Последний остров - Василий Тишков

— Ишь ты, куда повернул, — недобро улыбнулся дед Яков. — Ну и в чем же ты видишь его… «зверства»?

— Природа общая, так? Для всех, значит. А народишко не может дровину из лесу притащить или дичинкой разжиться. Разве это по-людски? Стало быть, враг он для народа местного, а от меня сплошная польза.

Дед Яков так осерчал на сказанное, что у него борода затряслась и не нашлось сразу нужного ответа, но он сдержал себя от пустопорожних ругательств, лишь тихо спросил:

— Выпотрошил душеньку свою?

— Почти…

— Сколько волка ни корми… — плюнул с досады себе под ноги Сыромятин и передумал говорить с хуторянином о чем-либо серьезном. — Я ж предупреждал тебя, Антипов, разные у нас с тобой счеты.

— Согласен. Вот по своим счетам с вами и расквитаюсь. На семилетней принудиловке слышал я о китайской мести. Это когда человека принуждают сообщить самому близкому другу убийственную новость. Сегодня это сделаешь ты, дед Яков…

Антипов спокойно поднял велосипед, оседлал его и только тогда достал из кармана газету, кинул ее на колени старику и покатил в Кудряшовку.

Ошибся Антипов, не одна речка Полуденка слышала эту беседу. Бывший Заячий лог, оказывается, не только вешние и дождевые воды собирал — все звуки от хутора, а теперь и от истока Полуденки собирались здесь, скручивались невидимым жгутом, неслись меж сосен к реперу на вершине угора. В тот час ребятишки Овчинниковы — Сережка с Алешкой — вышли по сухие сосновые шишки, которыми наловчились коптить малосольных карасей. Спускались от репера вниз, заметили на лавочке двух взрослых и невольно услышали разговор их. Не все поняли ребятишки, но о главном догадались.

— Тебе завтра за керосином идти, — напомнил брату Сережка. — Доложи Кузе Бакину все как есть. Он шибко Антиповым интересуется.

— Ладно. А что это за месть такая, китайская?

— У Кузи спросишь. И не забудь — он гвозди нам обещал.

— Може, наперед лесника остеречь?

— К Мишке я сам слетаю. Оттащим мешки и побегу…

Поднимаясь проулком к подворью Разгоновых, Сережка заметил на штабеле старых, еще до войны ошкуренных бревен молчаливо сидящих Татьяну Солдаткину, Парфена Тунгусова, Федора Ермакова, Дину Прокопьевну. И Мишку среди них. Сразу столько начальства в одном месте Сережке видеть не приходилось, потому он побоялся заходить во двор, а, потоптавшись у калитки, уселся на завалинку подле избушки, стал поджидать, когда Разгонов останется один. Ждать ему пришлось долго.

Не спешил уходить от истока Полуденки и Яков Макарович Сыромятин. То, что он вычитал в газете, сначала обрадовало, но тут же и оглушило. Тяжело вздохнул старик, заморгал, по-детски шмыгнул носом. Вот и дождался Михалко третьего извещения об отце. Нашелся Иван Разгонов. Да только геройски погибшим. В газете напечатан Указ о присвоении звания Героя Советского Союза Ивану Степановичу Разгонову и еще двум — посмертно…

Яков Макарович давно уже спрятал газету в карман, несколько раз принимался курить и все никак не мог собраться с духом спуститься к воде. Подлый удар задумал Антипов, да не рассчитал. Не примет греха на душу Сыромятин, не объявит самолично известие Михаилу. Ведь газеты получает не один Антипов. Опять же о таком важном происшествии могут позвонить Татьяне Солдаткиной из райвоенкомата. А уж потом Сыромятин найдет нужные слова для соседа, сумеет утешить и поддержать его.

Берегом из Нечаевки бежал Сережка Овчинников. Остановился, сунул руки в карманы.

— Здравствуй, дедушко Яков.

— Здравствуй, соколик.

— Отдыхаешь?

— Отдыхаю, милый… Куда мне, старому, спешить-то…

— Деда, а ты мне покажешь, как мордушки на карасей плести?

— По весне режь лозу и прибегай. Покажу. Дело нехитрое.

— А вентеря на гольянов вязать научишь?

— Нитки нужны суровые. Приходи зимой. Вечера длинные, деловмало. Будем вязать…

К вечеру, не дождавшись с рыбалки деда Якова, Михаил на своей лодке приплыл к истоку Полуденки. Подошел, сел рядом. Так же, как и старик, успокоил на коленях руки, засмотрелся на озеро, на камыши, на деревню Нечаевку.

— Што ж ты молчишь, Михалко?

— Я не молчу, деда. Я разговариваю с тобой о бате…

В сумерках две лодки причалили к своему берегу.

А Полуденка все так же тихо катила малые воды от озера Полдневого к большой реке. Речка подслушала безмолвный разговор учителя с учеником и сохранила его в памяти. Может быть, где-то в пути повстречается такая же речка-невеличка, и Полуденка расскажет ей, что старый коммунар Яков Макарович Сыромятин никогда не разуверится в правоте жизненной линии как своей, так и Миши Разгонова. Сын Героя не посрамит чести отца.

Глава 23

Ранняя весна

Из дневника Дины Прокопьевны:

«Вот хотела записать, что наши у стен Берлина, и словно колючим пыльным снегом запорошило глаза… Все спрашиваю себя, почему нет радости с приходом весны, почему в моем выпускном седьмом классе нет ни одного пятнадцатилетнего (одни переростки)? Почему на лицах ребят вижу все ту же усталость и печать взрослых забот? Когда они успели вырасти? И когда успели девочки заневеститься? Не подаю вида, напускаю на себя строгость, но, входя в класс, робею среди этих взрослых детей. А иногда кажется, что они понимают больше взрослых и почему-то жалеют меня. Господи, откуда у них эта стариковская мудрость: за беспричинным смехом видеть слезы, за напускной строгостью — беззащитность, в задумчивости и потерянности — душевную открытость и потаенную радость или сокрытую от всех любовь?

Проснулась от хрустких шагов под окном. За ночь чуть приморозило талицу, и вот по этим ломким озимкам кто-то прошел мимо окон к воротам нашего учительского дома. Не думала, не гадала, а почему-то сразу екнуло сердечко — он это, Парфен Тунгусов. Накинула сарафанчик, полушалок на плечи и — к дверям, чтобы откинуть крючок. В Нечаевке не принято закрывать двери, даже уходя из дому, не навешивают замков. Не принято и стучать. Просто человек или кашлянет у порога, или более усердно вытрет ноги о половик в сенях, или, открывая дверь, сразу начинает говорить, чтобы не застать хозяина врасплох. Вот и Парфен заговорил:

— Никак, думаю, что-то стряслось: у всех дымок из труб к небу тянется, а у школьного начальства сплошной непорядок — на трубе воробьи взъерошенные сидят… Это как понимать прикажете?

— Что ж тут понимать, Парфен Данилович, какова хозяйка, таков и порядок… А по утрам я уж с месяц не топлю…

— Да ты не переживай, я ведь не чаевничать пришел. А по делу. Долго не мог осмелиться, уж так получилось… Все на людях да при детях встречаемся, а поговорить по-людски нам с тобой давно бы надо…