Мораль святого Игнатия - Ольга Михайлова

Нет тут никаких сов.

Растерялся он, Дамьен, от этого предположения, но не мог не вспомнить мудрую мысль отца Горация. Тот говорил, что распад души — невидим. «Если ты видишь падение грешного — это и означает, что распад завершен…» Стало быть, прав был отец Гораций, вот оно — падение грешного. Завершение распада. А его Господь сподобил стать свидетелем гибели мерзавца, nulla virtute redemptum a vitiis.

Отцы-иезуиты молчали. Дюран откинулся на подушку, и грудь его вздымалась глубоко и размеренно. Он разомкнул искусанные в кровь губы, и смотрел на де Моро больными глазами. Он не ослышался? Но этот рассказ, по крайней мере, объяснял их с Аврелием тяжёлое недоумение. Их сбило местонахождение трупа. Падение, ну, конечно, перелом шеи… Они догадались бы, если бы ни болото… Неожиданно он ощутил в своей руке руку де Шалона и сжал её. Глаза их встретились, во взгляде обоих читалось утомлённое облегчение. Для других эмоций у Дюрана не было сил. Он откинулся на подушку и закрыл глаза. Всё остальное не имело значения.

Однако, для отца Горация де Шалона имело.

— Какого чёрта, — он задохнулся, на мгновение потеряв дар речи, но тут же вздохнув, гневно продолжил, обжигая взглядом Дамьена, — какого чёрта вы его не оставили там, где он был? — Он сорвался на крик. — Ведь вы просто стали рarticeps criminis — соучастниками преступления!

Дюпон, видя, что Дамьен бросил на него умоляющий взгляд, заговорил.

— Я сказал, что надо оставить всё как есть, завтра утром его обнаружат и все поймут то же, что и я…. - начал было Дюпон, — надо было надеть на него брюки и уйти, но тут вдруг неведомо откуда подскочили Котёнок, злой как чёрт, и д'Этранж, вообще невесть откуда взявшийся, и не успели мы ничего понять, как Гаттино загнал черенок лопаты Лорану в задницу, да ещё что-то там сказал про Пюиморена и про возмездие, а Дофин решительно порекомендовал проследить, чтоб кол вошёл поглубже — иначе, мол, вампир может ожить. Справедливости ради и в оправдание Котёнка следует сказать, что поза погибшего наталкивала на подобные действия, можно сказать, провоцировала на них… Он, Мишель, и сам об этом подумал, так, умозрительно, метафизически, как сказать, но Кот не собирался абстрагироваться от конкретики и погружаться в академические дискуссии.

— Стало быть, вы солгали на дознании, что не видели черенка? — обратился отец Эзекьель к Эмилю.

Ничего он не лгал, честные не лгут, когда не нужно. У него про это не спрашивали. Соучастник преступления! Ещё чего! Бог преступлений не совершает! А нет преступления — нет и соучастников! Отец Аврелий тихо рассмеялся, поняв, что мальчонка далеко не так наивен, как кажется, казуист тот ещё, а Дюпон тем временем методично продолжал рассказ.

— Кот настаивал, что имеет полное право на подобное деяние, право Пюиморена. Он, дескать, чуть не умер, отец Дюран заболел, мать столько пережила волнений — и всё из-за этого клеветника и пакостника. Змеей ползал, творил гадости, а теперь ещё и улизнул на тот свет от расплаты? Филипп тоже беспокоился — достаточно ли остро заточен кол и бормотал какую-то антивампирную молитву, кажется, собственного изобретения. Дамьен сказал Гаттино, чтобы тот не тревожился — в аду тот своё получит. Но Котяра заявил, что ему пришлось выслушивать тьму мерзких вопросов на земле — и он имеет право отыграться на костях Вольтера. Ну, развернулась дискуссия: что общего между костями Вольтера и задницей Лорана? Но Кот, надо сказать, искусно используя рrincipium cоntradictionis, principium exclusi tertii, principium rationis sufficientis и особенно principium identitatis, мастерски доказал тождественность понятий, хоть и злоупотреблял амфиболией и эквивокацией.

— Вы же утверждали, дорогой д'Этранж, что единственный способ оградить себя от домогательств вампира — это воткнуть ему кол в грудь, дабы пронзить сердце. — Отец Аврелий с трудом скрывал смех. — Так как же вы объясните свои действия?

Филипп нисколько не затруднился. Чего тут объяснять? Наука не стоит на месте, но идёт вперед семимильными шагами! Все дифференцируется! Согласно последним уточнённым научным данным по вампиризму, проткнуть сердце нужно только у трансильванского, австро-венгерского, итальянского или немецкого вампира, а вампиров отечественных, галльских, можно проткнуть в любое подходящее место. Задний проход, posticus transitus, так сказать, — чем не подходящее место? Главное — проткнуть.

… Когда Кот влетел в спальню и стал шуршать — он, Дофин, проснулся, окликнул того — и тут узнал, что Лоран мёртв. Его подбросило, а Гаттино заявил, что не хочет допустить, чтобы кости Вольтера покоились в Пантеоне. Когда такое покоится — всем остальным покоя не будет, вампир не успокоится! Разве он не прав? Филипп целиком и полностью поддержал мудрое утверждение Котяры. Хотел было Гамлета разбудить, да тот в оранжерее целый день дежурил, устал и спал без задних ног. Да и всё равно не верил он, нехристь, ни в вампиров, ни в привидений, хотя Писание на этот счет содержит убедительнейшие свидетельства. Ещё бы отговаривать начал, еретик… Короче, махнул он на Потье рукой. Выскочили они вдвоём с Гаттино из спальни. Кот заскочил в сарай и вытащил черенок, Дофин заострил его и примчались они к мансарде. Там были уже Дамьен с Дюпоном. Ну, и осуществили они с Котом справедливое возмездие, одновременно не дав мерзавцу стать Дракулой.

Повествование снова продолжил Аквинат.

После этого события развивались быстро. Дамьен сказал, что устал и хочет спать, Кот предложил опустить змеёныша в болото, мотивируя, что там ему самое место он, Дюпон заявил, что тогда надо скрыть следы падения и залить место, где была кровь — дегтем, Дофин поддержал всех присутствующих. В итоге Ворон с Котом и Дофином потащили тело к болоту, а он, Мишель, ликвидировал следы крови. После чего у самого болота он догнал Филиппа, Эмиля и Дамьена и поменял ботинки — свои на лорановы, он ведь влез в деготь. Пока он ботинки менял, шельмец-Котяра завязал на черенке бантик.

— Ленточку вы взяли у отца Петивьера?

Котёнок категорически отверг это обвинение. Не был он в рекреации, не брал ничего у отца Жана. Просто отцов обмануло наружное сходство предметов, разнящихся, однако, в сущности. Decipimur specie recti, все мы обманываемся видимостью правильного, ибо кому известны vera rerum vocabula — истинные наименования вещей? Эта лента — от пеньюара его матери, он её по ошибке в саквояж засунул, когда впопыхах вещи собирал. А обнаружил он её, когда пижаму искал, вот и сунул в карман штанов, а тут кстати про неё и вспомнил!

Надо сказать, что слезы Гаттино постепенно по ходу рассказа высохли, покаянное настроение было им забыто и сейчас стало очевидно, что маленький пройдоха явно гордится своим подвигом, мысленно примеряет к пушистой макушке лавровый венок, считая себя если не Цезарем, то уж Катоном точно.