Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий - Юрий Владимирович Кривошеев

Таким образом, у Василия II были развязаны руки для хиротонии собственного митрополита. Однако шаг этот был очень серьезным и ответственным. Не в первый раз русские князья пытались добиться поставления митрополитов собором местных епископов, еще при Ярославе Мудром в XI в. именно так стал первоиерархом знаменитый Илларион. Однако такого рода попытки всегда заканчивались ничем: греки добивались восстановления своих прав, кроме того, на Руси всегда находились люди, указывавшие на незаконность подобного рода практики.

Василий II составил послание в Царьград, в котором повествовалось о «ереси» присланного ими митрополита и обосновывалась возможность поставления нового первоиерарха на Руси из русских кандидатов собором русских архиереев [АИ: 71–75]. Тем более что подходящий кандидат уже был – все тот же Иона, которого опередил в 1437 г. Исидор. В реальности подобного рода посольство было не более чем дипломатической уловкой: на Руси, конечно, были прекрасно осведомлены относительно стремления к укреплению унии со стороны властей Византии. Все это позволяло выиграть время. Московские послы так и не добрались до Константинополя, во всяком случае нам ничего не известно о его результатах, а Иона так и оставался до поры в сане епископа Рязанского.

Здесь самое время остановиться подробнее на происхождении человека, которому прочили сан главы Русской церкви. Информацию об этом опять же можем почерпнуть из памятника агиографического характера – жития. Родиной Ионы были окрестности Солигалича. Его отец – Федор Одноуш – имел в этих землях вотчину. В двенадцать лет он стал послушником в одном из монастырей Галича или близлежащей к нему области. Его послушанием была переписка книг, что свидетельствует о достаточной образованности будущего архиерея. Кроме того, имеются сведения о том, что уже в начале своей духовной карьеры Иона показал себя ревностным сторонником строгого следования предписаниям иноческой жизни. Постриг он принял в Симоновом монастыре, где он имел возможность встречаться с митрополитом Фотием, посвятившим его в епископы Рязанские. При этом в житии имеется указание на то, что Фотий, посещая однажды Симоновскую обитель, загодя предсказал будущую великую судьбу Ионы [ПСРЛ, т. XXI: 505–506].

Меж тем на Руси продолжалась жестокая борьба за власть между внуками Дмитрия Донского. Друг с другом воевали дети двух сыновей героя Донского сражения: Василий II Васильевич и Дмитрий Шемяка, сын скоропостижно скончавшегося в 1434 г. Юрия Дмитриевича. В 1446 г. Василий II был обманом захвачен во время посещения Троице-Сергиева монастыря, передан в руки своего соперника Дмитрия Шемяки, овладевшего Москвой, и ослеплен. Дети Василия Иван (будущий Иван III) и Юрий сопровождали тогда отца в его паломнической поездке, но в суматохе, связанной с арестом великого князя, верные люди успели укрыть княжичей, и их немедленно отправили под Юрьев, а затем еще далее – в Муром [ПСРЛ, т. XII: 67–70].

Сыновья Василия нашли там вполне надежный приют, город готовился к возможной осаде. Все это сулило победителю много сложностей. Казалось, что дело решено и победа достигнута. Ведь Василий II после совершения над ним жестокой экзекуции был отправлен под надежный надзор в Углич, его мать Софья Витовтовна вынуждена была уехать еще дальше в Чухлому. Но сыновья его врага оставались по-прежнему на свободе. Решиться на поход против Мурома и осаду города Шемяка, видимо, не имел возможности, так как ему еще надлежало завоевать симпатии населения в Москве. Тем не менее ему было необходимо каким-то образом заполучить княжичей в свои руки. И тогда Шемяка решил прибегнуть к помощи Ионы Рязанского, к епархии которого относился Муром. Он обещал оставить детей в покое, выделить плененному кузену и его семье особый удел, однако при этом просил епископа о том, чтобы тот забрал Васильевичей из Мурома: «Яз рад их жаловати, отца их выпущу и вотчину дам довольну» [ПСРЛ, т. XXV: 266]. Иона, которому, согласно некоторым данным, при этом сделан был намек на возможность занятия им митрополичьей кафедры, взял мальчиков «на свою епитрахиль», то есть под собственные гарантии, и отправил их в Переяславль. И в итоге они действительно были отправлены к отцу в Углич. Иона же стал жить на митрополичьем дворе. Однако выполнять вторую часть собственного обещания – обеспечить брата уделом – Шемяка не спешил, и семья его соперника оставалась в заточении.

Это вызвало резкое неудовольствие епископа Ионы. Он все время напоминал о том слове, которое дал ему князь. Архиерей требовал выполнения данных обещаний. Он просил освободить Василия и его домочадцев. Это подогревало и народное недовольство. Здесь Иона, без сомнения, показал себя как честный и верный долгу человек. В итоге Шемяка должен был уступить. Он отправился в Углич, где в торжественной обстановке освободил из темницы семью своего врага. Братья каялись друг перед другом, обещали более не нарушать мира. Василий вместе с женой и детьми отправился в Вологду, определенную ему в качестве отчины.

Вообще, Шемяка как мог стремился закрепить собственный успех. Он понимал, что ему особенно важно найти опору в среде духовенства. Именно с этим связана его уступка требованию Ионы, с этим же связаны пожалования монастырям, сделанные им. Среди обителей, получивших разного рода вклады и льготы от нового великого князя, были нижегородский Благовещенский, Чудов и, конечно, Троицкий монастыри.

Для урегулирования политического кризиса и юридического оформления собственной победы Дмитрий Юрьевич решил опять же прибегнуть к помощи церкви. По его инициативе созваны были «епископы и архимандриты со всее земьлии и честныя игумены и прозвитеры», у этого почтенного собрания князь стал «прощениа просити и каятися греха своего». Иерархи призвали его искать примирения с Василием. Вместе с духовенством Шемяка отправился в Углич, где между братьями произошла сцена взаимного прощения. Василий целовал крест на том, чтоб впредь не искать великого княжения, а Дмитрий взамен выпустил его из-под ареста и дал ему в удел Вологду [ПСРЛ, т. XXIII: 153].

Однако Шемяке оставалось недолго править в столице: уже в следующем 1447 г. он должен был вновь оставить ее. При этом Василий II в церковной среде с самого начала нашел поддержку собственной борьбе. Игумен Кирилло-Белозерского монастыря Трифон принял на себя грех нарушения крестного целования, данного незадолго до того в Угличе, сняв тем самым клятву с Василия [ПСРЛ, т. XXIII: 153]. Однако и Шемяка не думал покоряться брату, и вновь церковь выступила на стороне его противников. В декабре 1447 г. было выпушено послание русских иерархов к Шемяке с призывом подчиниться Василию, угрожавшее в случае отказа анафемой [АИ: 75–83]. Под этом документом стояла и подпись Ионы, но пока, опять же, лишь как епископа Рязанского.

И все же чем больше времени проходило с