Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев

сокрушен и повержен масштабом разбегавшихся по тонкому пергаменту цифр, выведенных аккуратным почерком Великого логофета. Глядя на их стройные столбики, он просто физически чувствовал, как на этой растущей громадине, что обгоняла все его самые смелые мечты, он возносится ввысь. Вырытая войной яма не просто закрывалась. Она превращалась в солидный холмик. А он, в свою очередь, вскоре обещал превратиться в гору.

– Конечно, ведь в наши руки попала целая страна. Впрочем, у меня есть пара идей, как немного увеличить и эти прибыли,– Великий логофет склонился над свитком и принялся водить пальцем по разным столбцам и главкам. Когда речь заходила о воплощённых в цифрах монетах, он всегда делался особенно увлеченным. Вот и сейчас он даже говорил с легким придыханием.– Возьмем, к примеру, храмовые реликвии. Для нас это в лучшем случае куски золота или серебра, на которые без переплавки могут позариться лишь немногие искушенные коллекционеры дикарского искусства из числа совсем приевшихся ларгесов, но вот для варваров-харвенов они бесценны. Ведь это не что иное, как символы и реликвии их богов. И если мы устроим, ну, скажем, аукционы по выкупу таких трофеев, то вполне сможем утроить, а то и учетверить их текущую стоимость. Примерно также обстоят дела и с захваченными в плен дочерями местных знатных родов. Более того, я убежден, что варвары воспримут все это как жест доброй воли с нашей стороны. Как милость и человечность своих победителей, а в обескровленной и сломленной стране, такие вещи действуют более чем успокаивающе.

– А не сочтут ли они это проявлением нашей слабости? – встрепенулся Шето, вырванный из блаженной неги столбиков цифр обострившимся чутьем государственника.

– О, милейший Шето, совсем напротив. Мы и так уже убили или заставили бежать всех тех, кто мог или хотел сражаться. Остался лишь кроткий и более чем смиренный люд. И именно ему мы таким жестом дадим надежду. Мы дадим ему веру, что они смогут хоть частично, хоть немного, но вернуть свою привычную жизнь, ужившись и стерпевшись с нашими порядками. И этой верой мы сможем сковать их даже надежнее, чем железными цепями, ведь они сами станут своими надсмотрщиками. Скажу даже больше, когда мы создадим колонии и построим крепости, то оставшиеся невостребованными земли, особенно всякие озера и рощи, вполне можно будет и отдать на выкуп местным племенам. Наиболее услужливым и лояльным, разумеется.– Джаромо хищно заулыбался, казалось, что он готов прямо сейчас живьем переживать то, что осталось от харвенов.– Мы будем по чуть-чуть кормить дикарей мечтой о возрождении их страны и былых вольных устоев. Мечтой, что однажды, они станут достаточно покорны и услужливы, достаточно преданы и верны, чтобы мы позволили им стать малым царством и немного поиграться в самоуправление. И пока они будут ползти к этой мечте, мы будем выжимать их досуха. Будем стричь и доить их, как послушную скотину. Пока не выстрижем и не выдоим до конца.

Запряжённая белыми волами повозка остановилась между исполинами Пантеона, Синклита и Яшмового дворца. Сегодня площадь Белого мрамора выглядела совсем не так как обычно, превратившись в помесь театра и арены для состязаний.

По ее краям были возведены деревянные трибуны, украшенные ярко-красными тканями и знаменами всех принимавших участие в победоносном походе тагм. Даже статую Великолепного Эдо и ту начистили и украсили ее постамент. И пусть рабочие еще продолжали копошиться, то тут, то там раскладывая маленькие подушечки и высушенные лепестки, трибуны уже были готовы вместить весь высший свет Тайлара.

Хотя шествие должно было начаться только через четыре часа, часть мест была занята. Присмотревшись к сжавшимся фигуркам, Первый старейшина без труда опознал в них сановников средней руки и отставных командиров, о которых обычно и вспоминали только на таких торжествах. Шето даже стало немного жалко этих людей – они явно пришли в такую рань в надежде занять места получше. Но когда тут появятся люди в мантиях, вышитых золотом и жемчугом, их просто сгонят с облюбованных мест. И сгонят самым бесцеремонным образом. Ведь всё это великолепие возводилось главным образом для старейшин, их наследников и близких.

Стоило Шето и Джаромо появится на площади, как к ним заспешил старший приказчик. Низенький плотненький, с торчавшей во все стороны бородой-метелкой, он показывал невиданную прыть для человека своей комплекции: лихо спрыгнув с трибуны он бегом преодолел отделявшее их расстояние, несколько раз ловко обогнув попадавшиеся на его пути ящики, повозки и рабочих.

– Господин Первый старейшина, господин Великий логофет. Какая честь, какой почет! Признаюсь, совершенно не ждал вас увидеть в столь ранний час, но как вы можете увидеть – у нас уже почти все готово. Даже первые зрители уже рассаживаются! – приказчик неопределенно махнул рукой в сторону трибун.– Вы не смотрите, что работы еще идут – тут делов на полчаса, самое большее. Так, подушечки разложить, пару знамен поднять, ленты подтянуть. Ручаюсь здоровьем своих сыновей, что до оговоренного начала торжеств всё будет готово.

Он слащаво заулыбался, обнажив нестройный ряд пожелтевших зубов, но краснеющие с каждой минутой полные щеки и выступившая на лбу испарина, мешали увлечься его оптимистичным настроем. И Шето отлично знал почему: трибуны должны были быть готовы ещё вчера.

А еще украшения сильно контрастировали с выделенной на них суммой. Шето был готов поклясться, что поручи он провести небольшую проверку, то очень скоро выясниться, что немалая доля закупленных тканей мистическим образом преобразилась в монеты в карманах приказчика. Можно было обойтись даже и без проверок. Достаточно было просто гаркнуть, многозначительно приподняв брови, чтобы этот маленький человек рухнул на колени, каясь и сознаваясь во всех очевидных нарушениях, в надежде, что этим прикроет нарушения не столь очевидные и, вероятно, куда более значительные.

Да, он мог бы так поступить. Мог растоптать и уничтожить этого человечка. Эту жалкую мелюзгу.

Но склока из-за пары ситалов была недостойна Первого старейшины. Да и разве можно было найти в государстве приказчика или распорядителя, что не распорядился бы хоть самой малой частью денег в свою пользу? К тому же, эти деньги могли пойти и на что-нибудь хорошее. Например, он мог пустить их на образование сыновей, а те, повзрослев и превратившись в достойных мужей, вернули бы должок отца государству. Так что Шето предпочел избирательную слепоту и мило улыбнулся ставшему уже пунцовым приказчику.

– Вижу, и высоко ценю твои хлопоты.

– Благодарю вас господин! – начальник доводивших до готовности трибуны рабочих тут же приободрился.– Если я чем-то могу помочь, только намекните. Мигом все будет! Все что пожелаете.

– Мы бы желали немного прогуляться, и осмотреть