Летописец. Книга 1. Игра на эшафоте - Юлия Ефимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но почему другие не дали такой клятвы, когда их казнили? Почему моя королева?..
– Не все они были невиновны, но важнее то, что те времена давно забыты, языческих обрядов люди боятся. По твоему мнению, Катрейна дала бы клятву на магической вещи?
Самайя медленно покачала головой. Она помнила, как отзывались о Летописи Оскар Мирн с Алексархом. Боялись и ненавидели.
– Даже в древности, в языческие времена, немногие отважились бы воззвать к суду Истинной Летописи, – негромко сказал Краск. – Ибо малейшая фальшь каралась смертью. Знакома ли тебе история про сына Свенейва, который первым призвал в свидетели Летопись?
– Нет, – Самайя покачала головой. Захар об этом не рассказывал.
– Вторым сыном Свенейва по имени Словин был обвинён его старший брат Деян. Словин утверждал, что Деяном была изнасилована его жена, зачавшая от этого ребёнка. Деян всё отрицал, между братьями вспыхнула вражда. Свенейву нужно было её остановить, пришлось обратиться к Летописи. Выяснилось, что ребёнок от Деяна. Словин потребовал в наказание за насилие отнять у Деяна права наследования. Деян клялся, что женщина не была против. Свенейву снова пришлось спрашивать Летопись, но прошлое ей было неподвластно. Зато ей была дана другая сила, – голос Краска отвердел:
– Ей было под силу узнать, кто говорит правду, кто лжёт – это касалось не только потомков Свенейва. Надо было всего лишь своей кровью на любой поверхности начертать знак, вот такой, – Краск вывел на пыльной доске руну в виде закорючки с двумя перекрещивающимися линиями, – и потребовать суда Истинной Летописи. Затем оставалось вписать клятву. Именно так и поступил Деян. Дал клятву на крови, что насилия не было.
– И что случилось? – Самайе не понравилось выражение лица Краска.
– Ничего. На пергаменте появилась надпись, что он невиновен. Тогда Словин потребовал от жены дать клятву, что ею овладели против воли. Ей пришлось это сделать, и её ждала гибель, ибо это была ложь. Летопись убила и её, и нерождённого ребёнка. Оправдание или смерть, другого наказания предусмотрено не было. – Самайя похолодела. Краск уставился на неё в упор:
– Вот потому-то мало кому хотелось испытывать судьбу. Только приговорённым вроде тебя терять нечего.
– А если король откажет?.. – неуверенно спросила она.
– Не откажет! – отрезал Краск. – Кровь, посвящённая Истинной Летописи, будет взывать к ней, поэтому даже древний закон отменять не стали. Айварих побоится, что Летопись его накажет, как был однажды наказан Угрин, сын Ярвиса, приговоривший к смерти за измену Иева Красивого. На самом деле ему хотелось получить жену Иева. Когда Иев потребовал суда Летописи, Угрин отказал. В тот же день его поразила молния. На днях Его Величество и я вспоминали этот случай. Дай руку! – приказал Краск, вынимая кинжал.
Самайя протянула правую руку, барон провёл лезвием по коже ладони. На ней выступила кровь. Самайя сжала руку в кулак, удерживая капли.
– А если у меня не получится, если меня убьют, вы поможете ему? – она посмотрела на Ноэля.
Краск присмотрелся к ней, пожевал губы и кивнул:
– Я о нём позабочусь.
– Что я должна сказать?
– Что невиновна, что письмо Сиверса фальшивое. – Самайя помнила письмо, которое потеряла в день смерти Тории, но не знала его содержания. – И ещё вот это… – Энгус добавил короткую фразу – её нетрудно было запомнить. Она оглянулась на Ноэля. «Храни вас Бог», – подумала она и направилась к двери.
На эшафоте уже закрепили столб. Самайя шла, с трудом переставляя ноги. Несмотря на заверение Краска, она боялась окончить жизнь в страшных муках. Зубы стучали от страха, ноги стали ватными. Краск взял её под локоть, втащил на эшафот. Так, должно быть, чувствовала себя Катрейна сегодня утром. У Самайи закружилась голова, живот скрутило, она постоянно косилась на будущее кострище.
Опустевшая недавно площадь снова заполнялась народом. На этот раз люди не молчали: они ругали, обзывали Самайю, плевали в неё, грозили кулаками, швыряли камни и навоз. Выкрики «Ведьма!», «Убийца!», «Шлюха!» преследовали её всю дорогу. Среди беснующихся Самайя заметила Сильвестра и отвернулась: именно он выдал её страже.
Тот же глашатай, который читал приговор Катрейны, развернул длинный свиток. Священник подбежал к ней, начал что-то вещать насчёт дьявола и его слуг – Самайя не слушала. Краск спустился вниз и смотрел на неё бесстрастно, но она ощущала его беспокойство. Почему он так за неё боится? Дядя его попросил? Она не видела Сайрона Бадла очень давно и понятия не имела, где он.
После обвинений наступила её очередь. Присев, она прямо на досках эшафота начертила руну. Выпрямившись и облизав сухие губы, она задрала подбородок и крикнула:
– Я требую суда Истинной Летописи и готова принять её приговор!
Она боялась, что никто не услышит её слов. Подняв правую руку, она дрожащим голосом повторила фразу.
***
Ивар с трудом заставлял себя окунать перо в чернильницу: рука тяжелела от каждого слова. Сегодняшний день принёс гибель королевы Катрейны. Ему пришлось подробно описывать всё, что происходило на Волхидской площади. Радовало одно: своими глазами он этого не видел. Впрочем, радость была сомнительной: вместо строк перед глазами стояла Катрейна на эшафоте, теперь вот Мая, которую ждёт костёр.
Несколько страшных мгновений Ивар пережил, когда Летопись упомянула про Алекса и арбалетчиков. Алекс спасся – он выехал из Золотых ворот: его никто не решился тронуть. Георг, похоже, заранее подкупил стражу и подготовил бегство через ближайшие к Волхидской площади Врата Покоя. Они открывались только в дни похорон и казней и никем не охранялись из суеверного страха: якобы любой стражник у этих врат, который попытается задержать похоронную процессию, никогда не попадёт на небеса, а застрянет на пороге загробного мира. На воротах не имелось опускающейся решётки. Георг успешно воспользовался тем, что ворота открывали утром и закрывали вечером. Ивар читал о побеге, радуясь возможности отвлечься от событий на площади, где после казни Катрейны Летопись насчитала восемь трупов, тридцать четыре раненых и помятых в давке горожан.
Приготовления к новой казни вызывали у Ивара тошноту: он не жаловал Маю, но не слишком верил в её вину. Во всяком случае, Летопись об этом молчала, зато внезапно страница опустела, на ней появился странный красный знак.
– Ивар, открой, у меня приказ короля! – голос дяди заставил Ивара отложить перо. Что ещё случилось? Почему казнь не началась? Ивар впустил дядю.
– Бери Летопись и следуй за мной!
– Зачем?
– Она требует суда Истинной Летописи.
– Кто?
– Мая Бадл.
– Какого суда?
– Ивар, – нетерпеливо осадил его дядя. – Тебе напомнить, что такой закон существовал? Его никто не отменял!
Ивар не помнил. Разве сегодня кто-нибудь соблюдает законы? Энгус
