Братья Старостины - Борис Духон

Специальность Катя сдала на чистую пятерку, но через три дня раздался звонок Николая Петровича — по математике тройка. Но еще не всё потеряно, испытание по физике выдержано на „отлично“. Осталось сочинение, за которое тоже необходимо получить высший балл. И „черный список“ оказался поверженным, я обрел возможность обрадовать Старостина, что Катя справилась с заданием и команда „Спартак“ может продолжать спокойно тренироваться».

Сама внучка Старостина не припомнила, какие оценки она получила на вступительных экзаменах, но ведь шла-то она учиться на химика! А в сюжете Анатолия Николаевича о профильном предмете ничего не сказано. Екатерина подтвердила, что в библиотеке вуза действительно работал спартаковский болельщик, только о его роли в ситуации с поступлением не ведала. Заметим, что с Анатолием Круглаковским, создателем и первым директором научной библиотеки университета, мы общались тогда, когда ему уже было за семьдесят. А почтенный возраст всегда предполагает некоторые неточности в воспоминаниях.

В любом случае, эта история никого не должна вводить в заблуждение: Николай Петрович оставался корректен и внимателен и к тем болельщикам, которым ничем не был обязан. Даже если видел их первый раз в жизни. И даже если не видел вообще, а только разговаривал по телефону. Марк Лейдерман с друзьями, например, дозвонился ему из Винницы и получил ответы на все заданные вопросы. А о знакомых в лицо и говорить не приходилось. Один такой одержимый болельщик, Борис Дубровин, жил неподалеку от Старостина и каждое утро караулил его у подъезда, чтобы быстрее узнать новости из жизни команды. И тот, насколько мог, удовлетворял любопытство.

В 1987 году общество «Спартак» не по своей воле временно прекратило деятельность. Флагманом красно-белого движения стал футбольно-хоккейный клуб, располагавшийся возле станции метро «Красносельская». И в Сокольники на тренировочные поля ехать было недалеко, и на базу в Тарасовку добираться тоже удобно. Обстановка была самой демократичной, к Николаю Петровичу всегда могли зайти болельщики прямо с улицы. Год спустя, когда активно развивался клуб болельщиков «Спартака», шли собеседования по привлечению освобожденных работников. И Чапай по вечерам легко предоставлял свой кабинет для этих нужд.

Один из членов клуба Михаил Васьков взял у Старостина интервью, которое по горячим следам не было опубликовано: не удалось выпустить буклет, для которого оно предназначалось. Но экземпляр с карандашной правкой собеседника сохранился. Спустя годы разглядывать его особенно интересно. Мелкий и очень аккуратный разборчивый почерк с наклоном вправо. Буква «д» в двух вариантах: то завитушкой вверх, то завитушкой вниз. И «т» в одном слове могло быть разным: то как бы машинописное, то рукописное.

Беседа была посвящена текущему моменту, но в фокус внимания попали слова Старостина о Бескове. За годы совместной работы накопилась уже масса противоречий, однако начальник команды словно защищал тренера — например, когда в вину тому поставили нежелание общаться со средствами массовой информации. Вот что говорил о Бескове Старостин:

«Таковы принципы его работы. Одна из причин тому — весьма невысокий профессиональный уровень некоторых пишущих о футболе журналистов, которые сами себя считают, однако, „опытнейшими специалистами“ да „футбольными обозревателями“. Когда мы, практики, к примеру, берем газету, то прежде всего смотрим на подпись под статьей, а после этого думаем — стоит ее читать или нет… Мы очень любим, например, Л. И. Филатова. Хотя он и не играл профессионально сам, но у него богатейший опыт, великолепный слог… Непрофессиональные же расспросы у Бескова вызывают, естественно, чувство досады. Когда он чувствует, что имеет дело с дилетантом, может и отказаться отвечать».

Подробно растолковал Старостин и нюансы тренерской работы: «Система Бескова основана на принципе: порядок бьет класс. Он очень требователен к игрокам, может быть, в некоторой степени и чрезмерно, но в конечном счете это приносит свои плоды… Он упорно может говорить об одном и том же до тех пор, пока не убедится, что игрок его до/конца понял. С одной стороны, футболистам трудно выдерживать такой ритм, с другой — именно, вероятно, поэтому, на мой взгляд, „Спартак“ сейчас на уровне техники, особенно в передачах мяча, близок к лучшим мировым образцам».

Как видим, всё очень лояльно. Более того, не самые корректные, может быть, обороты, употребленные в реальном разговоре, на бумаге смягчены: вместо «с упорством маньяка» — «упорно может говорить». Но сотрудничество двух мэтров неумолимо двигалось к концу. В конце 1988-го разногласия стали столь принципиальными, что чей-то уход оказался неизбежен…

На следующий год в беседе с корреспондентами украинской газеты «Комсомольское знамя» начальник команды объяснял: «Дело не только в том, что Бесков невероятно труден в общении, что признавал лишь авторитарное, волевое руководство людьми, а любой совет даже сведущего человека воспринимал как личную обиду. В последнее время главный тренер стал просто невыносим. Незаурядный в прошлом игрок, он и как тренер многое сделал для своего, динамовского, клуба. Но там совсем другая специфика — суровая, даже жесткая дисциплина, беспрекословное подчинение. У каждого футболиста — воинское звание — он попросту обязан повиноваться. Но что хорошо в „Динамо“ — в „Спартаке“ неприемлемо. Ему присущи демократизм, раскованность. У „Спартака“ свои традиции, свой статус игрока, основанный на уважении к личности. Потому-то Бесков и старался избавляться от исконных спартаковцев. Почти всех разогнал».

Надо полагать, конфликт был неизбежен не только в силу личностных характеристик или разных футбольных родословных. В профессиональном спорте, как это и было на Западе, тренер — наемный работник, чьи полномочия ограничены чисто спортивными делами. Но в Советском Союзе эта категория специалистов вольно или невольно брала на себя более широкие функции. И Старостин, ощущавший себя хозяином положения, получалось, опять-таки опережал время, пытаясь узаконить отношения в московском клубе по мировым образцам. Естественно, это наталкивалось на сопротивление Бескова, из окружения которого в адрес оппонента доносились характеристики вроде «интриган».

К слову, мысль о необходимости перехода футбола на профессиональные рельсы Николай Петрович пытался отстаивать последовательно и на разных уровнях — вплоть до ЦК КПСС. Как писал Лев Филатов, «самим фактом своего существования в должности начальника Старостин напоминал, взывал, убеждал, втолковывал, что неладно, глупо, неуклюже, лживо устроены отношения как в клубах, так и в масштабе федерации. Его с удовольствием слушали на разных совещаниях (красно говорит!), читывали его статьи и книги, но никто и не подумал прислушаться к глубокоуважаемому чудаку, куда как удобно было отмахнуться».