Мораль святого Игнатия - Ольга Михайлова

Бог есть Свет, и нет в Нём никакой тьмы. Между добром и злом нет ничего общего. Добро и зло едины лишь в том, что в конце концов всегда возвращаются к сделавшему их…

Глупцы утверждают, что зло на свете творится по глупости. Вздор. Зло творится осмысленно и осознанно. Бездна зла притягательна для людей грешных, и Бэкон утверждал, что нет никого, кто делал бы зло ради него самого, но все творят его ради выгоды, или удовольствия, или гордости. Но и это не так. Злой человек может вредить другим и без всякой выгоды для себя, ибо природа зла — во внутренней духовной ущербности человека.

Самые злые люди на свете — те, кому не на что надеяться и нечего терять. Это всегда те, кто не знает Бога. Они посланы, чтобы научить нас терпению, умению прощать, чтобы наделить нас пониманием — что делает зло с человеком. Зло — враг самого себя, беспрерывно стремящееся к самоуничтожению. Оно всегда недолговечно. Сколь часто глупость и недомыслие людские выражали сомнение в изначальной справедливости Господней, распространяя бесовские и лживые утверждения о том, что воздаяния не существует. Добычей Геенны станут глаголющие это. Лишь короткая память, ничтожный опыт пребывания в мире, прискорбная природная глупость и непонимание Закона Божьего способны заставить думать, что нашем мире нет возмездия за совершенное зло…

Питомцы отца Дюрана осторожно переглянулись и согласно кивнули. Возмездие есть.

Праздник Рождества в коллегии святого Франциска Ксавье прошёл оживлённо и радостно. Чудесен был рождественский бал, где Дюпон нарядился звездочётом, Дамьен с помощью простыни и старого бутафорского шлема изображал Ганнибала, охотящегося на Тигра-Гаттино, но поймать его мешала порхающая под ногами Бабочка весьма солидных размеров и Кровавый Призрак Чёрного замка. Отец Дюран, хоть и не совсем поправился, умирать явно уже не собирался, и это вносило дополнительную струю веселья в торжество.

Концерт, подготовленный для родителей, имел большой успех, тем более, что их успокоили относительно недавнего события. Это был несчастный случай, по счастью, всё выяснилось. Мсье Дюпон переглянулся при этом с господином д'Этранжем, тот бросил странный взгляд на мсье Потье, Андрэ де Моро посмотрел на всех троих. На всех лицах было некоторое недоумение — а как же оскверненный труп и болото? — но, с другой стороны, если отец де Кандаль говорит, что беспокоиться не о чём, то чего же им, в самом деле, тревожиться?

На праздничном ужине обсуждалась sapientia scholastics и Призрак поднял интереснейший вопрос «An non spiritus existunt? Существуют ли духи?» Вопрос оживлённо обсуждался, когда отец Илларий принёс рождественские пончики. Надо сказать, что накануне повару отцом ректором было высказано некоторое неудовольствие в связи с тем, что он пытался нарушить общий замысел, и выдал себя Дюпону, на что отец Илларий потребовал не злословить его, и вообще — оставить в покое перед визитом Провинциала, если, конечно, отец ректор не хочет, чтобы епископ Робер был отравлен непроваренной стряпней. Отец де Кандаль в испуге ретировался.

Отец Илларий, что и говорить, умел постоять за себя.

Следующие дни ректор был занят приёмом Провинциала, между тем ученики отца Дюрана собрались в библиотечном зале, где обычно проходили их «академии». Собраться перед отъездом на зимние вакации предложил Гастон Потье, он же спросил отца Горация и отца Дюрана, неужели они все ещё сердятся на них? Отцы махнули рукой, отец Гораций обратился ко всем с кротким увещеванием впредь всё-таки не глумиться над костями Вольтера, но судя по блеснувшим глазёнкам Гаттино, тот всё ещё считал себя героем и был искренне уверен, что люди, подобные де Венсану — наказание и позор человечества.

— Так ли это? — голос отца Горация был по-прежнему спокоен и мягок. — Вдумайтесь в истоки, осмыслите причины, и вы постигнете следствия. Вам ведь говорили, что дух человека при столкновении со злом просветляется и укрепляется. Мишель, — обратился он к Дюпону, — мы не знаем, чем угрожал тебе де Венсан, но что ты получил от его пребывания в мире? Он закалил твой характер, научил выдержке и дал тебе безупречные и глубокие знания точных наук. Разве это плохой дар?

Гастон, сколько раз ты сомневался в промыслительности происходящего? Но ведь данный тебе страх безумия не дал тебе заболеть гордыней, что было неизбежно при твоих выдающихся способностях. Лоран, терзая тебя и д'Этранжа, сплотил вас, научил сопереживать и помогать друг другу.

Дофин… Ты сказал, что ненавидишь глупость. Это Лоран дал тебе понять её цену, и ты воистину в глубине души прочувствовал, что значит в этой жизни совершить опрометчивый шаг. Сам ты, благодаря ему, стал рассудительней и осторожней.

Дамьен, мальчик мой, разве ты благодаря Лорану не убедился, сколь опасные последствия имеют пороки пьянства, воровства, блуда? Разве не научил тебя этот человек сдержанности и смирению? — Он улыбнулся, обернувшись к Эмилю, — Гаттино, малыш, а ты извлёк хоть какой-то урок из произошедшего?

Котёнок почесал пушистую макушку.

— Извлёк. Прав отец Аврелий, глупо думать, что в мире нет возмездия за совершенное зло. Негодяй всегда получает по делом его. Подлец рано или поздно сломает себе шею, и окажется в болоте с maculati nates…

Отец Дюран, до этого тихо сидевший в кресле, застонал.

Неужели всё-таки придётся выпороть Котёнка?…

Эпилог

Кто бы мог подумать, что человек, сам бывший жертвой шантажа, может стать шантажистом? Тем не менее, произошло именно это. Дофин на протяжении последующих полутора лет учёбы в коллегии нагло измывался над своим дружком Потье. Он еженедельно писал письма своей сестрице Дениз, и за одно только упоминание в оных эпистолах о том, что его приятель Гастон передаёт ей привет и за позволение приписать пару строк, требовал ежевечерне чесать ему спинку, отгонять от его милости мух и услаждать его слух скрипичными пассажами.

Что было делать бедняге Потье?

Но в итоге смиренная покорность прихотям дружка себя окупила. Через три года после окончания коллегии Гастон, закончив курс в Сорбонне, женился на дочери префекта и весьма преуспел на общественном поприще благодаря собственным способностям и протекции тестя.

Д'Этранж со временем, отучившись в Париже и попутешествовав, убедился, что интерес к истории в нём неколебим, и в итоге возглавил местный музей. При этом он даже не подумал избавиться от шлема Людовика Святого, но рьяно проводил раскопки по всем городским окраинам, прилежно пополнял музейные фонды, стараясь, правда, избегать приобретений, вроде кинжалов Равальяка, наполеоновских перьев, ночных горшков Робеспьера да черепов Вольтера.