Авантюристы Просвещения - Александр Фёдорович Строев

сюжет (страсть, ревность, убийства) служит в книге мотивировкой для описания быта и нравов балканских народов: Уинн проживала в Венеции, была близка с коллекционером Анжело Кверини и через него и Гримма получила разрешение посвятить роман Екатерине II (экземпляр ныне находится в Петербурге, в Публичной библиотеке)[601]. Книга в XIX в. воспринималась как полезный этнографический источник, ею пользовался Мериме, когда сочинял «Гусли» – «Гюзлу»[602].

Подобно Степану Занновичу, малороссиянин Иван Тревогин (или Тревога, 1761–1790) похож одновременно на российского самозванца и западного авантюриста. Соперничает он не с государями, а с Творцом, ибо придумывает себе царство, сочиняет языки, историю и географию, создает законы и учреждения. После учебы в Харькове, обвинения в краже, работы в типографии Санкт-Петербургской Академии наук он издает журнал «Парнасские новости» (1782), разоряется, бежит от кредиторов, нанимается в матросы, бедствует в Голландии и в 1783 г. попадает в Париж[603]. Он обращается за помощью к послу И. С. Барятинскому, приукрасив несколько свою историю. Потом живет в пансионе, дружит с секретарем посольства коллекционером П. Дубровским, ходит в библиотеки, составляет записку о парижских достопримечательностях. Чтобы придать себе весу в глазах французов, Тревогин решает выдать себя за принца Голкондского и принимает имя Нар-Толонда. За долги и кражу серебра он попадает в Бастилию (подобно поминавшемуся ранее принцу Ангольскому) и там решает твердо следовать легенде. В тюрьме ему устраивают самую простую проверку: вызывают врача, чтобы выяснить, обрезан он или нет. Во время следствия, на допросах Тревогин написал и изложил свою романизированную биографию, соединив топосы восточного авантюрного романа и эпизоды своей собственной жизни, полной приключений (А. Л. Топорков изящно сопоставляет текст Тревогина с романом Ф. Эмина «Непостоянная фортуна»). Наиболее традиционно начало: смерть отца, нападение врагов, предательство, потеря трона, рабство, бегство, скитания, страна негров – все то, что в разных вариантах мы видели в алхимической литературе, у Калиостро, Таракановой, у самозванцев. Правдивый рассказ о своей судьбе он позже составил уже по-русски, когда его переправили из Бастилии в Петропавловскую крепость. «Историю Ивана Тревоги» можно расценить как одну из первых русских автобиографических повестей. В России он попробовал отрешиться от легенды и превратить ее в роман («Несчастный принц восточный, или Жизнь Хольсава, сына царя Голкондского»), но только каллиграфически выписал посвящение Екатерине II (в нескольких вариантах) и сочинил первые три страницы. Как большинство авантюристов, обуреваемых новыми идеями, он оставил в основном наброски, планы и оглавления обширных сочинений.

Наибольший интерес представляют проекты основания царства на острове Борнео и всемирной Империи, или Области знаний, с центром в Харькове. Первое сочинение, где Тревогин именует себя царем Иваном I, всполошило посольство и русское правительство, опасавшихся появления нового Пугачева. М. Д. Курмачева несколько прямолинейно, но небезосновательно показывает, что идеи малороссиянина созвучны тем народным утопиям, что воплотились в манифестах Пугачева, тем более что и по жанру (обращение государя к подданным и рассказ о будущем устройстве) они сходны.

Второй проект развивает идею утопического государства ученых, братского научного сообщества, предложенную в «Атлантиде» Фрэнсиса Бэкона («Орден Соломонова Храма, или Коллегия дней творения»)[604]. Империя знаний (или Офир[605]) – своего рода демократическая олигархия, основанная на строгой иерархии: государи каждой отрасли знаний выбираются, дела решаются на собраниях общего совета. Империя состоит из ученой элиты и многочисленных служащих. Она призвана не только способствовать развитию языков и наук, искусств и ремесел, но и руководить ими: поощрять научные исследования и открытия, организовывать их проверку, контролировать издания, назначения и аттестацию ученых и преподавателей. Империя должна распространить свою власть на весь мир, на Европу, Азию, Африку, Америку, оставаясь под покровительством Екатерины II и в прямом подчинении у нее. Как обычно, российская утопия предстает в виде бюрократической машины.

Попытку воплотить в жизнь принципы Республики Словесности в это время предпринял будущий революционер, один из руководителей Жиронды Жак-Пьер Бриссо де Варвиль. Традиционная карьера литератора не задалась, и он попытался, опять-таки неудачно, организовать в 1779 г. в Англии Лицей, который он замыслил как своего рода европейский клуб философов. За долги он попал в британскую тюрьму (там много авантюристов перебывало), потом в 1784 г. – в родную Бастилию, окончательно разорившись на издании своих произведений. Пришлось предложить свои услуги главе полиции Ленуару, стать осведомителем, поставлять информацию о памфлетах и их авторах[606].

Конечно, Тревогин ангелом не был: плутовал, крал, дурачил простаков. Но от заурядных мошенников его отличает, в первую очередь, несомненный литературный талант. Вымышленный мир обретает реальность на бумаге. Сидя в Бастилии, принц Нар-Толонда отправляет письмо князю Барятинскому, где приказывает несуществующему слуге выдать послу сундуки, полные добра: со златом, драгоценными каменьями, булатными саблями, халатами, – и вещи оживают в вязи восточного письма. Ибо текст начертан параллельно на французском и голкондском (послание, видимо, преследовало одну цель: доказать, что голкондский язык существует). Тревогин в тюрьме пользовался и другими придуманными им письменами, пять языков и алфавитов фигурируют в следственном деле: русский, французский, голкондский, коптский и авазский. Лингвистические фантазии юного малороссиянина помогают ему воплотить философские идеи. В его сочинениях сосуществуют несколько миров: реальный и литературный равно жестоки, там изгоняют из родных мест, вынуждают скитаться на чужбине, тогда как утопический свет позволяет обрести почет, уважение, власть, будь то царство на Борнео или Империя знаний в родном Харькове.

Тревогин был отнюдь не первым искателем приключений, создавшим свой язык. Некий гасконец, называвший себя Жорж Псальманаазаар и уверявший, что родился на острове Формоза (ныне Тайвань), решил попытать счастья в Англии и разыграл сцену обращения дикаря в англиканскую веру. Крестившись, он опубликовал в Лондоне «Историческое и географическое описание Формозы» (1704), которое включало и трактат о местном языке. Псальманаазаар настолько сроднился с ролью, что стал действительно походить на восточного человека и считать себя специалистом по Дальнему Востоку, даже если его не слишком принимали всерьез. Он жил аскетом, ел прилюдно сырое мясо, курил опиум. Деньги зарабатывал литературной поденщиной[607].

Участь Тревогина более печальна: после тюремного заключения и допросов во Франции и в России, двух лет в смирительном доме он был в 1785 г. отправлен солдатом в Сибирь, в Тобольск, затем в Пермь, где умер в возрасте 29 лет.

Как преуспеть в России. Казанова

Чтобы преуспеть в России, можно выбрать два пути, две манеры поведения: приблизиться к государыне и, «попав в случай», рискнуть совершить стремительное восхождение либо терпеливо служить. Иными словами, претендовать на роль фаворита или философа, человека действия или советника. Я уже говорил о трудностях первого