По дороге в Вержавск - Олег Николаевич Ермаков

вытягивая шеи, тараща глаза на июльское жаркое, белесое небо. Гул приближался с запада. Это летели не два, или три, или четыре самолета – много больше. В сознании Ильи всплыли какие-то фантастические образы журналов с повестями и романами Беляева, Жюль Верна, которыми их снабжала Аня. Даже мелькнула мысль об Отто Лилиентале – и вот они, эти птицы железные, которых вскармливал и легендарный тот немец.

Раздались первые взрывы где-то на Краснинском большаке. Потом уже на западной окраине города. И наконец эти самолеты стали видны: темные кресты в небе. Много крестов, больше двадцати. Больше тридцати. Наверное, сорок или полсотни. Доносился свист падающих бомб, взрывы следовали один за другим. Над домами, деревьями вставали черные клубы. Было похоже, что город решено стереть с лица земли.

Илья не верил своим глазам.

Земля дрожала. Он это чувствовал всем телом. По вискам стекал пот. Не хотел бы он сейчас очутиться в городе.

Милиционеры, курсанты и добровольцы молча наблюдали за бомбежкой.

Несколько самолетов взяли правее и уже летели над больницей, с воем понеслись бомбы, вокруг больницы вставали взрывы. Несколько бомб угодили прямо в больницу.

Самолеты разворачивались и уходили.

Не успели все опомниться, как услышали рев тяжелой техники. Оглянулись: прямо сюда ползли три танка.

Орудие молчало. Видимо, бомба накрыла его.

– Подпустить и забросать бутылками! – раздалась команда.

Но появились еще два танка. А за ними – пехота.

Илья вперился в эти фигурки. Вот они – живые немцы. Их было много.

– Что же там гаубица?!

– Батальон самообороны! Всем отходить! В зданиях занять оборону! Пулеметчики – огонь!

И они стали вылезать из окопов и, пригибаясь, побежали к городу. А два пулеметчика оставались. Они били в сторону наступающих. Те отвечали автоматными очередями. С танков тоже ударили пулеметы. Воздух вдруг наполнился лопающимися пузырями. Воздух стал как будто стеклянным или каким-то еще: пук! пук! пук!.. Воздушная субстанция лопалась вокруг Ильи, возле его плеча, возле ног, вокруг головы. Он бежал без оглядки, крепко сжимая бутылку со смесью и паклей. Бежавший впереди милиционер вдруг побежал еще быстрее, как будто его подцепила некая сила – даже следы когтей на спине появились – и он уже летел вперед лицом, пахал пыльную землю, а из рваных дыр на вспотевшей гимнастерке выбулькивалась кровь. Но и лежа он продолжал куда-то бежать, дергать яловыми пыльными сапогами. И совсем рядом пуля шпокнула по железу, Илья обернулся и увидел милиционера в каске с совершенно белым запредельным уже мертвым лицом. Даже глаза его были белыми, а изо рта текла кровь, обливая грудь, живот, и он заваливался вперед, но еще выкинул одну ногу, другую и все-таки упал навзничь, разбросав руки.

Непостижимо, но большинство остались живы, добежали до домов. Одни дома были целы, другие выгорели внутри или напрочь сгорели. Милиционеры, курсанты и остальные рассыпались по домам, прятались за стенами.

Но как они могли противостоять тяжелым мрачным танкам, что ползли с тевтонской неумолимостью вслед за ними. Да хотя бы можно было открыть огонь по немецкой пехоте.

И они принялись палить по немцам. Илья только смотрел из окна пустого дома.

Немцы уже достигли тех окопов, в которых сидел этот истребительный батальон. Танки остановились там, где засели пулеметчики. Открылся люк на одном танке. Как вдруг башню охватило пламя. Видимо, пулеметчик бросил бутылку с зажигательной смесью. Танкист бросился на землю, пытаясь сбить огонь. К танкам бежали пехотинцы. Пулеметы уже молчали.

И танки двинулись дальше.

Надо было и отсюда уходить. Илья прислушивался, не последует ли команда.

И внезапно раздалось громкое уханье, и с переднего танка сорвало башню.

– Гаубица! – крикнул радостно курносый курсант, занявший этот дом вместе с Ильей и еще одним курсантом.

Илья смотрел, как из танка выкарабкиваются люди, похожие на черных каракатиц. Курсанты открыли по ним огонь. Но другой танк медленно развернул дуло в их сторону, и в следующий миг дом наполнился пылью, и крыша рухнула.

33

Илья почувствовал удар, да какой-то мягкий. Его придавило, но, кажется, кости остались целы. Он лежал и все слышал. Снаружи раздавалась стрельба. Строчили автоматы. Иногда рыкало орудие танка. Лязганье гусениц тоже было слышно. Кто-то кричал. Не разберешь, что именно.

Потом стрельба стала отдаляться. Наверное, милиционеры с курсантами отступали. Страшно хотелось пить.

Илья еще полежал и, собравшись с силами, попытался выбраться из-под рухнувшего потолка и балок. И это удалось. Но куда дальше ползти? Перед лицом серела стена. Илья ее ощупывал. По ней шли трещины. Он двинулся влево, но сразу наткнулся на балку. Тогда пополз вправо и вскоре уже смог не только поднять голову, но и даже сесть. Он шарил руками над головой. Под пальцами прогибалось что-то похожее на фанеру. Он надавил сильнее, фанера затрещала, но тут совсем рядом зашаркали шаги, и вдруг человек громко сказал что-то по-немецки. Издалека послышался другой голос. Потом выстрел.

Илья напряженно слушал. Где-то совсем близко стоял этот немец. Илья даже как будто услышал его дыхание. Или казалось?.. Но раздался треск. Треск спички? И точно – потянуло ароматным дымом.

Это было так же невероятно и непостижимо, как и то облачко над окопом. Как и все остальное: тот мальчишка на лошади в яблоках, принесший весть о войне, первые налеты бомбардировщиков, первые пожары в городе, ночевки в крепости, речь Сталина, бутылка с паклей и зажигательной смесью… Он наклонился влево и пошарил под нависающим потолком, протянул руку еще дальше и наткнулся на бутылку. Она была цела. Илья взял ее. И совсем рядом продолжал курить неведомый человек, которого отныне надо было считать врагом и при случае – убить. Разбить на голове эту бутылку и чиркнуть спичкой… Да только спичек у него и не было. И как бы он мог осуществить это? Проломить фанеру?

Снова послышался отдаленный голос. Потом захрустели шаги. И голос раздался совсем рядом. И второй. Немцы говорили. Голоса их звучали устало, раздраженно. Илья слушал, трудно сглатывая слюну. Вдруг оба замолчали. Илья испугался, что они услышали, как он сглатывает… Но кто-то издали окликал их. Немцы ответили, и шаги их быстро захрустели прочь. Все стихло. Но тут же послышалась стрельба. Следом – гортанные крики.

Илья слушал, прислонившись лбом к стенке.

Все стихло, но он сполз на пыльный пол и так и лежал не в силах двинуться.

Из-за ночной бомбежки он не выспался. И сейчас все тяготы ночи и дня навалились на него. Тяготы всех дней и ночей после той ночевки на берегу Гобзы. И оставалось