Приговоренный к власти - Александр Горохов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он сорвал с шеи галстук и сунул его в мох. Потом выбросил из кармана авторучку. Встал на нош, пригнувшись, сделал пробежку, приметил корявую березу, оглянулся, снова упал, сунув в корни березы бумажник.
Затем вскочил, пробежал в полный рост метров пятнадцать, успев сбросить с ног туфли и откинуть их в разные стороны.
И вдруг роща оборвалась — он очутился на опушке, а перед ним был раздольный луг, пересеченный рекой. Бежать было некуда.
Лешка сделал несколько шагов и повернулся.
— Подыми вверх руки, — сказал Охлопьев, появляясь между деревьями. В его руках не было оружия, зато парень в спортивном костюме удерживал в руках короткий автомат.
Охлопьев не смотрел в лицо Лешки. Оглянулся на своих подчиненных, бросил коротко:
— Найдите его туфли и галстук. Автомобиль отгоните срочно в ангар. Уберите труп.
— Куда? — туповато спросил парень с автоматом.
Охлопьев сорвался.
— Куда, куда, осел! Туда, где не видно! Ликвидируем, когда поумнеем! Элементарного захвата без трупа провести не смогли, свою угробили, а еще в спецчастях служили!.. И посмотрите, нет ли у него оружия.
Лешку обхлопали по карманам и убедились, что оружия нет.
— В мою машину, — приказал Охлопьев. — И чтоб через минуту здесь не было никаких следов и все было тихо.
Лешку подвели к «УАЗу» и затолкали под брезентовый полог.
Водитель и двое сопровождающих не проявляли к Лешке ни враждебности, ни, понятно, дружелюбия — были профессионально спокойны и безразличны, делали порученное дело и закончили его вполне успешно, мелкие огрехи в таких случаях в расчет не принимаются. Главное — основной объект жив и сигнала о случившемся с ним никому подать не успел.
Но все равно надо было что-то предпринимать — пусть даже в пассивном варианте. Борьба, понял Лешка, только начиналась, и требовалось собрать воедино все — что могло помочь. Он покосился на часы. Сначала хотя бы зафиксировать, сколько времени его будут везти.
Ехали шесть минут. Потом остановились, и Лешку подтолкнули к дверям.
Он выпрыгнул из машины и не стал оглядываться по сторонам, а только зыркнул, не поворачивая головы, из стороны в сторону и определил, что они — с краю поселка «Солнечный», скорее всего — за его забором, а приехали к странному дому, сразу и не поймешь, что это за дикая такая архитектура.
И только когда сквозь арочные двери вышли в мощенный булыжником коридор, Лешка понял, что это — давным-давно перестроенная церковь. Видно, когда-то предприимчивый хозяин вместо того, чтоб устраивать из капища охмурения народа овощной склад или бензохранилище, разумно решил построить для себя дом. Снес купола, провел отопление, и усадьба получилась на славу. Теплый дом с толстыми стенами и глубоким подвалом, в котором Лешка оказался через минуту.
Но в кладовой без окон, где он сел на табуретку, было освещение, вдоль стен стояли бочонки, приятно пахло консервированными овощами и фруктами, а стол из хорошо оструганных досок был чисто выскоблен.
Двери за Лешкой не запирали, потому что при нем остался охранник — все тот же парень в спортивном костюме с автоматом. Глянув на его звероватое лицо с отвислой губой, Лешка не стал спрашивать, где они. Этот неандерталец вряд ли знал даже собственное имя.
К Лешкиному удивлению, сидел он под этим надзором настолько недолго, что даже и заскучать не успел.
В кладовке появился Охлопьев, выпроводил поначалу охранника, постоял, словно подумал, а потом сказал:
— Пойдем, Леха. С тобой поговорить хотят.
— Кто? — Лешка поднялся с табуретки.
— Да все твои знакомые. Старые знакомые. Все, Лешка, возвращается на круги своя.
— Ишь ты? — изобразил изумление Лешка. — Неужто тебя заставили Библию прочитать? Ах да! Алена поработала над твоим образованием, чтобы ты хоть чуть-чуть на человека походил.
— Оставь, Леха, — поморщился Охлопьев. — Подумай лучше о себе сейчас. Дело серьезное, сам понимаешь. Раз уж мы его кровью оросили. Конец твоей шлюхе, умерла на месте.
— Да что уж ты скромничаешь-то, Витя? — поразился Лешка. — Ты на свой боевой счет и Ивана Хохрякова запиши! Он ведь вашу шайку-лейку вчера напугал, насколько я понимаю?
— Лешка, — Охлопьев приостановился в дверях. — И у тебя на совести трупы, и у меня. Не о том сейчас речь. Я тебе наш союз, помнишь, еще когда предложил?
— Помню. Дважды. В армии, когда я Топоркова спас, и в девяносто первом, когда ты меня арестовал. А насчет трупов — я убивал в Афганистане по приказу и…
— Потом разберемся, — оборвал его Охлопьев. — Учти, что лично я в третий раз тебе предлагаю то же, что и раньше. И уже в последний.
Под этот разговор в спокойном тоне они прошли темным и сводчатым коридором подвала, поднялись по лестнице, сразу оказались в небольшой прихожей, залитой разноцветным веселеньким светом — солнце пробивалось через радужные стекла в окне — не витраж, но какое-то подобие оного.
Потом снова поднялись по лестнице наверх, уже на второй этаж. Охлопьев постучал в высокие дубовые двери, кажется, ему ответили, он приоткрыл эти двери и кивнул.
— Иди.
Лешка ступил в комнату, и оказалось, что это не комната, а настоящий зал для шикарных приемов — с камином, роялем, широченными окнами, сквозь которые были видны луга и река. Посреди зала стоял круглый большой стол (в пинг-понг на нем можно было играть при желании), а в дальнем уютном углу, под острыми листьями двух декоративных пальм стоял маленький столик. С дивана из-под пальмы навстречу Лешке поднялась женщина.
По мгновенной Лешкиной прикидке, ей должно было на сегодняшний день перевалить за сорок. Но она стала еще интересней. Все ее спортивное тело, изгибающееся под тугим белым платьем, было налито жесткой тренированной силой. Холеное лицо поблескивало от косметики. Несколько шагов навстречу Лешке она сделала легко, словно гимнастка.
— Узнал меня, Алексей?
— А как же! — улыбнулся Лешка. — Вы мне как начали еще в Афганистане в страшных снах сниться, так и потом раз в год появлялись в кошмарах, Наталья Васильевна… Диянова теперь, кажется?
— Нет, мой друг. Теперь уже Топоркова.
— А где же мой бывший замполит Диянов, наш футбольный тренер?
— У нас с ним остались деловые отношения. Он представляет нашу фирму за рубежом. Садись. Что тебе Диянов? Про него говорить не будем. Так я тебе снилась?
В ее глазах неожиданно мелькнул чисто женский интерес.
— Снились. И без снов вспоминались. Особенно когда в Афгане в нас с Журавлевым пару раз стреляли. Не выполнили вы нашей договоренности, Наталья Васильевна. Мы с Журавлевым молчали, а вы нас все-таки пристрелить хотели.
— Нет. Это не моя работа. Выпить хочешь?
— Подожду.
Лешка сел в мягкое кресло, но она, несмотря на его отказ, поставила на столик два бокала и бутылку вина.
— Ты повзрослел и, если мужчине можно говорить комплименты, похорошел. К сорока годам такие люди, твоего типа, становятся просто красавцами.
— Ага, — согласился Лешка. — Закончите свою мысль — если доживают до сорока. Кстати, а куда делась жена Топоркова? Мария, по-моему… Федоровна?
— Правильно. Память у тебя хорошая, хотя и давала за эти годы сбои. Мария попросту не перенесла характера мужа и после замужества дочери развелась с ним. Не знаю, где она, не интересовалась. Оставим это. Разлей, пожалуйста.
Лешка не стал ломаться, налил по две трети в оба бокала.
— Вот и хорошо, — холодно улыбнулась она. — Мы возвращаемся с тобой точно в ту же ситуацию, на которой прервались. Сколько лет назад это было?
— В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Лето. Калининград.
— Правильно. Прошло ровно семь лет. И вопрос перед тобой стоит точно такой же! Будто и семи лет не прошло, и мы сидим с тобой в машине на улице Артиллерийской! — Она легко засмеялась. — Все то же! И тот же выбор перед тобой. Будь здоров.
Лешка попробовал вино, вкуса не ощутил, сказал спокойно:
— Тогда у меня было три выхода. Быть в компании с вами вместо Мосла, подохнуть или замолчать. Сегодня?..
— Сегодня только два. С нами или в могилу.
— Пусть так. Но, чтобы решить, нужно бы прояснить дело, Наталья Васильевна, — слишком много неясного для меня. А потом, мы уже на других позициях. И за вами стоят, как я понимаю, могучие структуры, да и я…
— Почти член Госдумы! Правильно. Годы для нас с тобой прошли не зря, отдадим этому должное. Но неужели ты не можешь понять, что произошло? Это же так просто! Ты меня разочаровываешь.
— Извините…
— А ты попытайся-ка воссоздать, как в кино, движение этих семи лет. Я тебя, где надо, поправлю.
За ее плечом вдруг зазвонил телефон, она перегнулась и сняла трубку. Лешка заметил, что аппарата два — один, следовательно, был внутренний, домашней связи.
— Да? — спросила она спокойно. — Все в порядке. Нет, мы разберемся. Поезжай на работу, дорогой мой. Целую.