Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов

Можно без преувеличений сказать, что в этой отставке практически все видели то, что хотели увидеть. Послы Франции и Англии попытались заступиться за Сазонова, что отнюдь не улучшило его положения. Скорее наоборот. Особенно неприятным для Николая II был демарш Бьюкенена. Император пришел к окончательному выводу, что Сазонов «находится под полным влиянием англичан»49. В эти дни вряд ли можно было найти что-либо тревожное в словах и действиях Штюрмера. 13 (26) июля он сделал заявление относительно своего нового назначения: «Я непреклонно верю в то, что победа останется за Россией и ее верными союзниками, доблесть армий которых столь блестяще проявляется наряду с успехами русского оружия и геройскими подвигами российского воинства. Германия создала войну; она ведет ее, кичась своим полным презрением к культуре. Пусть же на нее обрушатся все вытекающие отсюда тяжелые последствия. Нашими же мыслями, чувствами и действиями должен руководить один властный призыв: “Война до конца”»50.

Вряд ли можно было утверждать, что отставку Сазонова вызвали причины, относившиеся к области внешней политики. И вряд ли кто-либо, близко знакомый с организацией русского МИДа, мог всерьез видеть в его уходе начало поворота во внешней политике. Весьма важная величина осталась неизменной. «Биржевые ведомости» специально уделили этому внимание: «Вся текущая работа ведомства сосредоточена в руках товарища министра иностранных дел А. А. Нератова»51. Анатолий Анатольевич Нератов находился на своем посту с 1910 и до октября 1917 г. при С. Д. Сазонове, Б. В. Штюрмере, Н. Н. Покровском, П. Н. Милюкове, М. И. Терещенко. Это был ближайший друг и сотрудник Сазонова, заменявший его перед войной во время болезни министра, по словам чиновников МИДа, «живой показатель преемственности нашей политики»: «То обстоятельство, что, несмотря на смены министров и перемену формы правления, Нератов продолжал оставаться на своем посту, толковалось в союзных посольствах как наглядное доказательство неизменности основной линии русского правительства к мировой войне»52.

Получив многочисленные запросы союзных дипломатов относительно того, что может означать смена первых лиц в русском МИДе, Нератов обратился с докладной запиской на высочайшее имя. Ответ императора был прост: «Известие об уходе Сазонова верно, но это ни в чем не изменит направления нашей иностранной политики»53. Интересно, что уже после революции сам Нератов счел возможным повторить следующее официальное объяснение этой отставки: «Установление большей солидарности в правительстве – вот, как тогда объяснялось, то есть, что преемник министра иностранных дел, не внося ничего существенного в ведение внешней политики, должен закрепить солидарность в правительстве и, таким образом, придать внешней и внутренней политике большее единство»54.

Восстание в Туркестане

Летом 1916 г. правительство Штюрмера пошло еще на один шаг, который можно было бы трактовать как движение навстречу пожеланиям либеральной оппозиции. Еще во время заседаний летней 1915 г. сессии Государственной думы кадетами было выдвинуто предложение распространить воинскую повинность на мусульманское население империи. В своей речи 19 августа (1 сентября) 1915 г. Шингарев рисовал красивые перспективы, к которым приведет выполнение этого прожекта. 25 июня (8 июля) 1916 г. было издано высочайшее повеление: «Для работ по устройству оборонных сооружений и военных сообщений в районе действующей армии, а равно для всяких иных необходимых для государственной обороны работ, привлечь в течение настоящей войны нижепоименованное мужское инородческое население Империи, в возрасте от 19 до 43 лет включительно»1.

Трудовая повинность распространялась на инородцев Астраханской губернии и всех губерний Сибири (за исключением «бродячих инородцев»), Сыр-Дарьинской, Ферганской, Самарской, Акмолинской, Семипалатинской, Семиреченской, Уральской, Тургайской и Закаспийской областей, мусульманское население Терской, Кубанской областей, Закавказья (за исключением осетин-мусульман, которые отбывали воинскую повинность, а также турок и курдов, которые к ней не привлекались), езиды, абхазцы-христиане, калмыки и т. п. Призываемые возрасты и сроки призыва определялись по соглашению военным министром и министром внутренних дел2. 5 (18) июля власти Туркестана получили распоряжение приступить к призыву3. 8 (21) июля ими был отдан приказ о начале мобилизации в Туркестане. Прежде всего призыву подлежала первая очередь – от 18 до 31 года. Странным образом здесь еще ранее распространялись слухи о неизбежности призыва, которые весьма волновали местное население4.

Организация призыва, мягко говоря, была неидеальной, время для его проведения – неудачным. Шла уборка урожая, и уход работников мог поставить значительную часть крестьянских хозяйств в тяжелое положение. К концу августа 1916 г. в Туркестане предполагалось призвать 200 470 человек, в Степном крае – 200 000 человек5. В выполнении абсурдных планов на деле было немало абсурда, добавленного местными властями. В результате вспыхнуло восстание – началась кровавая резня, которая поставила под угрозу существование русского населения – в Туркестане проживало свыше полумиллиона русских, 9,1 % жителей края6. 17 (30) июля был подписан высочайший указ о переводе Туркестанского военного округа на военное положение7. 8 (21) августа генерал-губернатором Туркестана был назначен Куропаткин. Назначение сопровождалось высочайшим рескриптом и награждением орденом Святого Владимира 1-й степени8. Куропаткин по праву считался знатоком края, и именно ему было поручено привести его к успокоению. По распоряжению военного министра сюда были направлены 14,5 батальона, 33 сотни, 42 орудия и 69 пулеметов9. Это было правильное решение. Даже весьма язвительная в отношении назначений административного характера «Речь» сочла решение об отправке Куропаткина в Ташкент правильным, отметив при этом: «Выяснилась необходимость при осуществлении призыва инородцев считаться со своеобразными местными и бытовыми особенностями, и в надлежащем направлении этого важного дела и состоит одна из задач нового туркестанского генерал-губернатора»10.

Положение в крае было весьма сложным – резня и погромы были в разгаре. Русское население в отчаянии вынуждено было приступить к организации самообороны. Счет жертв шел на тысячи11. Прибывшему в Туркестан Куропаткину пришлось убеждать жителей в том, что он безусловно не допустит не только насилия, но и никаких злоупотреблений по отношению как к русскому, так и к туземному населению12. Направленный на подавление восстания, а точнее – на успокоение региона, генерал связывал его причину с неэффективностью управления. 31 июля (13 августа) 1916 г. он отметил в своем дневнике: «Приказано было депешею от 5 июля призвать все население в возрасте от 19 до 43 лет и немедленно отправить этих рабочих на фронты рыть окопы и другие работы. Надо было сразу собрать 600 тыс. человек, а поезда могли возить только по 7 тыс. человек. Население разорялось, ибо нельзя было убрать хлопок и некем было засеять хлопок, некем было бы пасти скот. Метрик не было, поэтому послали старшин и разных русских “статистиков” делать населению перепись. Население во многих местностях возмутилось, перебило свою туземную администрацию, перебило “статистиков”, в Джанзаке убили уездного начальника, в Заамине убили много русских, захватили и насиловали русских женщин»13.

Усилия нового генерал-губернатора стали быстро приносить плоды. Одним из самых важных заслуг Куропаткина была нормализация объявленного призыва. 21 августа (3 сентября) им был издан приказ № 185, ограничивавший число призванных на трудовые работы 220 тыс. человек. Кроме того, устанавливался ясный порядок и условия призыва, количество призванных в генерал-губернаторстве сокращалось до 220 тыс. человек, призыв проводился не единовременно, а за 3–4 месяца14. В результате к концу 1916 г. в Туркестане на нужды фронта было мобилизовано 92 423 рабочих, еще 9500 человек было направлено на работы в пределах генерал-губернаторства. В ходе восстания было разорено около 9 тыс. хозяйств, убито около 4 тыс. русских, армия потеряла 97 убитых, 86 раненых и 76 пропавших без вести15. К началу февраля 1917 г. количество призванных несколько увеличилось – 110 тыс. было направлено на работы в прифронтовой полосе и около 10 тыс. оставлено в Туркестане16.

В Думе события, произошедшие в генерал-губернаторстве, подверглись резкой критике. М. Ю. Джафаров, представитель мусульманской фракции, добивавшейся распространения воинской повинности на мусульман, гневно клеймил политику правительства: «Никогда бездушный централизованный бюрократический механизм не издевался так над национальными чувствами инородцев России и не уродовал их бытовых и духовных особенностей, как в настоящий момент. Всем известные факты глубоко прискорбных событий в Туркестане и Степных областях – яркая иллюстрация работы бюрократического механизма в его ничем не прикрашенном виде. Поголовный призыв инородцев в возрасте от 19 до 43 лет как гром разразился над их головами; не понимая, что хотят с ними сделать, куда и зачем их хотят увезти, вырвав из привычной обстановки жизни, они заметались в разные стороны, искали разъяснения у разных административных лиц и учреждений, но никто не мог дать им точных и определенных разъяснений. Родилась легенда, что окопные работы – ширма, что истинная цель призыва – вербовка в армию, для того чтобы использовать их, безоружных, как живую завесу перед окопами. Инородцы, воспитанные на царских грамотах и указах, освобождавших их от воинской повинности на вечные времена, что подтверждалось в административных объявлениях при разного рода сборах на нужды войны, пришли в смятение, что было признано за крамолу. Крамола, созданная воображением местной администрации (?! – А. О.), повела за собой расправу. В результате там, где мирно текла трудовая жизнь, – потоки крови, слезы, пепелища и развалины… Кому же понадобилось в такой серьезный момент, переживаемый государством, осложнять внутреннюю жизнь этими кровавыми событиями, будить ненависть и недоверие между народами, зажигать пожар в тылу?»17 Последний вопрос так и остался без ответа, даже присутствовавший в зале Шингарев молчал. Зато Керенский, посетивший летом 1916 г. Туркестан, солидаризировался с Джафаровым и заявлял о нарушении всех законов Российской империи. О том, что происходило в крае с русским населением, не было сказано ни слова18. Керенский позже назвал распоряжение Штюрмера о призыве казахов «абсурдным»19.