Мстительница - Инга Берристер

— Да.

Тонкие пальцы неловко теребили потрепанное платье.

Пеппер уже поняла, что перед ней женщина, которая страдает от своей вины и которой необходима психиатрическая помощь. Казалось бы, Алекс Барнетт давно должен был бросить ее, а он все еще любит свою Джулию. По крайней мере, все изыскания подтверждали этот факт. Почему же мужчина, который так преданно и сильно любит, пошел на...

На что? Не выдумала же она, что он похитил ее? Пеппер заставила себя вспомнить о совершенном над ней насилии и о том наказании, которое придумала для него. И вот теперь она может вызвать полицейских, чтобы те принародно выставили отсюда его жену. Но она этого не делает. Почему?

Возможно, причина в сидящей перед ней женщине. В папке у Пеппер были ее давние фотографии, и то, что она видела, вызывало у нее искреннюю жалость. Не слишком ли жестоко она наказывает себя за то, что сделала? Да и что она сделала? Разве Пеппер не думала о том же? Джулия сама наказала себя за свою вину.

Одно дело — читать о том, что, лишив Алекса Барнетта надежды на усыновление ребенка, можно довести его жену до полного отчаяния, и совсем другое — видеть реальную женщину и чувствовать ее боль.

Пеппер не желала даже себе признаться, что не сможет пойти до конца... Придется найти для Алекса иное наказание.

Она приняла это решение почти на подсознательном уровне, но у нее тотчас стало легко на душе.

Миранде Пеппер приказала отыскать Алекса Барнетта, который был в Уайтхолле и пытался узнать о судьбе своего контракта, и оставить ему записку, чтобы он приехал к ней в офис. Тем временем, исполняя свое обещание, она отправилась с Джулией по магазинам, словно взяла на себя ответственность за беспомощного ребенка. Пеппер думала о том, до чего может довести себя женщина, мучимая чувством вины.

Когда все было сделано, она вернулась вместе с Джулией в офис и, усадив ее, твердо заявила:

— Ты должна сказать Алексу правду.

Женщина задрожала от страха.

— Не могу!.. Не могу...

— Ты должна! — стояла на своем Пеппер. — Тебе надо быть сильной. Ради Алекса... Ты должна разделить с ним свою боль.

Пеппер сама не понимала, зачем это делает. Даже со злостью подумала, что зря не позвонила в полицейский участок. Эта женщина переворачивала ей душу... Не хватало еще стать спасительницей для человека, которому она хочет отомстить!..

— Бог не простит меня, — сказала Джулия.

Пеппер набрала полную грудь воздуха.

— Простит. Для этого он послал тебя ко мне. Он хотел, чтобы я сказала тебе. Он уже простил тебя. Но ты должна обо всем рассказать Алексу... Потому что Алексу надо будет позаботиться о малыше.

Едва она это произнесла, как Джулия встрепенулась.

— У Бога есть для нас дитя?

Пеппер с ужасом подумала, какой дурацкий фарс она разыгрывает, однако нельзя останавливаться на полпути. Ее раздирали на части противоречивые чувства, но Пеппер не могла отдать эту женщину на волю ее депрессии. Все же она была цыганкой, и сейчас ею руководил цыганский инстинкт. Пеппер казалось, что в ее жизненном опыте был какой-то непонятный пока, высший смысл, и приход почти безумной женщины — посланное свыше испытание. Она даже ощутила присутствие своей бабушки рядом, и мурашки побежали по спине. До сих пор Пеппер не задумывалась о загробной жизни, о других мирах, но ведь они есть. Да и в обычной жизни много такого, что не поддается пониманию. Эта женщина наверняка послана к ней с какой-то целью... В этом Пеппер не сомневалась. Джулия представлялась ей отчаявшимся существом, пойманным безжалостной трясиной, которая засасывает все глубже и глубже. Она протянула руки к Пеппер, и если та отвергнет ее, если не придет на помощь...

Она тяжело вздохнула и проговорила то, что подсказывал инстинкт:

— Да, Джулия. Да. И Алекс скоро будет тут. Он отвезет тебя домой, и ты расскажешь ему о ребенке.

— И тогда... Тогда Бог пошлет нам другое дитя?

Джулия дрожала всем телом, да и Пеппер уже едва могла бороться с охватившим ее страхом. Что она делает? Как смеет? Она ведь не Бог и не должна давать подобные обещания, и все же... Словно слова приходили к ней откуда-то свыше, она услыхала, как произносит старое цыганское благословение, любимое благословение ее бабушки, и почти тотчас в комнате как будто посветлело и стало тепло.

Джулия тоже это почувствовала. Она перестала дрожать, и глаза у нее сделались ясные-ясные. Пеппер затаила дыхание.

Зазвонил телефон, нарушая благословенную тишину.

— Приехал Алекс Барнетт, — сообщила Миранда.

— Прекрасно. Подождите две минуты и пригласите.

— Алекс здесь, — сказала она Джулии, положив трубку. — Когда он войдет, скажи ему только, что ты хочешь домой. А уж там, дома, признайся во всем. Ты должна это сделать. Джулия!

— И Бог простит меня?

— Бог хочет, чтобы ты призналась Алексу, — строго произнесла Пеппер. — Когда ты это сделаешь, тебе станет намного лучше.

Пеппер надеялась на то, что женщина сама простит себя. Она бросилась к двери, которая вела в ее личную приемную.

Кого Алекс никак не ожидал увидеть в кабинете Пеппер, так это Джулию.

— Джулия...

— Алекс, поедем домой. Я хочу домой.

Он обратил внимание на ее новое платье, потом поглядел ей в глаза, ожидая увидеть бессмысленный взгляд, пугавший его во время ее депрессий, но взгляд был ясный.

— Я хочу домой!.. Мне надо поговорить с тобой! — повторяла Джулия.

— Что ты тут делаешь?

— Просто приехала, — спокойно отозвалась Джулия. — Я должна была приехать.

Пока они разговаривали, Пеппер вышла в коридор.

— Миранда, я ухожу. Пожалуйста, пойдите в кабинет и передайте мистеру Барнетту, что его жена прибежала ко мне в крайне расстроенных чувствах, и будет замечательно, если он заберет ее домой.

Алекс почти в шоковом состоянии выслушал то, что ему сказала Миранда, совершенно не понимая, что происходит, почему Джулия оказалась у Пеппер и, самое главное, что Пеппер сообщила ей. Тем не менее жена показалась ему спокойнее и разумнее, чем он привык видеть ее в последнее время.

Дежурно улыбнувшись Миранде, не заметив ее длинных ног и зазывной усмешки, Алекс снова обратил все свое внимание к жене, что дало потом повод Миранде с сожалением сказать девушкам из приемной:

— Увы, таких мужчин раз-два и обчелся!

Пеппер так и не удалось выехать в пятницу пораньше. В течение недели несколько раз звонил Алекс Барнетт, однако она отказывалась говорить с ним, ибо сама не понимала, что заставило ее вести себя так по-дурацки с его женой. Что же до бабушки... Это и вовсе идиотизм! Впрочем, вещи она уже упаковала, так что оставалось только принять душ и съесть бутерброд, а там можно и в дорогу.