Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь... - Владимир Кайяк

– Кажется, не соврал, но проверить надо. – И уже решительно: – Причем по горячим следам, пока не ушли. Гурьбой, наверное, не хотели показываться, поэтому и расходились по двое.

– А что говорит второй?

– Сейчас узнаю.

Вернулся он через минуту, вместе с парнем–атлетом и капитаном милиции в форме.

– Быстро. Остальные уже уехали. Феликс говорить отказывается. Он, видите ли, устал и хочет спать. Должно быть, своими показаниями боится спутать Лею карты. Значит, остальные наверняка еще там. Вас в нашем районе не знают, вы под видом дружинника пойдете с участковым инспектором. – Коллега кивнул в сторону капитана в форме. – Неизвестно, что за птички. Они пьяные, но если поймут, что из уголовного розыска, может возникнуть ненужный шум. Быстро к машине!

– У меня просьба, – вдруг сказал атлетический парень, любитель писать.

– Слушаю.

– Первого, кто выхватит оружие, прошу оставить мне. Об этом надо договориться твердо. А то мы можем помешать друг другу. Я служил в десантниках.

О том, что в то время он еще и учился в институте физкультуры, атлет – это и был Ивар – промолчал.

Посты уже были расставлены. Квартира оказалась на третьем этаже, но наблюдение велось и за двором, куда выходили ее окна. Вряд ли оттуда кто–нибудь попытался бы выпрыгнуть, но могли что–нибудь выбросить, например, револьвер.

– Я не верю, что они откроют, – хмуро сказал участковый инспектор. – Проторчим тут дотемна.

Мой коллега и еще кто–то остались на лестничной клетке этажом ниже, а мы втроем поднялись наверх.

Массивные коричневые двери. Инспектор звонил долго. Из квартиры доносились разные звуки, и было ясно, что люди там есть, но дверь никто не открывал.

Инспектор подергал за ручку, и – вот чудо! – дверь открылась, оказывается, она была не заперта. Но открылась только на щель – не пускала предохранительная цепочка.

– Открывайте, я районный инспектор! – прокричал он в щель, предварительно просунув туда ногу, чтобы дверь не захлопнули изнутри.

Наконец появился тощий, заспанный, давно не бритый старик. Еще несколько минут через щель продолжался обмен мнениями – и вот мы проникли внутрь, а старик скрылся в кухне.

Вначале по привычке взглядом ощупали вешалку в коридоре. Здесь! Вешалка была перегружена, одежда висела кучей – небесно–голубые вперемежку с ярко–зелеными стеганые куртки, а среди них длинное щегольское пальто, такое же, как на Лее Ненасытном. Только на этом пуговицы не такие блестящие, зато с гербами.

Мы прошли прямо в комнаты. Если кто–нибудь спрятался в кухне и попытается бежать, на лестнице его схватят как цыпленка. А вот когда будем уходить, проверим, не «зацепился» ли кто.

В проходной комнате вокруг большого круглого стола сидели шестеро парней и фирменная девица лет двадцати двух. Парни молчали, глядя исподлобья.

Вначале районный инспектор стоял немного впереди нас, но Ивар незаметно проскользнул мимо него, и сзади остался я один. Ивар занял такую позицию, чтобы в случае необходимости одним прыжком оказаться рядом с теми, кто сидел по ту сторону стола. Засохшая на тарелках закуска и пустые бутылки в углу возле окна свидетельствовали о том, что пили здесь долго и много. Воздух в комнате продымленный, спертый. Парней гораздо больше, чем мы предполагали, и я подумал, что нам крепко достанется, если что–нибудь начнется. Если у кого–то из них есть револьвер, то у остальных найдутся, по крайней мере, ножи.

– Кого мне поблагодарить за оказанную честь? – с издевкой спросила девица и, демонстрируя перед нами свою грудь, обтянутую блузкой с рекламными надписями, подошла к инспектору. Хозяйка квартиры.

Почему мы в целях маскировки не повязали нарукавные ленты дружинников? Дружинников такие типы не очень–то боятся, если они вообще чего–нибудь боятся. Дружинники для них – мелочь.

Когда группа преступников вместе – это какая–никакая, но сила, угрожающий кулак, хотя каждый держится как бы сам по себе. А разрозненная – ничего страшного собой не представляет: от каждого несет будничной скукой. Только один из них мне не понравился. Он был там самый старший и разодет как павлин: рубашка с жабо и брошью, золотые кольца, а в лице и в движениях мягкая собранность, как у рыси, – не угадаешь, в какой момент и в какую сторону он прыгнет, выпустив когти.

– Почему вы мешаете людям отдыхать? Всю ночь от вас, говорят, не было покоя… Да я и сам вижу…

Тон участкового инспектора вполне соответствует ситуации: к нему, как к должностному лицу, поступило столько жалоб, что он вынужден наконец вмешаться. И он явился сюда, хотя охотнее послал бы собравшихся вместе с жалобщиками к черту – у него и так дел предостаточно.

– Мы не будем так больше, генерал! – Изящные, белые, как мел, пальцы забегали по жабо и броши.

– И вообще, что это за кутеж? Где вы работаете? – инспектор напал на рядом стоявшего светловолосого парнишку с покрасневшими глазами.

– Я работаю в Илзенском лесничестве.

– Документы!

– Извините нас, – вмешалась хозяйка. – Это все мои друзья. У меня вчера были именины. Мы почти и не танцевали, – она недоуменно пожала плечами, но тут из задней комнаты раздался плач ребенка, и она ушла к нему. Через дверь слышалось, как она успокаивала малыша, приговаривая что–то.

– Я не ношу с собой документы, – зло бросил блондинчик, глянув на жабо, как будто ждал от него указаний.

– Интересно, однако, – едет из деревни в Ригу и не берет с собой паспорт!

Двое из сидевших за столом встали одновременно и протиснулись мимо стола к двери.

– Спустимся за документами, – пояснили они. – Мы живем здесь же, в доме с улицы.

Они беспрепятственно вышли в коридор, взяли с вешалки свои куртки. Демонстративно – никакие возражения их не остановят.

– Только быстро обратно: у меня времени немного, – крикнул им вслед инспектор.

– Конечно, дядя! Мы мигом! – с нескрываемой издевкой раздалось в ответ. Уже с лестницы.

Теперь наши силы почти сравнялись, но угроза схватки осталась – ушедшим достаточно было устроить внизу шум или что–нибудь выкрикнуть.

Я был почти уверен, что револьвер у щеголя, хотя одет он был в прилегающий пиджак и такой «J. B. Rouge Fils a Liege» выпирал бы в кармане. Дело, конечно, совсем не в названии фирмы – скорее всего револьвер этой фирмы вообще был единственным в Латвии, в Прибалтике, может даже, во всем Советском Союзе, потому что сработан был еще до революции, а коррозия, как известно, за такой большой срок может съесть даже огромный кусок металла. Дело в системе оружия. Такой револьвер – их носили при себе городовые и лесники, обходя леса, – весил около килограмма, он большой и неуклюжий, как чайник. Куда такой денешь? Заткнуть за пояс?

Я не заметил никаких жестов–намеков, но они вдруг встали разом, все четверо.

– Пошли, генерал! В милиции нас ждут! – Щеголь, смеясь, похлопал инспектора по плечу, и тот от неожиданности растерялся. Тем самым он выпустил из рук вожжи, и распорядителем сразу стал главарь, обвешанный кольцами. – У нас тоже нет при себе никаких бумаг, поехали в милицию, там по своим каналам сможете проверить, кто есть кто. Пошли, нечего вшей искать, нам еще надо вернуться и допить водку.

Я было хотел вмешаться, но решил: не стоит – этот нахал аккуратненько сам себе роет яму.

Каждый из них схватил с вешалки верхнюю одежду, и, держа ее в руках, все во главе с Иваром вышли на лестницу. Шествие замыкал участковый инспектор, а мне было дано задание пригласить к выходу хозяйку квартиры.

Воспользовавшись этим, заглянул в ванную комнату, совмещенную с туалетом.

Нет, никого не было.

Подошел к задней комнате. Картина – женщина с ребенком – поразила меня своей красотой. И еще поразило то, что во второй комнате я не увидел беспорядка.

– Кто может остаться с ребенком?

– Свекровь.

Наверно, эта молодая мать тоже, стоя тогда между двумя комнатами – между той, что от разгулов провоняла винным перегаром, и другой, чистой и опрятной, – сама еще не знала, какая сторона затянет ее. В ее жизни все решится только с возвращением мужа из заключения. Жаль, но на судьбу крохи, лежавшего в детской кроватке, это тоже повлияет, только позже, а тогда и он находился как бы между этими двумя комнатами.

Я заглянул в кухню.

– Извините за беспокойство. До свидания.

В кухне было безупречно чисто. У стола сидела старушка и дряхлый старик. Только тут я заметил, как широко и неестественно у него раскрыты глаза, горевшие злобой. Мне не ответили, но я не обиделся: мне не столько хотелось с ними попрощаться, сколько посмотреть, не спрятался ли кто–нибудь в кухне.

Как только мы вышли на лестницу, щелкнул дверной замок и громко хлопнул засов. Старик или старуха? Заперлись, как от грабителей.

Фирменную девицу усадили в коляску мотоцикла и нахлобучили ей каску. Для меня осталось место за рулем «Жигулей» – между задержанными должен сидеть кто–нибудь из наших, чтобы они не могли ничего выбросить из карманов, переговариваться и вообще чтобы не чувствовали себя чересчур свободно.