Борьба за Рим - Феликс Дан

— Нет, смерть ему! — крикнул Фурий и бросил копье.

Алигерн в это время старался поднять раненого Тотилу на вороную лошадь префекта. В эту минуту пронеслось копье Агаллы. Но Юлий отразил его щитом Тейи. Агалла пустил второе копье: Алигерн прикрыл короля щитом, но оружие было брошено с такой силой, что пробило щит и ранило короля. Агалла подъехал уже почти вплоть и занес меч над Тотилой. Но молодой Адальгот со страшной силой ударил его древком знамени, которое держал, и тот опрокинулся назад, оглушенный. Между тем Алигерну удалось наконец посадить раненого Тотилу на лошадь, и в сопровождении Юлия и Адальгота, он вывез короля из битвы и помчался в Тагину.

Торисмут между тем успел привести свой отряд в порядок. Тотила хотел распоряжаться битвой, но не мог сидеть на седле.

— Торисмут, — сказал он. — Ты защищай Тагину и пошли скорее гонца к Гильдебранту: он должен сейчас вести сюда весь свой отряд и во что бы то ни стало загородить дорогу на Рим. Тейя, как я узнал, уже на месте битвы, он должен прикрывать отступление на юг, к Риму. Это последняя надежда.

Тут он потерял сознание.

— Везите его отсюда, — сказал Торисмут. — Скорее туда, на гору, в монастырь. Скорее, потому что из ворот Капры движется уже пехота Нарзеса, — наступает решительный момент. Я буду защищать Тагину, пока у меня останется хоть один человек. Ни один всадник — ни перс, ни лангобард — не войдет в город, пока я в состоянии поднять руку: я буду охранять жизнь короля, пока он не очутится в безопасности.

Действительно, из ворот Капры появилась пехота Нарзеса. Цетег узнал уже о поступке Агаллы. Он подъехал к нему и протянул руку.

— Наконец-то, мой друг Агалла, ты примкнул к нам!

— О, он не должен жить, этот Тотила! — с яростью вскричал Агалла.

— Как? Разве он еще жив? Мне казалось, он умер! — быстро возразил Цетег.

— Нет, не умер! Его увезли раненого.

— Он не должен жить! — вскричал Цетег. — Его смерть важнее, чем взятие Тагины. Это может сделать Нарзес, — их ведь семьдесят против семи готов. А ты, Агалла, скорее в погоню за Тотилой. Он ранен, значит, не может сражаться. Его увезут в лес за городом. Туда можно пробраться по двум дорогам. Бери триста всадников и поезжай одной дорогой, а я возьму триста других и поеду другой.

— О, он наверно теперь в монастыре, у нее, у Валерии! Я задушу его там!.. Благодарю, Цетег. Я иду правой дорогой, ты — левой.

Между тем друзья отвезли раненого короля в ближайший лес за Тагиной. Там он напился у источника и немного окреп.

— Юлий, — сказал он, — поезжай к Валерии. Скажи ей, что битва проиграна, но ни Рим, ни я, ни надежда еще не потеряны. И привези ее сюда. Не хочешь? Ну, так я сам поеду к ней в монастырь.

Юлий неохотно согласился ехать.

— Сними с меня шлем и плащ: они так тяжелы! — просил раненый.

Юлий снял. В эту минуту ему послышался топот лошадей.

— Нас преследуют, кажется, — сказал он товарищам. Алигерн бросился к опушке леса и тотчас возвратился.

— Да, два отряда персов приближаются с двух сторон, — сказал он.

— О Юлий, скорее же, спаси Валерию! Веди ее под защиту Тейи.

— Да, я спасу ее! — ответил Юлий, в уме которого блеснула счастливая мысль: «Один раз мы с ним обменялись плащами, и это спасло его от удара убийцы. Сделаю я и теперь то же. Этим я отвлеку погоню от него». И он быстро надел шлем и окровавленный белый плащ Тотилы и вскочил на вороного Плутона. И действительно, как только он выехал из лесу на открытую дорогу, всадники бросились за ним. Чтобы отвлечь врагов как можно дальше от Тотилы, Юлий пустил Плутона во всю прыть. Ни добрый конь был ранен, ему трудно было взбираться на крутую гору. Погоня настигла его.

— Он ли это? — спросил ехавший впереди. — Тотила, кажется, выше ростом?

— Он, — ответил другой. — Его шлем и белый плащ.

— Но ведь он был на белой лошади. А это вороная, — и какая чудная!

— Да, это благородный конь. Я знаю его. Он сейчас остановится, смотри… Стой, Плутон! На колени! — закричал первый.

И Плутон, дрожа и фыркая, сразу остановился я, несмотря на шпоры и удары, медленно стал опускаться на колени.

— Да, варвар, езда на лошади префекта гибельна для вас! Вот это тебе за Рим, это за Капитолий, это за Юлия!

И префект с яростью нанес три страшных удара в спину Юлия. Тот упал с лошади. Префект спрыгнул с лошади, подошел к нему и снял шлем с его головы.

— Юлий! — в ужасе вскричал он.

— Ты, Цетег?

— Юлий! Ты не должен умереть! — вскричал снова префект, стараясь унять кровь, которая лилась из трех глубоких ран.

— Если ты меня любишь, — сказал умирающий, — спаси его, спаси Тотилу. — И кроткие глаза его закрылись.

Цетег ощупал пульс, приложил ухо к груди.

«Он умер! — беззвучным голосом сказал он. — О, Манилия! Юлий, тебя я любил, — и ты умер с его именем на устах!.. Теперь порвалась последняя моя связь с людьми. Теперь, человечество, ты мертво для меня!»

— Поднимите его на благородного коня: это, мой Плутон, будет последней службой в твоей жизни. Свезите его туда, в монастырь. Пусть священники хорошенько похоронят его. Скажите им, что он кончил жизнь, как монах, умер за своего друга: он заслуживает христианского погребения.

И он сел на лошадь.

— Куда? Назад, в Тагину? — спросил верный Сифакс.

— Нет! Туда, в Лес. Он там скрывается, потому что Юлий выехал оттуда.

Между тем Тотила немного подкрепился, сел на лошадь Юлия и в сопровождении Адальгота, Алигерна и некоторых других воинов поехал через лес к монастырю. Уже виднелись белые стены его, как вдруг справа раздался страшный крик, и на лесную прогалину выехал сильный отряд конницы. Тотила узнал их предводителя и, прежде чем спутники его успели опомниться, пришпорил коня и понесся на него, пустив свое копье.

— Гордый варвар! — вскричал тот.

— Гнусный изменник!

Точно две грозовые тучи, столкнулись враги и с такой яростью бросились друг на друга, что ни один не заботился о прикрытии себя: каждый думал только о том, чтобы нанести более сильный удар.

Фурий Агалла упал с лошади мертвый. Тотила опустился на руки Адальгота, смертельно раненый.

— Готы! — прошептал он еще. — Италия!.. Валерия!.. — и скончался.

В эту минуту, прежде чем успел начаться неравный бой, подъехал Альбоин со своими лангобардами. Молча, с поникшей головой смотрел он на труп короля.

— Он подарил мне жизнь, а я не смог спасти его, — с грустью промолвил Альбоин.

Один из его воинов указал на богатое вооружение покойника.

— Нет, — сказал Альбоин, — этот герой-король должен быть погребен со всеми почестями в королевском вооружении.

— Там в монастыре, Альбоин, — грустно сказал Адальгот, — его ждет невеста и могила, которую он уже давно выбрал для себя.

— Несите его туда. Я даю свободный пропуск благородному трупу и благородным носильщикам. А вы, всадники, за мною, назад в битву!

Глава XV

Между тем Цетег напал уже на след Тотилы. Вдруг к нему прискакал посланный с места битвы.

— Скорее, префект, назад! — кричал он. — Почти верная победа ускользает от нас. Нарзес потерял сознание. Либерий, заступивший его, в отчаянии. Твое присутствие необходимо.

Цетег быстро повернул коня назад, к Тагане.

— Слишком поздно! — крикнул ему навстречу Либерий. — Битва уже окончена. Перемирие. Остатки готов удаляются.

— Как? — с яростью вскричал Цетег. — Перемирие? Отступление?.. Где Нарзес?

— Он лежит без сознания в своих носилках. Испуг, неожиданность вызвали страшный припадок его болезни.

И неудивительно.

— Какая неожиданность? Рассказывай, что случилось.

— Со страшным кровопролитием, потому что эти готы стояли, точно каменные стены, ворвались мы в Тагину, но тут мы должны были брать с бою каждый Дом, каждую комнату. Их предводитель разбил совершенно нашего предводителя Анцала.

— Как зовут этого предводителя? Тейя? — с живостью спросил префект.

— Нет, граф Торисмут. Когда мы уже почти кончали битву, и Нарзес велел уже нести себя в город, вдруг явился посланец с нашего левого крыла, — его совсем уничтожили.

— Кто?

— Он, этот ужасный Тейя. Он узнал, что их центр в опасности, и что король ранен, и — понимая, что не успеет уже помочь им — с безумной смелостью бросился на наше левое крыло, разбил его, погнался за беглецами в самый их лагерь и захватил там десять тысяч пленных со всеми вождями. Потом связал Зевксиппа и отправил его со своими герольдами к Нарзесу, требуя перемирия на двадцать четыре часа.

— Невозможно! — вскричал Цетег.

— Иначе он поклялся, что умертвит всех десять тысяч поенных вместе с их вождями.

— И пусть бы умертвил! — вскричал Цетег.

— Да, для тебя, конечно, все равно, римлянин. Что тебе до наших войск! Но Нарзес не так относится к ним. На него страшно подействовала эта ужасная неожиданность. Он упал припадок и потерял сознание, протянув мне жезл главнокомандующего. А я, конечно, принял условие.