Лунная Ведьма, Король-Паук - Марлон Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На такую, как ты, посмотришь и сразу забудешь, – говорит один из них. Соголон с быстрым поклоном в обе стороны поворачивается, чтобы поскорее уйти.
– Эй! Тебя никто не отпускал, – говорит один и направляется к ней.
Соголон смотрит в пол, стараясь не дрожать. Кто это из тех двоих, непонятно. Они оба выше ее, поджаристенькие симпатяжки с неизменно изогнутыми бровями и ядовитыми ухмылками, не сходящими с губ.
– Ты так до сих пор и не поротая, – зловеще шепчет он ей.
Соголон пытается уйти, но ноги не слушаются. Близнец привольно ее оглядывает, после чего возвращается к своему брату. Соголон снова спешит улизнуть туда, откуда пришла.
– Тебя не отпускали, – снова говорит близнец.
– Ступай, Соголон, – подает голос Эмини. – У тебя много дел.
– Отец наш говорит, что ты больше не из королевской семьи, а значит, не можешь и распоряжаться.
Сестра Короля склоняет голову.
– Ах да, – вырывается у нее.
Соголон стоит и бессильно мечтает о своем мешке, ноже и нкиси-нконди, в который надо бы срочно вогнать гвоздь, и не один. Гвоздь для каждой из этих баб в белых балахонах, чтобы все они силой заклятия рассыпались в труху, прожженные молнией, оглушенные громом или ослепленные своей глупостью. Так она и стоит, пока ибеджи не уходят. Стоит до тех пор, пока Эмини, подойдя сзади, не кладет ей на плечи свои руки.
– Эти двое уничтожат королевство еще раньше, чем поубивают друг друга, – говорит она.
Женщина, которая для всех подобна воздуху, может делать как раз то, что воздух – куда угодно проникать, входить в любые помещения, витать где угодно, и никому нет до этого дела. А вот женщина в белом спрятаться не может ни от кого. Мужчины думают: «Вот идет женщина, которая так и напрашивается, чтобы ее совратили, а значит, она уже совращена». Женщина, в свою очередь, полагает, что всю свою пользу как женщина она истратила и подалась в обитель демониц в балахонах, которые руками теребят свои ку и плодят на свет демонят. Дети считают ее призраком, а сыновья Короля – мишенью для стрел.
На подходе к двери библиотеки мимо Соголон проносятся две стрелы. Она шарахается вбок, и тут в дверь попадают еще две. Соголон бежит, а мальчишки, которые обычно прилипалами ходят за принцами-близнецами, со смехом пускаются вдогонку. Один кричит, что жаль, их высочества сегодня в скучливом настроении: дичь-то пошла вон какая крупная! Соголон бежит под акведук, они за ней. Еще одна стрела, а следом дротик пролетают мимо нее и падают в траву. Она рывком оборачивается глянуть на своих преследователей и неожиданно видит, что к ней подскакивает Кеме. Преследователи близятся, но он, крепко расставив ноги, натягивает лук и пускает огневую стрелу. Та втыкается прямо у ног самого рослого, который смотрит вниз и оторопело хихикает. Через секунду огонь перекидывается озорнику на одежду; еще через несколько пламя охватывает весь травяной пятачок, куда сбежались «охотники». Секунда, и все начинают визжать, пытаясь сбить с себя пламя. Двоих, что пытаются дать дёру, охватывают веселые языки огня. Кеме хватает Соголон за руку, и они вместе бегут прочь.
В саду возле лестницы, ведущей к дому Олу, они останавливаются.
– Тебе надо было оставить меня им на расправу.
– Но ты не хотела погибать.
– Откуда тебе знать, чего я хочу.
– Я знаю людей, которые этого хотели, но они на тебя не похожи.
Сейчас он ей просто невыносим. Соголон, дернув плечами, собирается уходить.
Голос Кеме ее останавливает:
– Они похожи на Алайю. Городские власти посадили его на кол.
– Вот как? Но ведь он гриот, а не ведьмак.
– Ведьмы – это те, на кого указывает любой из приверженцев Сангомы.
Говоря это, Кеме первым трогается с места, ожидая, что она пойдет следом.
– Я в провожатых не нуждаюсь, – упрямится Соголон, но он не обращает внимания.
– Чтобы нанизать человека на кол, нужны определенные навыки, даже некое извращенное искусство – знать, как пронзить его так, чтобы он не умирал в течение нескольких дней. На вторую ночь все слышали, как он стонет и плачет. На третью я упросил охранника отвернуться и вонзил ему в сердце нож. Он мне улыбнулся. Он улыбнулся мне, проклятый отступник!
– Алайя не был ведьмаком.
– Он возводил хулу на Короля.
– Раньше ты говорил, что он рассказывает правду.
– Я никогда этого не говорил.
– Тогда выходит, что лгали он или я?
– Так я тоже не говорил.
– Тогда удивительно, кому служит твой рот.
– Почему твой чертов язык всегда обвивает меня змеей? Какая разница, кому я что говорю.
– Первое, на чем мы сходимся.
– Я спас его от страданий.
– Почему нельзя было просто его спасти?
Он смотрит на нее так, словно она произносит что-то дичайшее или глупейшее из всего, что он когда-либо слышал. Тем не менее он всё равно отводит взгляд.
– Сестра Короля мне говорила, что я всегда должна верить своим врагам, – говорит Соголон. – Они единственные, кто никогда не обманет ожиданий.
– Я могу…
– Куда идти, я знаю.
Когда она выходит вперед, он на секунду приостанавливается, но затем следует за ней.
– Они всё расскажут принцам, и те явятся за мной и за тобой, – говорит Соголон через плечо.
– Чтобы принцы рассказали отцу, который повелит всех высечь за охоту на человека? Никто никому ничего не скажет. Ты мне даже не сказала, как ты вообще поживаешь. Может, скажешь, Соголон?
– Ты серьезно? По-твоему, это уместный вопрос? Я хорошо поживаю, стражник. Так, как еще никогда. Всё хорошо настолько, что меня собираются упечь на какой-то безвестный холм, куда никому нет ходу, из-за того, чего я никогда не делала. Ну а как дела у тебя? Так же хорошо, как у меня?
– Поверь, слышать всё это мне очень прискорбно.
– По-твоему, я нуждаюсь в твоей скорби? Тем более что поделать с этим ничего нельзя.
– Соголон.
– Помоги мне бежать.
– Что?
– Что слышал. Помоги мне бежать. Идти в тот монастырь я не могу, понимаешь, Кеме? Никакой вины на мне нет, так почему я должна туда отправляться?
– Я… Таков наш удел, простых смертных.
– Удел быть трусами?
– Я не трус!
– В этой империи трусы все, включая вашего Короля.
– Ты даже не знаешь, что ты сейчас говоришь.
– Я знаю людей, которые не трусливы, и они не похожи на тебя. Они похожи на