Пять поэм - Гянджеви Низами

Зимние пиры Баxрама и построение семи дворцов

В некий день, едва лишь солнце на́ небо взошло,Небосвод в сребристом блеске обнажил чело.

Радостен и лучезарен, ярко озаренБыл тот день. Да не затмится он в чреде времен!

В это утро щах собранье мудрецов созвал.Как лицо прекрасной девы, дом его блистал.

Не в саду садились гости, а входили в дом,Ибо день тот был отрадный первым зимним днем.

Все убра́нство в дом из сада унесли. И садОпустел, погасло пламя множества лампад.

Смолкли соловьи на голых, мокрых деревах.Крик ворон: «Держите вора!» — слышится в садах.

От индийца родом ворон, говорят, идет,—Диво ль, что индиец вором стал и сам крадет.[296]

Вместо соловьев вороны царствуют в садах.Вместо роз шипы остались на нагих кустах.

Ветер утренний — художник, что снует везде,Он серебряные звенья пишет на воде.

Холод у огня похитил мощь, — и посмотри:Из воды мечи кует[297] он под лучом зари.

И с копьем блестящим вьюга всадником летит,Над затихшей речкой острым снегом шелестит.

Молоко в кувшинах стало твердым, словно сыр.Стынет в жилах кровь живая, воздух мглист и сыр.

Горы в горностай оделись, долы — в белый пух,Небосвод в косматой шубе дремлет, хмур и глух.

Хищник зябкий травоядных стал тропу следить,Чтоб содрать с барана шкуру, чтобы шубу сшить.

Голова растений сонно на землю легла,Сила их произрастанья в глубь пещер ушла.

Мир-алхимик на деревьях лист позолотилИ рубин огня живого в сердце камня скрыл.

В благовонья тот алхимик розы превратил[298]И в кувшине под печатью крепкой заключил.

Словно ртуть, вода густая стынет на ветруИ серебряной пластиной скрыта поутру.

Теплый шахский дом, блистая стеклами окон,Совмещал зимою свойства четырех времен.

Золотым углем жаровен и живым огнемЛеденящий зимний воздух нагревался в нем.

А плоды и вина сладко усыпляли ум,И от сердца отгоняли рой докучных дум.

На углях горел алоэ, жарко тлел сандал;Как индийцы на молитве, дым вокруг вставал.[299]

Для поклонников Зардушта рдел живой огонь,Был источником веселья золотой огонь.

В золоте, в дыму алоэ брачный был чертог,Пиршественный, как гранатный розовел цветок.

Яркие шелка блистали в зале пировом.Куропатка с перепелкой над живым огнем

Вместе жарились, вращаясь. С ними чередой,Оперенье сняв, кружился вяхирь молодой.

Желтый пламень дров горящих, дымом окружен,Кладом золотым казался, дым на нем — дракон[300].

Адом был огонь и раем. В суть огня вникай:Ад он — жаром пепелящим, ярким светом — рай.

Обитателям кумирен он — горящий ад,Сад он райский для прошедших узкий мост — Сират.

Древний Зенд Зардушта гимны пламени поет,Маг, как мотылек крылатый, вкруг огня снует.

В славный зимний день с друзьями пировал Бахрам,Пил вино, как подобает пить вино царям.

Вина сладкие, жаркое, музыка, друзья,—Это зимнею порою одобряю я.

Как улыбка уст румяных, в чаше блеск вина,Коль вином горячим в стужу чаша та полна.

Музыкой разгорячен был у застольцев мозг,Сердце в теплоте отрадной таяло, как воск.

Мудрецы путем веселья за вином пошли,Искрящийся остроумьем разговор вели.

Каждый радостно, открыто шаху говорилТо, что в сердце благородном ото всех таил.

Некий славный иноземец среди них сидел,Князь по крови, он, великий, знанием владел.

Светлый ликом, словно солнце, звался он Шида;Живописец — чувств исполнен, вдохновлен всегда,

Геометр и математик, врач и астроном,Был он в зодчестве прославлен дивным мастерством.

Словно воск, податлив камень был в его руках,Яркий блеск его мозаик не погас в веках.

Он узорною резьбою зданья украшалИ по извести картины красками писал.

Поднялся он из застолья, перед шахом встал,Поклонился, сел на место и царю сказал:

«Если будет мне согласье шаха и указ —Устраню я от Ирана наговор и сглаз.

Я ученый и астролог. До высоких звездМною знанья тайн небесных перекинут мост.

Был провидения дан мне при рожденье дар,Зодчеству меня премудрый научил Симнар.

Предначертано мне было, чтобы я пришелИ для шаха семь высоких здесь дворцов возвел.

Чтобы семь цветов небесных радуги я взял,Чтобы дом семи чертогов семицветным стал.

Семь прекрасных жен Бахраму судьбами даны,Семь красавиц; каждой свойствен цвет ее страны.

Надо, чтоб дворец у каждой ей по цвету был,Чтобы с цветом сочетался цвет семи светил.

В соответствии с движеньем неба и планет,За семь дней своих неделя изменяет цвет.

И в согласии с движеньем вечных звезд и дней,Каждый день пускай приходит шах к жене своей.

Шах ответил: «Я согласен. Эти семь дворцовЗлатоверхих ты построишь средь моих садов.

Но и мне в свой срок придется к богу отойти,Так зачем же здесь заботы лишние нести?

Говоришь, что семь чертогов мне построишь ты,Что внутри, подобно раю, их устроишь ты?

В тех чертогах поселится только страсть моя,Ну, а где же буду бога славословить я?

Коль в семи чертогах славить буду божество,Где же будет храм? Где бога встречу моего?»

Но подумал про себя он: «Заблуждаюсь я,Маловер, во всюду сущем сомневаюсь я.

Тот, кто землю наполняет и небесный свод,Слово искренней молитвы всюду он поймет».

И, представ с душой открытой пред лицом творца,Заложил Шида основу первого дворца.

Семь чертогов он два целых года возводил,Ежедневно на рассвете на леса всходил.

Да! Поистине — ты скажешь — зодчий был велик!Семь невиданно прекрасных он дворцов воздвиг.

Был у каждого свой тайный гороскоп, свой цвет.С честью выполнил строитель данный им обет.

Шах Бахрам, придя, увидел средь своих садовСемь дворцов, как семь небесных светлых куполов.

Знал он, что достигли слухи отдаленных стран,Как безжалостно с Симнаром поступил Нуман.

Был Нуман за то сурово всюду осужден,Что премудрого Симнара смерти предал он.

Чтоб Шида был им доволен, счастлив был весь век,Шах ему богатый город подарил — Бабек.

Он сказал: «Нуман ошибку тяжкую свершил,Я судить его не волен, — знал он, что творил».

Не по скупости Нуманом был Симнар убит,Не по щедрости так щедро и Бахрам дарит.

Таково предначертанье в жизни сей земной,—Здесь всегда один в убытке, с прибылью — другой.

Этот жаждою томится, гибнет тот в воде,И награду за Симнара воздают Шиде.

Мудрый ведает: грядущий день от нас закрыт.Поражен своей судьбою — человек молчит.

Описание семи дворцов

Встало семь дворцов — до неба — в пышных куполах,Каждый купол был воздвигнут на семи столбах.

Окружил дворцы стеною зодчий. И БахрамПоднялся на эту стену, словно к небесам.

Семь дворцов Бахрам увидел, словно семь планет.В соответствии планетам у дворцов был цвет.

И во всем Шида премудрый дал отличья имВ соответствии великим поясам земным,

Первый купол, что Кейвану зодчий посвятил,Камнем черным, словно мускус, облицован был.

Тот, который был отмечен знаком Муштари,Весь сандаловым снаружи был и изнутри.

А дворец, что был Бахрамом красным озарен,Розовел порфиром, красен был в основе он.

Тот, в котором зодчий знаки Солнца усмотрел,Ярко-желтым был, как солнце, золотом горел.

Ну, а купол, чьим уделом был венец Зухры,Мрамором лучился белым, как венец Зухры.

Тот же, чьею был защитой в небе Утарид,Бирюзой горел, как в небе Утарид горит.

А построенный под знаком молодой луныЗелен был, как счастье шаха, как наряд весны.

Так воздвиг Шида для шаха славных семь дворцов,Семь цветных, как семь планетных в мире поясов.

Цвет свой Семь пределов мира шаху принесли.Как хозяйки семь царевен в семь дворцов вошли.

Каждая царевна замок выбрала себеПо ее происхожденью, цвету и судьбе.

Внутреннее все убранство в каждом из дворцовСвойственных ему оттенков было и цветов.

В те дворцы по дням недели шах Бахрам входилИ с одною из красавиц время проводил.

Он в Субботу, в день Кейвана, в черный шел дворец,Как ему по гороскопу предсказал мудрец.

В воскресенье — желтый замок посещал Бахрам,И по очереди в каждом пировал Бахрам.

И в каком дворце за чашей ни садился он,В цвет дворца и цвет планеты был он облачен.

И, полна очарованья, блеска и ума,Госпожа дворца садилась близ него сама.

Каждая хотела сердце шахское пленить,Привязать его, халвою шаха накормить.

И они ему, за пиром тайным без гостей,Рассказали семь волшебных старых повестей.

Хоть воздвиг Бахрам когда-то дивных семь дворцов,Но не спасся все ж от смерти он в конце концов.

Низами! От сада жизни отведи свой взгляд!В нем шипами стали розы, и шипы язвят.

Вспомни: в ад поверг Бахрама рай его страстейВ этом царстве двух обманных, мимолетных дней.

Повесть первая. Суббота