Мораль святого Игнатия - Ольга Михайлова

— Мне кажется, — спокойно заметил Дюпон, — будет лучше, если мы просто всё изложим в последовательности.

Отец Эзекьель кивнул, принимая такой modus operandi. Censeo praefationem non esse, предисловий не нужно, заявил он.

— Тогда начать надо с меня, — заметил Дамьен, стараясь не смотреть на отца Горация де Шалона.

В его новом рассказе картина субботнего вечера выглядела не столь идилличной, как раньше.

…Узнав от Котёнка, что вытворил негодяй Лоран и передав отцу Дюрану просьбу подняться к отцу ректору, он, Дамьен, погрузился в глубокие размышления. «Об убийстве?» Нет, об этом он тогда не думал. Он подумал, что теперь, когда всем стало ясно, что Венсан — клеветник, никто не поверит никаким его обвинениям, например, в адрес семьи де Моро. Мысли эти порадовали его, и он решил поговорить с Лораном.

«Вы встретили его на мансарде?»

Он туда направился, но по дороге столкнулся с Аквинатом, который от отца Иллария уже услышал последние новости. Сходство суждений, ибо Дюпон пришёл к тем же выводам, что и он, породило родство душ. Однако, присев на скамью и обсудив всё, они решили, что торопливость потребна только при ловле блох, а не змеёнышей, здесь нужна осторожность и осмотрительность. Поэтому они положили после встречи Котёнка дождаться возвращения Венсана, и тогда — высказать ему наболевшее.

Сказано — сделано. Они вернулись в спальню, там были Гамлет с Дофином. Те, как новости выслушали — ушам не поверили. С Потье началась истерика, он визжал что-то про аспида и василиска и прыгал по кровати, д'Этранж был словно поленом ударенный, Гастон снова орал про какой-то дуб, что зазеленел к Рождеству, а Филипп наконец высказал надежду, что теперь-то они от вампира избавятся, — вышвырнут его, мол. «Почему же вы с прошлый раз не рассказали этих подробностей?» По мнению Дамьена де Моро, истерика Потье интереса ни для кого не представляла. Встреча же с Дюпоном была их приватным делом и ничего не объясняя, могла лишь запутать отцов-следователей.

Взгляд отца Эзекьеля лучше всяких слов говорил о том, что тот думает по этому поводу, и он счёл излишним тратить слова.

…Далее Дюпон предложил устроить вечер встречи Коту и праздник освобождения от змеёныша. Вызвался испечь пирог, Потье пошёл в храм, Дофин начал убираться, а он, Дамьен, решил сделать Котёнку к возвращению подарок — ему отец давеча прислал две новые «фиоретти», он решил одну вручить Коту. Тот давно мечтал о такой, да мать его и слышать не хотела о таком приобретении. Боялась, что он порежется.

Все, затаив дыхание, слушали рассказ.

…Не в добрый час решил он это сделать. Проходя мимо мансарды, вдруг увидел де Венсана, тот вылез через окно и шёл по крыше. Дамьен, помня о том, что они решили с Аквинатом, тем не менее, не мог, окликнув Лорана, не сообщить ему своё мнение о его поступке с Котёнком и оповестил, что Эмиль вернулся и теперь всем всё известно.

Дамьен замолчал. «Что вам ответил де Венсан?»

Ничего не ответил, окинул презрительным взглядом… Впрочем, уже темно было, и понять его взгляд было трудно. В общем, глянул он на него сверху, ничего не сказал и завернул за конек крыши, к слуховому окну. Сам Дамьен решил, что тот сейчас спустится, и несколько минут ждал его. Тут вдруг сова ухнула. Он, Дамьен, прислушался, а потом подумал, откуда тут совы? А Лорана всё не было. Дамьен плюнул, поняв, что тот затаился там наверху и спускаться не собирается, и пошёл за рапирами. Взял он с корта рапиру для Кота, и вернулся в спальню. Там Дофин убирался и выгнал его. Тогда пошёл он на кухню к Дюпону, там потеплей, да и марципанов целая куча. Он рассказал Аквинату про встречу с Лораном, и про сову упомянул. Аквинат удивился и сказал, что сов никогда не слышал, но откуда тут — посреди города — сова-то возьмётся?

Засунул тут Дюпон пирог в печку, а он, Дамьен, задумался. Причём, о сове. Если бы ему удалось её поймать, да набить чучело для наглядного пособия, отец Эрвьёnbsp;-Христа в таких мерзостях даже Иуда не обвинял! Он куда порядочней был нашего Лорана-то!

Ему этого не забыл бы. Старое-то чучело мыши изгрызли… Если проследить, где она прячется… Он подумал, что она может жить в дупле того вяза, что растёт между корпусами, или под крышей где-нибудь. Дюпон сказал, что уже через двадцать минут пирог вынуть надо, а до этого крутить его, чтоб равномерно пропёкся. Тогда он, Дамьен, решил прогуляться к дуплу. Фонарь взял и пошёл. Проходя мимо, бросил взгляд на лораново убежище, но там темно было. Сам он был уверен, что Лоран давным-давно ушёл. Зашёл за угол, подошёл к вязу, и тут увидел такое, что про сову забыл начисто.

На жухлой траве, скорчившись, лежало тело, белея в свете фонаря голой задницей. Подойдя ближе, Дамьен увидел, что это Лоран де Венсан. Тот был мёртв. Голова размозжена, шея сломана. Он ничего не мог понять. Кто убил Венсана? Кто раздел его? Дамьен торопливо понёсся к Дюпону.

Аквинат внимательно выслушал, но, будучи истинным стоиком и философом, остудил его пыл, заявив, что, если Лоран мёртв, он не оживёт, а допустить, чтобы сгорел пирог, он не может. Есть несоизмеримые по важности понятия. Надо спокойно встретить Котёнка, отпраздновать встречу как ни в чём не бывало, а после тихонько во всём разобраться.

— То есть, когда мы с Эмилем пришли в спальню, только ты и Дюпон знали о гибели Лорана? — подал голос отец Дюран.

— Да, но мы не знали тогда, кто его убил. Потому и Потье с Дофином ничего не сказали. Решили сначала сами понять, что произошло.

«Их вы, стало быть, не подозревали?», поинтересовался отец Эзекьель. Это, по мнению Дамьена, было смешно. Они бы скорей отца ректора заподозрили. Отцы-иезуиты затаили дыхание. «Что же было дальше?»

…После того, как отец Дюран приказал всем ложиться, все и легли. Едва всё затихло, они с Дюпоном тихонько поднялись, взяли два фонаря и направились было к мансарде, и тут оказалось, что за ними увязался Котёнок. Тот не мог уснуть, рапирой любовался, ну и спросил, куда это они, мол, собрались? Ну, скрывать правду смысла не было. Честные не лгут, когда не нужно. Все они Эмилю рассказали — и двинулись. Когда осветили всю картину двумя фонарями — Кот аж зашипел, словно ему на хвост наступили, Дюпон разглядел труп, поглядел наверх и сказал, что не иначе, его сверху столкнули.

Пригляделись они впотьмах и тут заметили тряпку, что болталась на водосточном желобе. Решили подняться наверх и посмотреть из слухового окна, что это такое. Эмиля внизу оставили, а сами полезли. По дороге Дюпон влез в деготь, а он, Дамьен, проломил ступеньку, щиколотку поцарапал. Когда же они влезли наверх, Дюпон попытался подцепить старой шваброй тряпку, но ничего у него не вышло — она вниз упала. Тут он заметил ботинок, — лоранов, у самой кромки крыши. Его-то подцепить и подтянуть удалось. Спустились они с трофеем вниз, а Котёнка-то нет. Зато тряпка, что вниз упала, оказалась штанами венсановыми. Тут Мишель и высказал догадку, что, после того, как он, Дамьен, напугал Венсана, тот, должно быть, разнервничался, оступился, благо, крыша была скользкая, и свалился вниз. А, может, и не нервничал он, паскудный, нисколько, а просто зацепился или ботинком, или шнурком, проехался вниз, снова зацепился за водосток штанами — и сверзнулся вниз, а брюки повисли на желобе. А может, все ещё лучше. Иссякло терпение Господне смотреть на мерзости Лорановы, вот и отторг Он негодяя от Себя. Тут ему и конец пришел. Слышал же Ворон его падение, а не уханье совы.