Кровавое дело - Ксавье Монтепен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойдем вниз! — сказал Казнев наконец.
Они заперли двери своих комнат и снова спустились в контору.
— Хорошо вам, господа, в ваших комнатах? — приветливо осведомилась управительница.
— Отлично, сударыня! Я еще попрошу вас дать мне некоторые сведения.
— К вашим услугам.
— Жил кто-нибудь в комнате под номером девять в то время, когда в десятом останавливался Жак Бернье?
— Да, сударь.
— А кто именно?
— Сейчас посмотрю… Жюль Баскон, коммивояжер из Тулона.
Казнев записал.
— Какие документы предъявил вам этот коммивояжер, когда вы записали его?
— Никаких, сударь. Теперь мы не требуем документов.
— И совершенно напрасно. Когда явился к вам в отель этот Жюль Баскон?
— Четвертого декабря.
— Выехал?
— Девятого.
— Можете вы дать мне подробное описание его наружности?
— Подробное описание его наружности? Ну, нет, право, не могу. Я помню его очень смутно. Ведь мне приходится видеть столько разных лиц.
— Но неужели вы не заметили в нем ничего особенного? Какую-нибудь деталь, кажущуюся для вас совершенно ничтожной, но которая может иметь для нас громадное значение?
— Право, не могу. Я слишком боюсь, что моя память сослужит мне плохую службу, боюсь ошибиться сама и ввести вас в заблуждение, которое может к тому же оказаться гибельным для невинного.
— Ваши опасения вполне естественны, но я все-таки настаиваю. Поройтесь хорошенько в своей памяти. Ведь самая пустая вещь может навести нас на след.
— Напрасно я буду рыться в своей памяти, сударь. Я отлично знаю, что не найду ровно ничего. Может быть, слуга с первого этажа сумеет ответить вам лучше и больше, чем я.
Управительница позвонила. Казнев принялся допрашивать слугу, но и от него смог узнать только следующее:
— Мне помнится, что жилец из девятого номера был очень смуглый, роста невысокого, но и не низкого, но… у меня, ей-богу, дел много… А вот на водку он мне дал маловато, это я помню.
Казнев понял, что с этой стороны сведения будут самые ничтожные, и потому прекратил допрос и вышел из конторы.
— Послушай, — начал он, как только они вышли на набережную Братства, неужели ты думаешь, что этот самый Жюль Баскон…
— И есть убийца Жака Бернье? — закончил Казнев. — Да! Этот человек приезжает сюда четвертого декабря, уезжает девятого, как раз накануне отъезда покойного. Значит, зная заранее его маршрут, он поджидал его где-нибудь в пути.
— Это возможно. Но тут может быть простая случайность, совпадение.
— Нет, есть и что-нибудь другое. Мой инстинкт подсказывает это.
— Положим, что ты прав. Допустим, что жилец из девятого номера действительно убийца Жака Бернье. Но у нас нет его примет.
— Мы их добудем.
— Откуда? Кто его знает?
— Право, уж наверное добудем. Я верю в это. А пока пойдем-ка к продавцам ножей.
Приятели шли по набережной Братства. Флоньи смотрел по сторонам.
— Продавцы ножей, — повторил он. — Да вот тебе уже один и есть, — проговорил он, указывая на лавку, в окне которой сверкали на солнце блестящие стальные лезвия ножей. — Хочешь, начнем с этого?
— И отлично, — согласился Казнев.
Они подошли и, не входя, принялись рассматривать витрину. Вдруг Казнев вскрикнул от радости.
— Что случилось? — спросил Флоньи.
— Посмотри!
И рукой указал на одну из полочек, на которой лежали раскрытые ножи.
Лицо Спички просияло, и он воскликнул:
— Это совершенно такие же ножи, как тот, которым был убит Жак Бернье.
— Как две капли воды. Войдем.
Лавка была пуста, но на звук колокольчика вышел сам хозяин.
— Что вам угодно, господа? — спросил он.
— Мы хотим узнать, не из вашего ли магазина этот ножик? — ответил Казнев, подавая смертоносное орудие, которое он вытащил из кармана.
Торговец взял его и стал рассматривать.
— У меня есть точно такие же ножи, — сказал он наконец. — Этот нож сделан на Корсике, но я не могу вам сказать наверное, у меня он куплен или нет, потому что не я один торгую такими ножами.
Казнев почесал затылок. Он думал, что уже достиг цели, и вдруг эта цель отдалилась.
Но он не унывал надолго и поэтому принялся спрашивать дальше:
— А вы не помните, не продавали ли на этих днях такие ножи?
Торговец подумал с минуту.
— Кажется, да.
— Так дней пять-шесть назад?
— Да, да. Теперь уж я помню совсем хорошо. Я продал корсиканский нож одному парижанину.
— Парижанину?
— Да, это сразу видно было, да он вовсе и не желал скрывать этого. Вот чудак-то! Затем, в тот же вечер, я продал еще один такой же ножик…
Увидев, что Казнев делает отметки в своей записной книжке, торговец вдруг остановился и спросил:
— Послушайте, уж не идет ли тут дело о каком-нибудь преступлении? Уж не убили ли кого-нибудь этим ножом, который вы мне показываете?
— Именно.
— Значит, вы производите дознание?
— Да.
— Да кто же вы такие сами-то?
— Мы — агенты парижской сыскной полиции. Вот наши карточки. Поэтому вы должны на все наши вопросы отвечать точно.
— Я готов ответить на все.
— Вы только что сказали, что в один и тот же вечер вы продали два одинаковых корсиканских ножа двум различным покупателям.
— Да, сударь. У меня так и в книге записано.
С этими словами торговец взял с конторки книгу и, немного перелистав ее, сказал:
— Вот, сударь. Это было девятого числа. Потрудитесь посмотреть: «Проданы два корсиканских ножа по шесть франков за штуку».
— Девятого, — повторил Казнев. — Это как раз совпадает с днем отъезда из Марселя моего человечка.
— Вы напали на след?
— Надеюсь, что напал, но вы, сударь, можете еще больше облегчить нашу задачу. Вы, вероятно, помните этого парижанина, о котором сказали, что он большой чудак?
— Еще бы мне его не помнить! Отлично помню! Незабываемый человек! Чисто «бульварный» продукт! Хорош во всех отношениях! Говорил он таким ужасным языком, что казалось, только что вышел из центральной тюрьмы. Болтая со мной, он даже сообщил мне свое имя.
— Свое имя?!! — в изумлении повторил полицейский агент.
— Да, и я недаром запомнил его! Он напоминает мне одну славную семью, которую я знал в Марконе; вот я и спросил, не родня ли они ему, но он сказал, что нет.
— Ну и как же его зовут?
— Оскар Риго по прозванию Весельчак, и, по-видимому, он очень гордится этим прозвищем.
— Риго! Оскар Риго! — вне себя от радости воскликнул Казнев. — Это он! Он! Тот самый пассажир, который, выходя из вагона в Париже двенадцатого декабря, позволил себе шутить относительно убитого до такой степени неприлично, что ему вынуждены были пригрозить как следует, а он в ответ пренахальнейшим образом назвал себя начальнику станции. Он нарочно старался казаться как можно нахальнее, чтобы отвратить все подозрения, но он не достиг своей цели. Этот человек и есть убийца!
Честный торговец буквально дрожал.
— Ну, сударь, — проговорил он наконец, — знаете, это меня ничуть не удивляет. Злодей все искал нож как можно крепче и, выбирая этот, говорил ужасные слова, например, что им можно распороть человеку брюхо все равно как барабанную шкуру.
— Можете вы мне описать наружность парижанина?
— Могу! Это человек среднего роста, не высок и не низок, сильно загорелый, совершенно смуглый. Волосы иссиня-черные. Черная борода. Глаза тоже черные и замечательно живые. Манера растягивать слова и делать ужимки. Вот его фотографическое описание.
— А как он был одет?
— Сероватое пальто, кажется, под которым я заметил красный пояс, когда он, расплачиваясь, стал вынимать деньги. На голове мягкая, помятая касторовая шляпа. Риго говорил, что едет из Африки и направляется в Париж.
— Одна выдумка про Африку! — презрительно заметил Светляк. — Это, наверное, наш человек, который записался в отеле под именем Жюль Баскон, коммивояжер.
— Он говорил, что он носильщик, и прибавил, что рассчитывает провести в Марселе еще несколько дней.
— Ложь! Он в тот же вечер уехал в Дижон, и мы должны в Дижоне напасть на его след.
— Но мне кажется, что мы упускаем из виду нечто очень важное, — проговорил вдруг молчавший до сих пор Спичка.
— Что же именно?
— А другой нож? Ведь вы продали еще один нож. Кому?
— Какому-то барину, который на следующий же день должен был уехать куда-то очень далеко. Он дожидался своей очереди, пока я сторговывался с парижанином.
— Значит, они покупали у вас ножи в одно и то же время?
— Да, сударь.
— Ах, Боже мой! Да это не имеет ровно никакого значения! — воскликнул Казнев, нетерпеливо пожав плечами. — Какими ты глупостями занимаешься, мой милый Флоньи. Ведь это только трата времени! Убийца, без всякого сомнения, Оскар Риго. Надо быть просто слепым, чтобы не видеть этого!