Муссон - Уилбур Смит

Отдача бросила ствол на них, давя тела и отрывая конечности. Хэл даже на расстоянии в два кабельтовых слышал полные боли крики покалеченных пушкарей.

Он видел также полет огромного каменного ядра; оно взмыло над крепостью и черной точкой словно зависло в воздухе, потом по дуге полетело к ним. На мгновение Хэлу показалось, что оно попадет в корабль, но оно упало в воду рядом и подняло такой фонтан пены и брызг, что палубу залило и сапоги Хэла вымокли до колен.

— Надо ответить на такое трогательное прощание. — Хэл без улыбки посмотрел на Неда Тайлера. — Приспустите флаги в знак уважения к султану, мистер Тайлер. Потом кладите корабль на курс к югу.

— На карте такого обозначения нет, — пробормотал Хэл, разглядывая разложенную на столе карту, — однако клянусь, что уже слышал это название. Флор-де-ла-Мар, Морской Цветок. С таким названием — и по словам Грея — это, конечно, одна из старых португальских крепостей.

Он уже опросил офицеров и приказал им расспросить моряков, но никто ничего не знал.

Рядом с картой грудой лежали восемь тяжелых книг в черных переплетах из телячьей кожи. Эти тома были самым дорогим имуществом Хэла. Он выбрал один, раскрыл плотные негнущиеся страницы и бегло взглянул на прекрасный почерк и чернильные рисунки, сплошь заполнявшие листы с обеих сторон. Эти страницы так знакомы ему, что кажутся частью жизни. Их исписал его отец, сэр Фрэнсис Кортни. Эти судовые журналы — часть наследства, доставшегося от него Хэлу. В восьми томах заключены тридцать лет плаваний отца по океанам, знания и опыт, накопленные за целую жизнь. Для Хэла они обладают такой несомненной ценностью, связаны с такими чувствами, что дороже любого количества золота.

Он почтительно перелистывал страницы, отыскивая название, которое встретил здесь много лет назад. Поиски были непоследовательными, потому что его часто отвлекали какие-нибудь интересные наблюдения, или замечательные зарисовки незнакомых гаваней, или подходы с моря к экзотическим местам, портреты людей, изображения птицы или цветка, которые привлекли внимательный взгляд его отца и были точно запечатлены его искусным пером.

Не добившись успеха, он отложил первый том и взял другой. На переплете значилось: „Индийский океан, с 1632 по 1641 anno Domini“. Поиски так затянулись, что Хэлу пришлось заново заливать масло в лампу. И тут неожиданно его покрасневшие, усталые глаза увидели на странице название. Он с облегчением вздохнул.

„Остров Флор-де-ла-Мар“ — стояло под чернильным рисунком; на рисунке был запечатлен вид с океана. Нарисован был явно остров. Под рисунком изображены роза ветров и масштаб. Длина острова с юга на север пять миль. Под названием стояли координаты: „11 градусов 25 минут южной широты, 47 градусов 32 минуты восточной долготы“. Ниже буквами помельче написано: „Известен мусульманам как Дверь аль-Шайтана, или Гавань Дьявола“. Хэл быстро взял карту, с помощью линейки и компаса отыскал указанные отцом координаты. Хотя к оценке широты и долготы, даже сделанной отцом, Хэл относился осторожно, он решил, что эти координаты указывают позицию примерно в ста пятидесяти милях к северу от островов Глориетты. Однако на карте Хэла там ничего не было обозначено, только открытое море.

Он вернулся к отцовскому журналу. Сэр Фрэнсис оставил целую страницу описаний. Хэл начал читать, и прочитанное немедленно захватило его.

„Впервые об этом острове сообщил Альфонсо Альбукерк в 1508 году, когда готовился захватить арабские города на Берегу Лихорадок на восточном побережье Африки. Именно отсюда он нападал на Занзибар и Дар-эс-Салам“.

Хэл кивнул. Он знал, что Альбукерка другие мореплаватели именовали Великим, а арабы за морские набеги в Индийском океане прозвали его аль-Шайтан, Дьявол.

Он, больше даже чем Тристан д’Акунья, способствовал укреплению португальского влияния и власти на Берегу Лихорадок и в Персидском заливе.

Его корабли первыми из кораблей европейских государств проникли в оплот арабского мира — Красное море.

Хэл вернулся к запискам отца.

„Альбукерк построил на северном конце острова сильную крепость, вырубая для ее сооружения коралловые глыбы и заставляя мусульманских пленников выполнять тяжелые работы. Он вооружил крепость пушками, захваченными во время завоевания Ормуза и Адена. В честь флагмана своего флота он назвал остров Флор-де-ла-Мар.

Несколько лет спустя, в 1508 году, упомянутый корабль разбился на коралловых рифах у побережья Гоа, и Альбукерк потерял огромные личные сокровища, накопленные за время кампаний в Индийском океане.

После успешных нападений на африканское побережье Альбукерк покинул свое логово на острове и перенес свой флаг на Занзибар.

Крепость Флор-де-ла-Мар пришла в запустение.

Я заходил сюда 2 ноября 1637 года. Остров длиной в пять с четвертью миль и в полмили шириной в самом широком месте. Восточный берег подвержен сильным ветрам с океана, и бросать здесь якорь опасно. Залив на крайнем северо-западе острова хорошо защищен и охраняется коралловыми рифами.

Дно песчаное и ракушечное и прекрасно держит якорь. Существует проход между рифами, непосредственно под крепостью. Когда в крепости стоял португальский гарнизон, любой входящий в залив корабль рисковал попасть под сильный огонь крепостных батарей“.

Посреди страницы Хэл увидел подробную карту залива и крепости с указаниями прохода в рифах и различными данными и измерениями.

— Спасибо, отец, — с чувством сказал Хэл и продолжил чтение текста.

„Я сошел на берег и обнаружил, что стены крепости выдержали без разрушений почти полтораста лет. Они очень прочны и разрушить их могут разве только современные осадные машины. Медные пушки еще торчат из амбразур, но морской воздух, насыщенный солью, разъел стволы.

Дренажная система и цистерны для сбора дождевой воды в рабочем состоянии, и мы смогли наполнить из них свои бочки. На южном краю острова обитает большая колония морских птиц. Днем эти птицы образуют над островом темное облако, заметное за много миль. Их крики звучат так громко, что поражают слух и чувства. Мясо этой дичи жирное, с сильным рыбным привкусом, но, просоленное и прокопченное, становится вкусным. Я отправил людей на берег для сбора птичьих яиц. Моряки вернулись с десятью полными большими корзинами, и весь экипаж объедался яйцами. В заливе много рыбы и устриц. Мы простояли здесь десять дней. Все матросы занимались ловлей и заготовкой этих даров природы, чтобы пополнить оскудевшие корабельные запасы.

12 ноября мы отплыли оттуда в Баб-эль-Мандеб в начале Красного моря“.

Хэл закрыл журнал почтительно, словно семейную Библию — в каком-то смысле так оно и было, — и вернулся к карте. Старательно отметил на ней сообщенные отцом координаты, потом проложил курс от нынешнего положения „Серафима“ у южной оконечности Мозамбикского пролива.