Великое зло - М. Роуз

Или очень несчастна, подумала Жас.

Они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись.

Сон не шел. Больше часа она вертелась в огромной кровати под балдахином, слушая равномерный шум волн и думая обо всем, что случилось после приезда. Наконец, поняв, что заснуть не удастся, Жас встала, закуталась в халат, который дала ей Минерва, и устроилась на подоконнике.

Небо и вода были одинакового чернильного цвета. На этом черном фоне гребни волн призрачно мерцали.

Слева от окна темноту прорезал свет автомобильных фар. Тео куда-то уезжал? Залаяла Таша. Должно быть, он опять возил ее на прогулку.

Хлопнула дверца машины. По траве под окном пробежала собака, а затем снова стало темно.

Жас решила спуститься на первый этаж, сделать чаю и выбрать себе книгу. Стоя на пороге, подумала: последний раз такое было с ней месяц назад, в доме Малахая, в тот уик-энд, когда ее чуть не ударило молнией. Когда она поняла, что потеряла ребенка. Когда обнаружила в чужом портфеле адресованное ей письмо.

Что же произошло сегодня? Почему ее тянуло на остров? Что привело сюда: стремление найти истоки мифа или мысли о человеке, которого она знала еще подростком? Первый поцелуй, первая влюбленность. Идея завести роман с Тео мелькала где-то на задворках сознания. А потом она познакомилась с его младшим братом. Они оба были ей интересны, каждый по-своему, но это не мешало тосковать о Гриффине. Когда-нибудь она привыкнет к мысли о том, что он навсегда ушел из ее жизни. Ей-богу, прогресс: Жас, наконец, внутренне согласилась, что эта страница ее биографии дописана.

Плотнее запахнув халат, она сунула в карман телефон и вышла из комнаты. Пересекла покрытую ковром лестничную площадку, пальцами скользнула по гладким перилам. На самом деле ее нужен не чай и не книга, ей нужно поговорить с Робби. Но весь вечер она нарывалась на автоответчик.

Им не требовалось растолковывать друг другу подробности, именно поэтому разговаривать было легко. Робби видел ее насквозь; это порою сердило, но почему-то всегда успокаивало. Иногда он был слишком уверен в непогрешимости своих советов. Когда они были маленькими, Жас даже объявила его своим рыцарем и наградила титулом «Граф Всегда Прав». Время, когда они вдвоем трудились за маленьким парфюмерным орга́ном, изготовленным для них отцом, было самым счастливым в ее жизни. Жас нравилось о нем вспоминать. Маленький стеллаж и ряды флакончиков с ароматическими маслами и эссенциями занимали все их внимание долгими часами. А вечером к ним заходил дедушка. Изучал все, что они сделали за день. Оценивал. И когда он хвалил составленные внучкой композиции, Робби всегда радовался. Несмотря на то что старшей была Жас, Робби ее опекал.

В кухне она включила чайник.

Раздался топот и цоканье когтей. В кухню влетела Таша и бросилась к миске с водой. Прекрасный пес выглядел реликтом другой эпохи – впрочем, как и сам дом. Как сестры. Здесь наравне с настоящим жило прошлое. Будущему тут места не было.

Знакомый аромат чая снова напомнил ей о брате. Нужно обязательно рассказать ему, что случилось. Выслушать его мнение.

Робби, позвони мне.

Она представила, как брат почувствовал ее призыв, поднял голову. Вперил взгляд в темноту. Жас и сама не жаловалась на внешность, но Робби – Робби просто красавец. У них были схожие черты лица, его – возможно, несколько утонченные для мужчины, а ее – слегка грубоватые для женщины. Жас смотрела на него – и как будто смотрелась в волшебное зеркало. Только зеркало ей льстило. Робби и Жас. Жас и Робби. Они всегда были нерасторжимо спаяны, как это часто бывает в семьях, где родители не ладят и все их ссоры происходят на глазах у детей.

Хотя семейная трагедия подействовала на них по-разному. Робби обратился к буддизму, стал одухотворенным и созерцательным. Жас сделалась жесткой, циничной и недоверчивой. Робби был готов обнять весь мир. Жас с трудом сходилась с людьми; она боялась любить, потому что боялась потерять. И, как в случае с царем Эдипом, с нею произошло именно то, чего она больше всего хотела избежать.

Чай настоялся, Жас сделала глоток. Знакомый вкус создавал ощущение комфорта. Ей было не по себе не только с незнакомыми людьми, но и с незнакомыми вещами. Несмотря на то что приходилось много ездить, она легко терялась и скучала по уединенному существованию в небольшой нью-йоркской квартирке на Саттон-плейс.

С чашкой в руке Жас вышла из кухни в холл. Мраморные плиты холодили босые ноги. Сейчас, когда Ева не хлопотала вокруг, а Минерва не смотрела пронзительно и не задавала свои бесконечные вопросы, царившая в доме атмосфера уныния ощущалась более явственно. Тишина была осязаемой; стылый воздух гудел от множества спрятанных здесь тайн.

Жас заглянула в библиотеку. Уютно потрескивали дрова в очаге. Тео сидел рядом с камином, поглощенный чтением, и поначалу не заметил ее прихода.

– Привет, – неуверенно произнесла она, не желая разрушать его сосредоточенность.

Но он подпрыгнул от неожиданности.

– Прости. Я тебя напугала?

– Да нет, всё в порядке. Садись. Я рад, что ты пришла. Я даже подумывал о том, чтобы тебя разбудить, но не решился.

Жас взглянула на томик в его руке. Найденный ими в пещере дневник Виктора Гюго.

– Не спится. Столько всего…

– Ты веришь тому, что сказала Минерва? Ты позвонила Малахаю? Ты вправду считаешь, что видела мои воспоминания?

– Не знаю. Но судя по всему, Малахай верит.

– Не понимаю.

Она пожала плечами.

– Жас, ты сильно испугалась?

– Надо полагать. А ты?

– А я – нет. Но в воспоминания проваливался не я.

Тео взял ее за руку и, согревая, притянул к себе. В этом жесте не было страсти, только забота.

Жас пожаловалась:

– Не знаю, что и думать.

– И я.

Радуясь, что можно отвлечься от собственных мыслей, она кивнула на дневник.

– Как успехи?

– Не очень. У меня кошмарный французский.

– И что он пишет?

Тео раздраженно признался:

– Все очень странно, я и вообразить не мог, насколько. Попробуешь прочесть сама? Возможно, я просто не понял. Я почти надеюсь, что не понял.

– Что ты имеешь в виду?

– Вот.

Он раскрыл небольшой тонкий томик. В пещере Жас едва успела бросить на находку взгляд. Вечером, в гостиной, ее отвлекла Минерва. Сейчас она держала дневник в третий раз.

Томик был переплетен в темно-коричневую, хорошо сохранившуюся кожу. Каждая из двадцати пяти страниц по краю имела золотое тиснение, кое-где уже стершееся. Жас вдохнула запах моря и плесени – и необычный прекрасный аромат.