Волк среди волков - Ханс Фаллада

- И вообще, ты моего Ганса оставь в покое! В другой раз это тебе так не пройдет! Если я тебя еще застану...

- Нет, нет, Мандхен, клянусь тебе! Но ты мне завтра расскажешь...

- Спокойной ночи! - отрезала Аманда Бакс и зашагала к темному дому управляющего.

Жена кучера все-таки постояла на том же месте, с завистью глядя ей вслед. Она думала о том, как хорошо живется таким вот незамужним девушкам, а они этого не ценят. Потом тихонько вздохнула и направилась домой, где ее ждал детский крик и, наверно, уже рассерженный муж.

2. В ДОМЕ ТАЙНОГО СОВЕТНИКА ЛОЖАТСЯ СПАТЬ

После потрясения, пережитого фрау фон Тешов во время вечерней молитвы, она почувствовала глубокую потребность в отдыхе. Ничего она больше не желала ни видеть, ни слышать, только поскорей бы лечь в постель.

Поддерживаемая с одной стороны своей подругой, фройляйн Юттой фон Кукгоф, с другой - лакеем Элиасом, добралась она, пошатываясь, до большой, в три окна, спальни, обставленной красным деревом. Фройляйн фон Кукгоф раздела дрожавшую и всхлипывавшую приятельницу, и вот она лежала на широкой кровати красного дерева, маленькая, точно девочка, с высохшей птичьей головкой, в белом чепчике на жиденьких космах и в белой шерстяной кофточке крупной вязки.

- Господи боже мой, Ютта, как ужасен этот мир! - причитала она. - Боже, прости меня за то, что я осуждаю, но какая бессовестная молодежь! Ах, что скажет Лених? А тем более суперинтендант Кольтерьян?

- Всякая вещь на что-нибудь да годится, Белинда, - изрекла Ютта с премудрым видом. - Ты, главное, не волнуйся! Тебя все еще знобит?

Да, фрау фон Тешов все еще знобило. Фройляйн фон Кукгоф позвонила. Лакею Элиасу было приказано налить в кухне две грелки.

Лакей уже хотел уйти.

- Ах, Элиас!

- Что угодно, барыня?

- Скажите кухарке, пусть еще вскипятит мне чашку мятного чая. Да... и покрепче. И пусть положит побольше сахару. Да... ах, боже!

- Слушаюсь, барыня.

Лакей хотел уйти.

- Ах, Элиас!

- Что угодно, барыня?

- Пусть она лучше сварит мне глинтвейн, мятного чаю не нужно. Мятный чай вызывает отрыжку! Только без воды, одно красное вино. В красном вине и так много воды. Ах, боже, и немного мускатного ореха. И одну гвоздичку. И очень много сахару. Не правда ли, Элиас, вы скажете все как надо?

- Слушаюсь, барыня!

- И... ах, Элиас, еще минутку! Пусть прибавит чуточку рому - мне, правда, очень нехорошо, - немного. Но, конечно, чтобы вкус чувствовался не так уж мало, Элиас, понимаете?

Лакей Элиас - ему почти семьдесят, и он совсем облысел - понимает. Он ждет еще несколько мгновений, затем делает попытку удалиться, но слабый голос еще раз возвращает его от самой двери:

- Ах, Элиас!

- Что угодно, барыня?

- Ах, Элиас, пожалуйста, пойдите-ка сюда... справьтесь на кухне... но как будто это не от меня исходит, а так, между прочим...

Лакей Элиас ждет молча. Вероятно, барыне опять очень худо, она едва в силах говорить. Надо бы в самом деле поскорее принести ей глинтвейну, но он еще не может заказать его, у хозяйки еще что-то на сердце.

- Элиас, спросите - но только как будто между прочим, что она... ну да вы знаете... легла спать?.. Да, спросите, только между прочим...

В течение еще нескольких минут больная чувствовала себя очень плохо, и фройляйн фон Кукгоф пришлось немало потрудиться; она успокаивала подругу назидательными изречениями и благоразумными уговорами, грела ее холодные руки в своих, гладила голову. Но вот появляются грелки и глинтвейн, крепко благоухающий ромом; уже один запах живительно действует на фрау фон Тешов. Сидя на кровати и строго поджав губы, выслушивает она сообщение о том, что "та" вышла.

- Хорошо, Элиас. Мне очень грустно. От души желаю вам доброй ночи, Элиас. Я едва ли смогу заснуть.

При этих словах Элиас выражает на своем лице подобающую скорбь и, тоже пожелав доброй ночи, уходит.

Он усаживается в вестибюле. Ему еще надо дождаться тайного советника, чтобы снять с него сапоги. Затем его рабочий день окончен.

Но ожиданием старик Элиас не тяготится, у него есть занятие. Он вытаскивает из кармана толстый, когда-то коричневый, а теперь ставший почти черным, бумажник и длинный список номеров, фамилий, слов. Из бумажника он извлекает пачку побуревших банкнот, развертывает список и начинает сравнивать, вычеркивать, делать пометки.

У старой барыни сегодня неприятный вечер, а у лакея Элиаса приятный: ему сегодня удалось купить еще пять старых с красной печатью коричневых кредиток мирного времени, по тысяче марок каждая.

Подобно множеству немцев, главным образом стариков, на глазах у которых происходят дьявольские чудеса инфляции, не хочет и Элиас верить всеобщему обесцениванию. Ведь что-нибудь же должно остаться человеку, который свыше пятидесяти лет усердно откладывал; не может этого быть, чтобы водоворот поглотил все.

Самый обыкновенный здравый смысл подсказывает, что "настоящие" деньги довоенного времени так и должны остаться настоящими. Это подтверждает и надпись на кредитном билете, что он-де подлежит обмену на золото в государственном банке. А золото всегда останется настоящим. Ненастоящие деньги - это, конечно, те, которые выпущены во время войны и, уж конечно, после войны. Еще во время войны обман начался с полотняных рубашек из бумаги и кожаной обуви из картона.

Когда старик Элиас почуял первые признаки инфляции, он начал скупать кредитные билеты в тысячу марок. Всегда найдутся люди, нуждающиеся в деньгах, и банкноты ему перепадали. Всегда найдутся люди, не умеющие так ловко все обмозговать, как старик Элиас. Верно, до Элиаса доходили слухи, будто государственный банк в Берлине уже не обменивает эти банкноты на золото. Но это, конечно, блеф, это для дураков. Просто государственный банк сбивает цену на собственные билеты, чтобы сэкономить золото. Но Элиас не дурак, он не собирается отдавать банку свои кровные денежки по дешевке. Он выждет, ждать он может - и настанет день, когда он все-таки получит за них золото, - в точности как на них напечатано.

Так старик Элиас начал собирать кредитки - вначале это было просто капиталовложением. Затем оказалось, что и тут - целая наука, и Элиас познал на склоне дней все радости коллекционерства (не подозревая о том).

Существовало столько разнообразных коричневых банкнот в тысячу марок! Правда, сразу же выяснилось, что годятся только те, на которых красная печать. А все с зеленой - выпущены уже в военное и послевоенное время, их ни в коем случае не следует брать! Но существовали банкноты с одной красной печатью и с двумя красными печатями. Банкноты без полосатых водяных знаков и банкноты с голубой полосой слева и с голубой полосой справа. На одних имелось восемь подписей, на других девять, а на некоторых расписалось даже десять человек! Затем попадались банкноты с буквами A, B, C, D или с семизначными и восьмизначными цифрами. Все тот же банкнот, те же картинка и надпись - и вместе с тем какое бесконечное разнообразие!

Старик Элиас записывает и сравнивает, он уже давно собирает не просто коричневые банкноты в тысячу марок, он собирает особенности, различия, варианты. Его большая круглая лысая голова багровеет. Он сияет, найдя новую разновидность, которой не имел до сих пор! Он твердо уверен в том, что различия - это тайные приметы, сделанные знатоками для знатоков. Они непременно что-нибудь да означают: кто сумеет их истолковать, загребет кучу золота!

Пусть старый барин смеется над ним. Как ни хитер его господин, а в этих тайнах он ничего не смыслит! Он верит всему, что ему наплетут чиновники в банке, всему, что напечатано в газете. Старик Элиас не так доверчив - зато он уже сейчас богаче своего хозяина, у него больше ста тысяч марок. Золотом! Деньгами, которые все равно что золото.

Сегодня ему очень повезло. Среди его приобретений - три совсем новеньких банкнота. Один из них - 1876 года. Старик и не подозревал, что существуют такие старые кредитные билеты в тысячу марок, самая старая у него 1884 года. О, надо будет еще очень и очень подумать, стоит ли менять и этот - в тот день, когда Элиас будет менять бумажки на золото! Они так красивы, эти банкноты с величественными фигурами, изображающими, как говорят, Промышленность, Торговлю и Транспорт.

- Промышленность, Торговля и Транспорт, - шепчет он, взволнованно разглядывая банкноты.

"Тут все, над чем трудится народ, - соображает он, - только сельского хозяйства нет, это очень жалко!"

На что ему золото? Ведь сто тысяч золотом нельзя же таскать на себе. Только страху за него натерпишься, а эта бумага так красива!

И он счастлив, старый лакей! Осторожно складывает он банкнот за банкнотом, прежде чем спрятать их обратно в бумажник. Берлин и его банкнотные станки вгоняют людей в горячку, которая становится все более мучительной, - а ему эти станки дали счастье, большое счастье! Прекрасные банкноты!

Глинтвейн оказал свое действие. Фрау фон Тешов ожила; она сидела, обложенная подушками.