Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
21 октября (3 ноября) тот же корабль в сопровождении трех эсминцев вновь вышел из Севастополя. Поход начался исключительно неблагоприятно. Эсминец «Живой» сел на мель, и эсминцу «Жаркий» пришлось остаться, чтобы помочь кораблю сняться с нее. В результате крейсер подошел к Констанце в сопровождении одного эсминца. «Память Меркурия» вновь обстрелял береговые укрепления и нефтехранилища. На этот раз действия русских артиллеристов были удачными – они подавили огонь береговых батарей с 6-дюймовыми орудиями, отразили нападение германских самолетов и уклонились от атаки подводной лодки. Но самое главное – из 37 нефтяных цистерн (их полная вместительность равнялась 1 млн тонн) было подожжено 15. В воздух поднялся грибовидный столб дыма высотой до 1000 м. Вызванный обстрелом пожар был виден за 70 миль35. В любом случае, даже после успеха эта последняя акция флота не могла исправить сделанные ранее ошибки.
15 ноября 1916 г. в здании французского Министерства иностранных дел в Париже начала работу межсоюзническая конференция. А. Бриан – член французской делегации, премьер-министр и министр иностранных дел – в своей речи высказал мысль о плодотворности действий, которые могут быть развернуты на Балканах36. Может быть, французские политики не затруднялись мыслями о том, насколько возможно крупное наступление на Балканах зимой? «Необходимо попытаться путем энергичных действий в Добрудже и против Софии вывести из строя Болгарию и тем самым Турцию», – предлагал Бриан37. Его с готовностью поддержали итальянцы и даже англичане. Румынское правительство умоляло русского представителя генерала М. А. Беляева о помощи, однако в сложившейся ситуации он ничем не мог помочь союзникам. Тогда через посредство английского и французского представителей король обратился к Верховному командованию и правительствам Франции и Англии38. Положение было отчаянным – решалась судьба Бухареста, рассчитывать на спасение которого силами бегущей и деморализованной румынской армии не приходилось. Это обращение пришлось как нельзя кстати для французской стороны. Действительно, в начале ноября 1916 г. Жоффр обратился к Алексееву с предложением провести русско-румынскими войсками наступление на Болгарию39. Союзные войска на Салоникском фронте должны были при этом ограничиться вспомогательным наступлением местного масштаба. Французы считали необходимым вывести Болгарию и Турцию из войны к концу зимы, но Жоффр считал, что наступление союзников не должно идти далее Монастыря, а Бриан поддерживал его точку зрения40.
Польский и чешский вопросы. Перемены в правительстве
Румынские события стали международным фоном углубления разногласий в кабинете Штюрмера. В правительстве происходили перемены, которые резко усиливали его противостояние с оппозицией. 26 июня (9 июля) 1916 г. в Ставку прибыл Сазонов. Он попытался, в частности, отстоять проект дарования Польше в случае победы над Германией и Австро-Венгрией значительной автономии под протекторатом России с общими армией, внешней политикой, судом, финансами, почтой, железными дорогами. Сазонов был одним из инициаторов обращения к полякам еще в начале войны, причем уже в августе 1914 г. он выступал за то, чтобы документе упоминалась «автономия» края и подписан он был Николаем II. Вместе с министром иностранных дел в составлении этого документа принимали участие князь Г Н. Трубецкой и Б. Э. Нольде, но именно Сазонов настоял на подписании этого документа императором. На деле в окончательном варианте вместо «автономии» возникло «самоуправление», и документ был опубликован за подписью Николая Николаевича (младшего). Великий князь понимал важность привлечения симпатий поляков, среди местной аристократии он пользовался авторитетом, завоеванным во время маневров и приездов на охоту. Николай Николаевич, со своей стороны, относился к своим поклонникам с нескрываемой симпатией. Тем не менее, несмотря на все это и на усилия графа А. С. Велёпольского, он лично не подписал этого воззвания – оно действительно вышло за его подписью1.
С осени 1914 г. Сазонов последовательно выступал за создание Польши в этнографических, в общем, границах, в состав Польского края должны были войти русские Привислинские губернии, пограничные территории, которые будут отторгнуты от Германии после войны, и австрийская провинция Западная Галиция с центром в Кракове. Предусматривалось равенство прав некатолического населения края, временное военное управление в завоеванных территориях, неразрывная связь с Россией. Уже в октябре – ноябре 1914 г. при обсуждении этой программы в Совете министров против нее выступили министр юстиции И. Г Щегловитов, министр внутренних дел Н. А. Маклаков, товарищ министра народного просвещения барон М. А. фон Таубе. Они считали постановку вопроса несвоевременным и в данное время отвечающим исключительно польским интересам. Невозможно отрицать реализм их «особого мнения»: «Разрешить этот предварительный вопрос возможно только в связи с определенным выяснением главных целей и желательных для России результатов настоящей войны. В самом деле, если бы беспримерная по напряжению народных сил и по своему международному значению настоящая война закончилась только объединением Польши, хотя бы и под скипетром русских государей, но без осуществления других, более близко касающихся русского народа, наших исторических задач, то такой результат войны, напоминая собою плачевный прецедент Берлинского конгресса, мог бы повести к весьма глубокому недовольству и разочарованию в самых широких слоях русского народа»2.
Такие же сомнения возникли и среди членов наиболее лояльной правительству правой группы членов Государственного совета, которые на совещании, проходившем в конце октября 1914 г. на квартире их лидера П. Н. Дурново, единодушно пришли к выводу о том, что предлагаемая Николаем Николаевичем (младшим) схема будет невыгодна для России и что впредь желательно воздержаться от обещаний полякам. Наиболее умеренный член этой группы, бывший военный министр генерал А. Ф. Редигер, изложил свои мысли следующим образом: «Симпатии поляков, конечно, могли оказать известную пользу в этой борьбе, но если для их приобретения нужно было коренным образом менять отношение к полякам, то приходилось жалеть, что это не было сделано раньше! До этого времени на Польшу смотрели как на одну из составных частей единой России, для которой не только был обязателен общегосударственный язык, но которая пользовалась по внутреннему управлению гораздо меньшей самостоятельностью, чем коренные русские области. Теперь же была обещана автономия, объединение всех поляков почти удваивало их число и делало объединенную Польшу столь крупной составной частью России, что автономия ее (обещанная лишь в довольно неопределенных выражениях), несомненно, должна была обратиться в почти полное обособление. Таким образом, успешное завершение начатой войны должно было завершиться отторжением от России ее польских губерний. Эта жертва, может быть, была бы не чрезмерна, если бы благодаря ей можно было достичь прочного соглашения с поляками; но на такое соглашение было мало надежды, так как претензии поляков, несомненно, оказались бы беспредельными не только в отношении пределов автономии, но и пределов самой Польши, так они пожелали бы получить и белорусские и литовские земли, а пожалуй, и Юго-Западный край!»3
Осенью 1914 г., когда Верховный главнокомандующий считал возможным быстрое окончание войны, было нелогично обременять правительство излишними обязательствами в столь сложном вопросе, тем более что оснований для волнений в это время не было. Население русской Польши в начале войны было настроено антигермански и даже оказывало всяческую помощь русским войскам, оказавшимся в окружении4. В австрийской Западной Галиции отношение поляков к русским оккупационным властям в общем также было лояльным. Генерал-губернатор Галиции граф Бобринский неоднократно встречался с представителями общественности Царства Польского и Галиции, во время этих встреч неоднократно звучала мысль о том, что Восточная Галиция с центром во Львове останется за Россией, но Западная с центром в Кракове и Познань войдут в будущую восстановленную Польшу. Это были очень выгодные условия, но русская администрация временно запретила проведение съезда польских представителей во Львове5. Какая-то недосказанность тяготела над польским вопросом, тем не менее положение не изменилось. А. А. Брусилов вспоминал: «Железные дороги, телеграфные и телефонные линии ни разу никем не разрушались, нападения даже на одиночных безоружных наших солдат ни разу не имели места»6.
В 1915 г. острота польского вопроса была несколько снята трагическим положением дел на фронте. Тем не менее министр иностранных дел был инициатором организации помощи местному населению в оккупированной русской Польше, которая осуществлялась через посредничество американского Красного Креста7. В апреле 1916 г. Сазонов опять возвращался к польскому вопросу, в частности предлагалось восстановление Польши под скипетром императора в этнических ее границах при передаче под юрисдикцию польских властей церкви, школ, местных экономических и юридических дел, предусматривалось создание при императорском наместнике совещательного выборного представительного органа. Вопросы, касающиеся престолонаследия и императорской фамилии, внешних сношений, обороны, православной церкви, денежного обращения, росписи доходов и расходов, отчета и контроля за ними, займов на общегосударственные нужды, государственного банка, таможни, косвенного обложения, почты, телефона, телеграфа, радиосвязи, воздухоплавания, железных дорог общегосударственного назначения – все это оставалось в ведении императорской власти. Сазонов апеллировал к традициям польской политики Александра I и Николая I до 1830 г. – он формулировал ее как независимое существование в единении с Россией8.