсем другой рисунок».

Хулио снова присмотрелся к альбомной странице. Судя по расположению кровати, складывалось странное впечатление. Эту неприятную картину Нико будто бы увидел прямо из своей комнаты, более того, примерно с того места, где располагалась его собственная кровать.

«Бред какой-то, — подумал Омедас. — Какая же замочная скважина может быть в стене?»

Тем не менее он все-таки решил подойти поближе к кровати Николаса и осмотреть стену за ней. Поначалу психолог не обнаружил ничего необычного. Лишь при внимательном рассмотрении он увидел, что плакат с Дани Педросой, занимавший немалую часть стены, был приколот к обоям лишь тремя кнопками. Угол, остававшийся свободным, судя по всему, не раз и не два загибали и разгибали, отчего на нем образовалась достаточно отчетливая складка.

Сердце Хулио бешено колотилось в груди.

«Неужели там, за этим уголком плаката, и кроется разгадка страшной тайны этой семьи?»

Он протянул руку к плакату точно так же, как, бывало, тянулся к шахматной фигуре, чтобы сделать ход, самый важный во всей партии, причем тот, который был подсказан ему не трезвым расчетом, а интуицией, к сожалению так редко выручавшей его за шахматной доской.

«Ну вот, так и есть!»

В стене была проделана дырочка диаметром с вишневую косточку. Судя по неровным краям, она была просверлена каким-то грубым инструментом, чем-то вроде ручной дрели. Перегородка между соседними комнатами оказалась тонкой, и Нико не составило особого труда все это устроить.

Хулио наклонился и посмотрел в дырочку. Прямо перед ним оказалась кровать Дианы, именно в том ракурсе, в котором она была изображена на рисунке. Последние сомнения рассеялись. Омедас осознал происшедшее и почувствовал, что у него волосы становятся дыбом. Он не хотел верить в то, что твердил ему разум, но и опровергнуть собственные умозаключения ничем не мог. Перед ним была та самая кровать, в том же самом ракурсе, с тем же темным контуром вокруг узкого отверстия.

К счастью, сейчас комната оказалась пустой. Дианы на кровати не было.

Глава четырнадцатая

Смена фокуса

26 мая

Оказывается, он нападает на отца, пытаясь защитить сестру! Похоже, в его садизме есть своя этика. Им движет инстинкт самосохранения.

Ситуация начинает обретать смысл. Как только с проблемы снимаются наслоения лжи, она становится понятнее и можно приступать к целенаправленному поиску ее решения.

Вплоть до сего дня я практически не продвигался в своем исследовании, бился о проблему, как мотылек о лампочку. Теперь мне хотя бы понятно, что движет его поступками, почему он так ведет себя. Этих причин две. Во-первых, страх, а во-вторых — ненависть. Именно сочетание этих факторов заставляет людей действовать подобным образом — беспорядочно и на первый взгляд бессмысленно, словно вслепую.

Теперь главное — не ошибиться. Каждый неверный шаг может обойтись чересчур дорого. Нужно быть очень внимательным и осторожным. Соберу побольше фактов, а там видно будет.

Для начала психолог провел эксперимент над Инес. Он без предупреждения оставил на ее рабочем столе оба рисунка. Она пришла в кабинет на улице Пуэнтес, как всегда, минута в минуту, приветливо поздоровалась со всеми, повесила сумку на вешалку, открыла окно и включила автоответчик. Женщина прослушала накопившиеся сообщения, посмотрела на стол, и вдруг ее взгляд упал на мрачные, выполненные углем рисунки Нико. Она непроизвольно схватила их в руки и стала внимательно рассматривать.

Хулио наблюдал за ней через стеклянную дверь и, естественно, сразу же заметил озабоченное, встревоженное выражение, появившееся на лице Инес. Он вошел в ее кабинет, поздоровался и сказал, что автор этих рисунков — мальчик тринадцати лет. Раньше он никогда не рассказывал Инес о Николасе и сейчас сразу же спросил, что она думает по поводу этих странных изображений.

— Я бы сказала, что у этого мальчика серьезные проблемы в сознании, — не задумываясь ответила она. — У него либо болезненное, воспаленное воображение, либо… либо он видит то, чего не должен видеть.

— Какое чувство они у тебя вызывают?

— Ужас и отвращение.

— Вот и у меня также. Похоже, что этот мужчина — его отец, а девочка — сестра.

— Ну да, я почему-то сразу предположила что-то в этом роде. Похоже на очередной случай скрытого сексуального насилия в семье.

Омедас специально не произносил этих слов, дожидался, когда они прозвучат из уст Инес. Ему хотелось получить максимально объективное подтверждение своих подозрений.

— То есть ты хочешь сказать, что посмотрела на рисунки и сразу же подумала о том, что в семье творятся, прямо скажем, неприятные вещи? — на всякий случай уточнил он.