Заговор в начале эры - Чингиз Абдуллаев

– Наглая ложь, – вскипела Юлия, – это все слухи, распускаемые недругами Цезаря.

– Может быть, – сразу согласилась Атия, морща маленький лоб, – я никогда особенно не верила слухам. Но про жену твоего отца тоже рассказывали всякое.

– Это другое дело, – сказала Юлия, ненавидевшая мачеху. – Помпея не понимала и никогда не любила Цезаря. Она просто жила в его доме.

– Рассказывают, что она заперлась в доме и никого не принимает. – лукаво промолвила Атия. – А как твои дела, Юлия? Тебе уже много лет, почему ты не выходишь замуж?

– Не вижу достойного, – вздохнула девушка, – мне нужен человек, похожий на моего отца. А в Риме таких людей нет.

– Но все говорят о твоей будущей помолвке с Сервилием Цепионом. Это правда?

– Он чуть умнее Эмилия, но так же глуп, – вздохнула Юлия. – Аврелия хочет, чтобы я поскорее вышла замуж.

– Ты его не любишь, – поняла Атия. – Аврелия не признает таких слов, и тебе придется выйти замуж за Цепиона. Если, конечно, Аврелия и твой отец не найдут более достойного жениха. Но о твоих чувствах они спрашивать не будут.

– Отец обещал мне спросить мое мнение, – возразила Юлия, – но я чувствую, что Сервилий ему не понравится.

– Твоему отцу в Риме могут понравиться только два человека – Красс и Помпей. Они оба великие римляне и достойны величия Юлиев, но они мало годятся тебе в женихи.

Юлия, помнившая Помпея по детским воспоминаниям, вдруг подумала, что он совсем не старый, сорокашестилетний человек.

В это время в аристократическом квартале Карины, расположенном между Целием и Эсквилином, в доме консуляра Квинта Лутация Катула проходила встреча виднейших оптиматов, и в этом доме также где-то упоминалось имя Гнея Помпея Магна.

Среди приглашенных были Цицерон, Агенобарб, Бибул, Лукулл, Катон, два брата Марцелла, младший Сципион, сын Суллы – Фавст Корнелий и один из консулов нынешнего года, Марк Пизон Фруги.

Конечно, трапезы Катула не могли сравняться с пиршествами Лукулла, однако все необходимое для доброго застолья было подано на стол, а фалернские и цекубские вина развязали языки присутствующим.

Разговор шел об утверждении указов и законов Помпея на Востоке. Ревнивый Лукулл, аполитичный к любой форме государственной деятельности, сразу занервничал, услышав имя своего вечного соперника. Лукулл не мог никогда простить Помпею, что именно он сумел покончить с Митридатом и завершить победой долгие войны на Востоке.

По мнению Лукулла, что в немалой степени было верно, именно он сумел сокрушить Митридата, а Помпей лишь воспользовался плодами его успехов. И теперь утверждение всех указов Помпея на Востоке больно било по самолюбию Лукулла.

– Никогда сенат не утвердит указов Помпея, создающих условия для диктатуры, – горячился Лукулл, – наделение всех ветеранов землей и аграрные законы Помпея – это шаг к его личной диктатуре.

– Но он достойно провел кампанию на Востоке, – возразил сидевший напротив Лукулла Катон. Он, не любивший застолий, поддался уговорам женатого на его сестре Агенобарба, придя в дом Катула. Однако вина он почти не пил и вместе с немощным Катулом был немногим из сохранивших абсолютно ясный, трезвый ум.

– Катон, – испуганно закричал Цицерон, – ты опять говоришь об отвлеченных вещах.

– Помпей действительно великий полководец и верный гражданин Рима, – медленно произнес Катул, – но его распоряжения дают ему слишком большую власть. Нам нужно подумать, следует ли утверждать все законы Помпея.

– Согласен, – кивнул Бибул, – великий Марс не только бог, но и хранитель гражданского коллектива. А для нас выше всего должно быть благо Рима, – напыщенно закончил он.

Катон с усиливающимся чувством неприязни следил за ним. Его старшая дочь уже была обручена с Бибулом, и он постоянно видел никчемность своего будущего зятя. Катон знал, что младшая дочь Порция влюблена в сына его сводной сестры Сервилии – Марка Юлия Брута. Но Катона отталкивала от Брута именно мать юноши, долгие годы находящаяся в любовной связи с Цезарем. Порядочный и проницательный Катон не только в государственных делах, но и в личной жизни придерживался строгих правил морали.

– Нужно утверждать все законы Помпея, – говорил Марк Клавдий Марцелл, – это будет сильный враг популяров. По своей популярности Помпей не имеет равных в Риме.

– За исключением Цезаря, – заметил Цицерон.

– Нет, – резко возразил Марцелл, – включая Цезаря. У Юлия нет армии, а за Помпеем стоят легионы его восточной армии.

Рабы вносили новые урны и конгии с вином.[152]

– Благословенны времена ушедшие, – вздохнул Катул, – уже семнадцать лет, как ушел от нас Сулла Счастливый, а мы до сих пор помним его деяния. Во времена Суллы мы не думали, что полезно, а что невыгодно государству, сенаторы никогда не задавали себе вопроса – утверждать или не утверждать его распоряжений. Он делал все для блага Рима.

– Он был кровавым диктатором. И многие тысячи римлян проклинают его до сих пор, – резко возразил Катон, – этот римлянин узаконил убийства, расправы без суда, вводя систему проскрипций. Граждане, не разделявшие его взглядов, уничтожались – разве такой идеал подходит Риму и нашей республике?

Лукулл усмехнулся. Опровергая Катона, почти криком одновременно заговорили Катул, младший Марцелл и Пизон Фруги.

– Это был великий римлянин! – кричал Гай Марцелл простуженным голосом.

– Он обеспечивал стабильность в государстве, – горячился консул.

– Сулла принес Риму мир и спокойствие после марианских бесчинств, – доказывал Катул, у которого отец был убит по приказу Гая Мария.

– Да, – поднял руку Катон, – все правильно. Но для меня не имеет значения, кто победил тогда – Марий или Сулла. Оба диктатора одинаково несли несчастья римскому народу. Победи марианцы, и террор был также неминуем. Хотя превзойти Суллу было трудно. Он сумел и здесь сотворить, казалось, невозможное, истребляя целые города.

– Мы не будем с тобой спорить, – примирительно сказал Цицерон, – но нельзя отрицать, что Сулле удалось восстановить республиканские порядки, обеспечить стабильность в государстве. А его диктатура лишь необходимое условие для гарантии мира внутри страны.

Катон тяжело вздохнул и усилием воли заставил себя промолчать.

– Но мы обсуждаем проблемы сегодняшнего дня, – продолжал Цицерон, – и по примеру предков должны обеспечить стабильность и мир в Риме.

– Конечно, – сразу поддержал его Агенобарб, – мы обязаны продумать наши действия.

– Нужно провести триумф Помпея, – снова вступил в разговор Марк Марцелл. Его полные губы были испачканы жиром куропаток, и, вытирая их пальцами, он добавил: – Полководец имеет на это право.

– Обязательно, – неожиданно для всех горячо поддержал Марцелла Цицерон, – свой триумф Помпей заслужил. Мы уже оттолкнули в свое время Марка Лициния Красса.

Лукулл разозлился.

– Ты хочешь сказать, что другие триумфы были незаслуженны?

– Конечно, нет, – Цицерон усмехнулся, – но мы не можем отказывать Помпею по всем пунктам. В конце концов, празднование триумфа не есть утверждение его указов.

– Согласен, – сказал Катул, быстро понявший, в чем дело.

– Вы слышали новость? – спросил Пизон Фруги. – Вчера в Рим из Греции вернулся Марк Эмилий Лепид.

– Во имя Минервы, богини мудрости, великие боги, помогите нам сохранить спокойствие, – прошипел Катул, – в свое время его отец[153] доставил много неприятностей Риму и всем нам. Хвала Помпею, тогда он разгромил мятежника. Теперь его сын может пойти по пути отца.

– И тогда вам снова понадобится Помпей? – насмешливо спросил молодой Сципион.

– Тогда нам понадобятся римские армии, – зло ответил Катул, – а достойного полководца мы найдем. Когда это нужно было во имя Рима, я сам предложил встречу в термах Минуция.

– Лепид может стать возмутителем спокойствия, как Клодий, и нам будет трудно справиться с их отрядами, – вздохнул Пизон, поднимая чашу с вином.

– У нас должны быть свои, не связанные рамками наших законов отряды молодых людей. Как в свое время Мария поддерживали банды Квинта Сертория, – предложил вдруг Катул.

Идея всем понравилась.

– У нас есть такой римлянин – плебей Публий Сестий. Он ненавидит Лепида, считая его отца виновным в разорении своей семьи. Если ему помочь деньгами, то он может собрать необходимых людей, – предложил Марк Марцелл.

– А против Клодия у нас есть хорошая кандидатура – это Анний Милон. Его пока недостаточно знают в Риме, но в Остии, куда он приехал в прошлом году, ему нет равных. Его любят плебеи, вольноотпущенники, рабы.

– Он способен стать еще большим негодяем, чем Клодий, – цинично заявил Агенобарб, разминая затекшие руки.

– Очень хорошо, – обрадовался Цицерон. – Это то, что нам нужно.

– И как можно быстрее, – добавил Пизон Фруги.

Молчаливый Катон поднялся с ложа.

– Благодарю за угощение, Катул. Мне завтра нужно быть в Сполеции.