Спитамен - Максуд Кариев

— Чего каркаешь?.. — метнул на него исподлобья взгляд Клеомен. — Да я лучше век проживу бобылем, чем женюсь на согдийке! — и дернул шеей, которая так и осталась у него кривой, задетая стрелой согдийца.

— Почему это?.. — лицо у Ферика вытянулось, и он перестал приплясывать. — Они очень красивые. И говорят, страстные, как тарантулихи, которые в экстазе самца поедают!..

— Вот и съест тебя одна из таких, — проговорил Клеомен, осматривая только что вставленное окно и наклоняя голову то вправо, то влево. — Вон наш царь на согдийке женился, а что из этого вышло? Все обычаи их перенял, одеваться стал по-ихнему…

Ферик опасливо посмотрел по сторонам и сказал, понизив голос:

— Слыхал я, что жена его со Спитаменом связь имела…

— Ты что болтаешь?! — испуганно замахал на него руками Клеомен. — Вон начальник идет! Услышит — не сносить головы!..

И Ферик давай снова пританцовывать по колено в глине, заведя руки за спину, держась левой рукой за обрубок правой; а Клеомен принялся забивать клин под нижний угол окна.

Подошел прораб — из местных согдийцев, — погрузил руку по локоть в глину, проверяя наощупь. Остался доволен.

— Можно мазать крышу, — сказал.

Александр поручил руководить работами на стройке самым доверенным людям. За каждым из них был закреплен участок: жилой квартал, городская стена или оборонительная башня — за прочность стен, за внешний их вид каждый из доверенных отвечал головой. У каждого под рукой были сотни землекопов, мастера по замешиванию глины и лепке пахсы, не уступающей по твердости камню, водоносы, специалисты по проведению каналов и арыков, по разбивке парков и садов. Они распоряжались по своему усмотрению сотнями лошадей, арб, волов, верблюдов. В городе уже четко обозначились жилые кварталы и пересекающие их прямые улицы. Во дворах звенели пилы, стучали молотки. Художники разрисовывали стены несмываемыми красками, а резчики по дереву украшали резьбой деревянные колонны…

Александр распорядился поставить шатер на высоком холме вблизи Яксарта. Оттуда открывалась панорама стройки. Но он расположился именно здесь не столько для того, чтобы окидывать царственным взглядом растущий прямо на глазах великолепный город, сколько из-за необходимости постоянно видеть противоположный берег. Немало беспокойства доставляла ему та сторона, раскинувшаяся рыжей пустыней до самого горизонта, утопающего в горячем мареве, степные бродяги, именующие себя саками, одно из скифских племен. Одетые в шкуры, вооруженные преимущественно луками и стрелами, расположились они кочевьем вдоль Яксарта и, как видно, полагали, что смогут помешать Александру переправиться через реку, если он такую попытку предпримет. Или не ведают, глупцы, что он и не через такие реки переправлялся уже не раз под градом стрел?..

Глаза у них были зоркие, как обычно у степняков, Александра они узнавали издалека. Стоило ему спуститься к реке, чтобы умыться или просто подышать прохладным воздухом, как те, облаченные в шкуры, высыпали на берег, кричали и улюлюкали, стараясь привлечь к себе его внимание; сняв штаны и держась за пах, вызывающе демонстрировали свой срам, выкрикивали греческие ругательства, нарочно гундося и визжа, показывали зад, хлопая себя по ляжкам. И такое при этом несли, что даже кони македонян, понимай они человеческий язык, покраснели бы со стыда.

Вот и сейчас, едва Александр приблизился к реке, ведя в поводу Буцефала, чтобы напоить его, а затем искупать, да и самому окунуться разок-другой, десятка два саков подошли к берегу с противоположной стороны и, размахивая луками и копьями, затеяли какую-то дикую пляску. В сторонке стояли, вероятно, вожди, отличающиеся степенностью. Их кожаные колпаки были украшены пестрыми перьями диковинных птиц. Один из них, тот, что погорластее, приложил ко рту ладони рупором и заорал:

— Э — эй! Исканда — а–ар!.. Твою мать растак!.. Лучше уходи подобру-поздорову! Все равно разорим твое осиное гнездо!..

Толмач торопливо переводил Александру и вдруг, поперхнувшись, умолк, лицо его пошло пятнами. Сакский вождь продолжал что-то выкрикивать, надрывая горло, а толмач помалкивал. Александр глянул на него и сразу понял, что у того язык не поворачивается произнести то, что выкрикивает обнаглевший скиф. Вскипел он и кликнул десяток лучников — гоплитов, имеющих особенно тугие луки, стрелы, пущенные из них, летят далеко, и приказал им проучить распоясавшихся варваров. Гоплиты выпустили стрелы со специальным оперением. Но ветер дул с того берега, и стрелы, летя через реку, теряли силу, они только легко ранили двоих или троих. И все же скифы отступили чуть подальше от берега, однако после этого и вовсе распоясались.

Один из вождей поднялся на бугор, уселся на куске войлока и принялся что-то с аппетитом уплетать. Затем, обратив взор в сторону Александра, протягивал обглоданные кости: мол, хочешь?.. На, возьми!.. — и швырял их далеко в реку. Наливал что-то из бурдюка в глиняную чашу, скорее всего кумыс, и делал вид, будто собирается чокнуться с Александром… Затем повернулся и продемонстрировал свой голый зад. После чего стал хохотать, валяясь на траве, хлопая себя по животу и задирая ноги…

Александр передал коня оруженосцу и вернулся в шатер с испорченным настроением.

С наступлением сумерек скифы куда-то исчезли.

Вокруг холма, вокруг строящегося города и вдоль его улиц, на котором белел шатер царя, заполыхали костры. В больших котлах варилась еда. Отбегающая от костров тьма еще более сгущалась, чтобы вновь набежать, как только огонь погаснет, и поглотить людей вместе с арбами, шатрами, стоящими у коновязей лошадьми, штабелями бревен, досок. Воины и строители ужинали вместе. Затем, усталые, разбрелись спать. Расположились на арбах и под арбами, на кучах соломы и прямо на траве. Костры постепенно гасли, а в темноте еще долго алели угли…

Ночь выдалась беспокойной. Александру снились кошмары, он то и дело просыпался. В шатре было душно. А откинуть полог — налетит туча комаров, тогда и вовсе будет не до сна… Только было уснул, как его разбудил чей-то душераздирающий крик.

— Что там стряслось? — сонно пробормотал царь.

— Наверное, опять кто-то спятил, — ответили ему снаружи.

Поблизости, потрескивая, горел костер, и его блики скользили по ткани шатра; доносились приглушенные голоса. Это бодрствовали свободные от дежурства телохранители царя. Они говорили о том, что в последнее время участились случаи, когда в людей вселяется бес, отнимая у них рассудок или толкая на самоубийство. Царь об этом был осведомлен. Друзья уверяли его, что до столь болезненного состояния доводит тоска по родине и семье. И снова тишину ночи прорезал пронзительный вопль. И, словно бы отвечая, низко над шатром, тревожно покрикивая, пронеслась какая-то птица.

— Неужели никто не может заткнуть глотку этому ублюдку?! — раздраженно пробормотал царь.

И тотчас кто-то вскочил и побежал в темноту…

Уже перед рассветом царя снова разбудила поднявшаяся в лагере суматоха. Бегали взад-вперед, возбужденно переговариваясь, строители и воины. Похоже, они были чем-то напуганы. Спросонок царь не мог понять, что происходит. От бессонницы у него болела голова. Наконец он сообразил, что к нему в шатер хотят попасть Лисимах и Клит, а начальник стражи уговаривает их подождать, он, мол, недавно уснул. Из-за пустяков Лисимах и Клит не стали бы тревожить его…

Александр встал и, накинув на плечи поверх хитона шитый золотом персидский халат, вышел из шатра. Лисимах и Клит метнулись к нему, отпихнув начальника стражи.

Оказывается, скифы в эту ночь сотворили нечто такое, на что были способны лишь они. В своих узких быстроходных челнах они переправились ночью через реку и в стоящие возле костров котлы с едой насыпали верблюжьего и конского навозу. Кое-кому это могло бы показаться и смешным, если бы они не умертвили нескольких воинов, оставленных у реки в дозоре, которые наверняка в какой-то момент уснули. Их головы скифы водрузили на копья, воткнутые в глинистый берег реки.

— Поделом им!.. — гневно воскликнул Александр, узнав о происшедшем. — Ротозеи! Строго наказать и начальников отрядов, при которых эти караульные состояли!.. По лагерю всю ночь разгуливают враги и хоть бы кто их увидел!..

Лисимах и Клит стояли, низко опустив голову, словно это они были во всем виноваты.

— Придется переправиться на ту сторону Яксарта и проучить этих дикарей как следует! Что скажете? — спросил царь.

— Скифы отличные стрелки. Многих воинов лишимся… — неуверенно сказал Лисимах.

— Терпеть их оскорбления и дальше тоже нельзя, — сказал Клит. — Пора уже и отвечать!..

— Будут потери… — снова повторил Лисимах. — Такую жертву принести Яксарту мы могли бы, если бы великий царь намеревался идти в поход на север, во владения скифов. Но, как мне известно, планы у него другие…