Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь... - Владимир Кайяк

– Мне рассказывали. Теперь в отделении иногда, говорят, сидит только дежурный, остальные маршируют по улицам и смотрят, не появится ли кто в черных очках, с мешком через плечо.

– Не издевайся над коллегами, тебе тоже маршировать приходилось не раз. Я тебе дам курсантов человек двенадцать, продолжайте садовую акцию. Пусть они ходят и расспрашивают, только ты конкретно объясни им, о чем расспрашивать. Поверь мне, беднягу Грунского волокли совсем недалеко.

– Вблизи канавы ничего нет, мы там все обшарили.

Хотя конец беседы протекал в привычном, нормальном русле, я все же не могу забыть начала. «У вас все нормально, и у преступника тоже все нормально». Это выражение принадлежит не Шефу, оно заимствовано у кого–то другого. Шеф опытный, деловой человек, профессионал и понимает, что такие подстегивания расследование вперед не продвинут.

Однако все проясняется скорее, чем я надеялся. Как только я вернулся в кабинет, раздался телефонный звонок. Это Ирина Спулле из прокуратуры, она говорит, едва сдерживая смех.

– Вы там разыщите убийцу поскорее, а то трудящиеся не решаются по вечерам выгуливать своих собачек!

– Есть сигналы?

– Звонили даже мне! Ваш Шеф, должно быть, здорово получил по шапке. В новых домах возле Садов живет в основном большое начальство. Эти большие начальники сами–то обычно – ничего, а вот средненькие орут во всю глотку. Они, видите ли, привыкли прогуливаться именно там, никакой другой зеленой зоны у них поблизости нет… И так далее. Как в мегафон да с высокой горы! Хоть уши затыкай – а то перепонки лопнут! Ладно, это так, между прочим, для утреннего взбадривания… – В этот момент Ивар изумленно присвистывает и делает гримасу удивления. Сегодня мы еще не успели обменяться с ним ни словом, даже поздоровались, лишь кивнув друг другу. Перед ним на столе заключение экспертизы, и наверное именно в нем он прочел что–то, так его поразившее. Но я не должен отвлекаться, пока Спулле не повесила трубку.

– Короче говоря, сегодня меня в кабинете не будет. Если что горит, звоните по номеру Анды.

– Ясно!

– У вас есть номер Анды?

– Есть.

– Значит, не диктовать?

– Я же сказал, что есть.

– Нехорошо быть таким невежливым, когда разговариваешь с дамой.

– Я обязательно исправлюсь.

– Рада слышать. Желаю успеха в работе!

Ивар уже с довольным видом потягивается на стуле. Его длинные ноги вылезают из–под моего письменного стола – комната у нас небольшая и узкая, и мы свои столы сдвинули вместе. Все равно спинки стульев касаются стены и стирают с нее краску. Окно прямо напротив двери. По своим размерам наша комната, пожалуй, больше подошла бы мужчинам–невеличкам.

– Песок за отворотами брюк. Сзади. Белый песок с небольшой примесью глины. Почва в Садах – ты же сам видел – черная, как смола.

Мы, конечно, думаем об одном: почва за отвороты брюк сзади попадает в том случае, когда человека волокут по земле. Она, конечно, может попасть туда и по другим причинам, но на практике с этим приходится редко встречаться.

Если, конечно, речь идет о нормальном человеке, ведущем нормальный образ жизни. К сожалению, эти два условия трудно отнести к Грунскому.

– Кроме того, на плаще сзади в нескольких местах пятна масла, которое применяют в «Жигулях». Уже отработанного.

– Не был бы он таким вонючим… – начинаю я, но Ивар не дает мне закончить.

– Третье – хлороформ.

– Где?

– В желудке. Если доверяешь моей памяти, хлороформ – довольно сильный яд.

– Спустись в библиотеку и посмотри, нет ли у них чего полезного, а я тем временем внимательно прочту заключение.

Пока Ивара нет, у меня достаточно времени не только прочесть, но и обдумать.

Да, тут действительно написано: «Количество и концентрация позволяют предположить, что совершено отравление, однако оно ни в коем случае не могло вызвать смерть». А кто мне перечислит названия всех тех гадостей, которыми этот субъект охотно накачивался, лишь бы забалдеть? Для врачей «отравление», а для него «кайф». Некоторые для этого глотают таблетки, купленные в аптеке, потом достаточно запить их бутылкой пива; говорят, есть такие, кто нюхает средство для выведения пятен до тех пор, пока восхитительно не закружится голова. В наш век дороги к блаженству бывают сложными и разными – в Америке, например, во время сухого закона всякими суррогатами травились и умирали от отравлений тысячи людей.

Ивар возвращается с раскрытым словарем: «Хлороформ – бесцветная жидкость, растворяется в алкоголе».

– Как будто создан для того, чтобы отправить Грунского на тот свет.

– Теперь меня удивляет усердие, с каким было сделано убийство. – Я встаю. – Поехали, время уходит.

У участкового инспектора мы раздобыли и срисовали приближенный план Садов – с его помощью все же легче ориентироваться. Мы разделились и работаем каждый на своем участке, но знаем, где искать друг друга, если возникнет необходимость. Обещанные Шефом курсанты тоже прибыли и, исполненные решимости, направляются туда, куда мы указываем.

За всю жизнь Грунского его фотографию вряд ли рассматривало столько народу, сколько в эти дни. Нам очень повезло с погодой: тепло и солнечно, как весной, и хотя владельцам огородов делать здесь уже нечего, солнце заманило сюда людей «посмотреть, как там», а заодно и кое–что сделать, не откладывая на весну, когда будет дорога каждая минута.

– С чем ушли, с тем и придут. Станут они надрываться!

Ивар настроен скептически в отношении способностей курсантов. Надо надеяться только на себя!

Я с ним не совсем согласен. Бывали разные случаи.

Узкая тропка под ногами из–за грязи стала скользкой, словно ее намылили: падая, я машинально хватаюсь за ветку изгороди и до крови протыкаю ладонь: ветки сплошь усеяны длинными колючками. Наконец тропинка выводит меня к дороге, по которой может проехать даже автомобиль. Теперь стук, в сторону которого я иду, слышен громче. Немного поодаль замечаю мужчину и женщину. Это они стучат, пристраивая к старой будке новую. Каркас уже готов, бревна–стойки вкопаны в землю и скреплены досками крест–накрест. Осталось обшить заднюю стену – прибить концы досок к бревнам. Женщина поддерживает доску в нужном месте, а мужчина случит большим молотком.

Сегодня я уже расспросил о Грунском двадцать три человека. С этими тоже надо переговорить.

Занятые своим делом, они не сразу замечают меня, и, чтобы не кричать на весь участок, я прохожу через открытую калитку.

– Бог в помощь строителям, – приветствую их.

Женщина ловко, как куница, оборачивается, но руками продолжает придерживать доску, чтобы не сдвинулась. Лицо побагровело от неловкой позы и напряжения. Мужчина мельком глянул на меня и продолжает забивать гвоздь.

Стою, жду, опершись о столик, вкопанный в землю. Ишь, как здорово – доска, наконец, прибита плотно, будто приросла, – теперь мужчина готов уделить внимание и мне. Подходя, он шарит в кармане пиджака. Всю пачку сигарет не вынимает – чтобы не угощать меня, окажись я курящим, – и зажимает сигарету зубами.

– Вы по объявлению? – прикурив, спрашивает он.

– Нет, я из милиции.

Мне кажется, в глазах мужчины и женщины вспыхнула какая–то тревога. Пожалуй, я знаю, отчего: стройматериалы у них наверняка откуда–нибудь с участка, где сносился деревянный дом, – в досках полно ржавых гвоздей. Наверно, добывание этих досок осуществлялось не совсем легальным путем. Потому что на пути легального приобретения столько бюрократических барьеров, что преодолеть их никто не в состоянии, вот на свалки и отправляют огромное количество вполне еще пригодных материалов, а в лесах гниют упавшие деревья.

– В чем же мы таком провинились? – спрашивает женщина, и в ее голосе слышится раздражение.

– Надеюсь, ни в чем, – протягиваю фотографию Грунского. Таких нам изготовили много со снимка из его личного дела с последнего места работы. На всякий случай я взял еще одну – посмертную, но не думаю, что ее придется кому–нибудь показывать. – Постарайтесь вспомнить, не встречался ли вам этот человек… Не спешите с ответом, подумайте хорошенько.

– Граф Кеглевич! – восклицает женщина, бросив взгляд на фотографию. – Что он натворил?

– Не спешите с ответом, посмотрите внимательно. – Я притворяюсь, что не заметил вопроса.

– Граф, Граф, – мужчина тоже кивает, выпуская из ноздрей сизый дым.

– Только на снимке он совсем как огурчик, наверно, фотографировался еще в молодые годы, – продолжает женщина.

– Да, Граф дошел до ручки… Пропащий человек… Вы и сами увидите…

– Вот кому бог смерти не шлет! Порядочный человек от такой жизни давно бы сошел в могилу, а этим синюхам хоть бы что! – подхватывает женщина.

– Его фамилия Кеглевич? – спрашиваю.

– Откуда нам знать его фамилию?! Кажется, ее вообще никто не знает. Граф Кеглевич да Граф Кеглевич, а кто просто Графом называет… Наверно, прозвище такое. Думаю, прозвище. Может, графья у него в роду когда–то и были? – как бы ожидая подтверждения, обращается муж к жене.