Дориан Дарроу: Заговор кукол - Екатерина Лесина

— …и дамы нашли общий язык? — вкрадчивый голос оборвал нить новой беседы. — Надеюсь, дамы не будут против, если к вашей беседе присоединятся джентльмены. Фло, посылка доставлена?

— Да, — голос женщины не изменился ни на йоту.

— Замечательно. Я нисколько не сомневался в тебе, моя милая.

Он подал плащ и цилиндр, а когда Фло повернулась спиной, выстрелил.

Минди, закрыв уши руками, завизжала.

Умирать было погано. Оживать — погано вдвойне. Воздух драл придавленную гортань, и голосовые связки в ней скрипели, точно струны на дрянной скрипке.

Персиваль попытался откашляться, но едва не захлебнулся собственной вязкой слюной.

Ну дерьмо.

— Не выражайтесь, — сказал кто-то, пиная в бок. — И не дергайтесь, иначе во второй раз я не стану останавливать Джо.

Хрен на вас всех. Сесть бы. И выпить. Хоть бы воды.

Сесть получилось, заодно Перси обнаружил, что руки его связаны, а стену подпирает треклятый итальяшка. Вот же свезло! Из всех ублюдков долбанного города напороться на этого… эту… Слов не хватило, и Персиваль сплюнул. Правда, слюна повисла на подбородке, ну да день сегодня, видать, такой. Неудачственный.

— Ты не клирик, — сказал карлик в лиловой рубахе и ярко-желтом жилете. В руках он держал бумажник Персиваля и, скривив рожу, перебирал банкноты. — Не действующий клирик.

— И что?

— И ничего. Чего надо?

— Руки развяжи.

Карлик покачал головой и, сунув бумажник в карман жилета, упер палец в нос Перси.

— Ты расскажешь, чего тебе надо, или Джованни свернет тебе башку. Хочешь?

Итальяшка заурчал и тяжело хлопнул в ладоши.

Вот же скотство. И надо было так влипнуть? А все из-за чего? Из-за доброты душевной, дури неизбывной и запашка мерзости, каковым тянуло от дома на Мэйфилде. Погеройствовать захотелось? Искупить добрым делом все дела прочие, не особо добрые. Таки и вот результат.

— Ты Бакстер будешь? — спросил Персиваль, глядя в глазенки карлика. Хитрющие. И сам похож не то на торгаша, не то на шулера.

— А если я, то что?

— Ничего. Привет тебе от хозяина твоего…

Карлик дернулся и посерел.

— …Марчиолло.

— Ты… ты… — он махнул рукой и затрясся, словно в горячке. — Марчиолло… он не Марчиолло никакой.

— Знаю. А чего тебя перекорежило-то так? Испугался?

Лезвие выскользнуло из рукава и прижалось к шее.

— Я, может, испугался, — прошипел карлик. — А ты сейчас сдохнешь. Кто тебя послал? Дайвел? Как он меня нашел?

— Ша! — Персиваль попытался отодвинуться, но лезвие потянулось следом. — Кто такой Дайвел?

— Сам знаешь!

— Бакстер! — тонкий женский голос заставил карлика отпрянуть, и ножик исчез. — Ты же обещал, Бакстер, что сдашься!

— Ему?! Лукреция, ты не понимаешь! Его послали, чтобы убить меня! И тебя! И Джо, хотя ему уже все равно.

— Не кипиши, никого я убивать не буду.

— Заткнись! — лезвие вновь нырнуло под горло, и рука, его державшая, крепко подрагивала.

Глядишь, и обойдется еще?

— Видишь, он не будет убивать! — из темноты выступила девочка в кружевном платьице. И только когда она подошла совсем близко, Перси понял — не девочка. Женщина, только крохотная. Небось, такую и ведром накрыть можно. — Он просто…

— …просто, милая леди, будет, если ваш дружок угомонится и расскажет все, как оно есть. И тогда, быть может, получится вытащить и его, и вас. И куколку вашу.

Последнее Персиваль сказал наугад, но по тому, как переменился в лице Бакстер, сообразил — в точку. Вот то-то же! С нормальным человеком Перси, глядишь, и управился бы. А как управится, когда человек этот изнутри и не человек вовсе?

— Что ты еще знаешь?

— Что девица Эмили из дома на Мэйфилде — кукла. И что родичи ее крепко нервничают… только, сдается, не совсем о том они нервничают. Угадал?

Молчит. Пялится. Желваки на щеках так и ходят.

— Меня наняли, — продолжил Персиваль.

— Кто?

— Князь Хоцвальд.

Поверит? Скользкий моментец, неприятственный. Но вот карлик убрал нож и буркнул:

— Допустим. Развязывать не буду. Чего хочешь?

— Найти девушку. Она жива?

Бакстер скривился и неловко пожал плечами.

— Лучше скажи, что жива.

— Он… он хотел сохранить матрицу. Некоторое время. Только… — карлик замолчал и попятился. Но подружка толкнула его в спину и прошипела:

— Ты же клялся, что никого не убивал!

— Я и не убивал! Я… я лишь помогал ему. Мы случайно встретились. Наверное, случайно, хотя теперь я и не знаю. Помнишь, мы выступали в Бресте? Ты на сцене. Я в зверинце. Вот в зверинец он и пришел. Сначала просто глядел. Потом заговорил со мной… он умеет разговаривать. Умеет слушать. Находит слабое местечко, а потом вгоняет в него крюк.

— И что же он тебе пообещал?

Бакстер кривится еще сильнее, и лицо его становится похожим на мятый лист бумаги.

— Знание. Столько знания, насколько у меня духу хватит.

— Глупый маленький человечек! — женщина обняла себя, словно ей вдруг стало холодно. — Вот он кто. Глупый маленький человечек, который думал, что если будет много знать, то станет большим и важным!

— Я хотел научиться!

— Старый Марчин тебя учил. Он любил тебя. И всех нас. И берег, а ты… он пошел за тем господином, как крыса за дудкой крысолова. Он совершенно утратил разум! Только и говорил, что о куклах. Только и делал, что кукол!

— Я их делал для тебя!

— Для меня нужен был ты, а не твои проклятые куклы! А потом я убила Джо…

— Не надо, Лукреция, — взмолился Бакстер, но женщина упрямо продолжила наговаривать на срок. И вот оно совсем стало не понятно, кается она или попросту треплется, потому как определила уже Перси в расход.

Итальяшка же сосал большой палец и пялился глуповато. Ну вот как его за человека-то принять можно было?

А лилипутка все рассказывает и рассказывает, ручки заламывает, взглядом потолок мозолит, дескать, случайно оно вышло. Дескать пьян был Джо и руки распускал, и бить порывался, за что и отгреб по пустой своей башке молотком. Башка же возьми да тресни. И конец настал бы цирковому великану, когда б добрейший Бакстер не очутился рядом и не переделал злодея в куклу.

Небось, тоже случайно получилось.

— Я хотел попробовать, выйдет ли с человеком. Со львом вышло, вы же видели…

Перси на всякий случай кивнул: мол, конечно видел. Надо будет потом и вправду глянуть.

— А человек, он посложнее.

Потому как у человека душа имеется. И на душу эту карлик покусился, и знает о том, как и знает о другом: не спустит святой клирикал этакого бесчинства. Ладно бы клыкастые, с них всякой пакости ждать можно, но вот чтоб человек и с человеком…