Хроника смертельной осени - Юлия Терехова

– И это клеймо все еще на тебе? – Казалось, он ее совсем не слушает, и покоя ему не дает только одно. – Все еще на тебе? И ты не сделала пластику, чтобы избавиться от этого позора?

Катрин замолчала, пытаясь осознать суть его вопроса, а потом язвительно поинтересовалась:

– Это единственное, что тебя волнует?

Она сунула ему под нос тонкие запястья, на которых остались следы от гвоздей, причем, не рассчитав, ударила его руками по зубам.

– Вот, смотри! Когда тебе будет нечего делать, попробуй загнать себе гвоздь вот сюда – только не промахнись, в вену не попади, а то конец тебе!

Она разрыдалась. Орлов же, смертельно бледный, взял ее ладони и прижал к своему лицу.

– Вернись, – прошептал он. – Вернись ко мне. Я не могу без тебя.

Катрин с силой выдернула руки. В душе царила пустота. Она не знала, что ему сказать, но он счел ее молчание за колебание.

– Я клянусь тебе, – горячо проговорил Орлов. – Я никогда больше не упрекну тебя ни за Рыкова, ни за Булгакова.

– Что?..

Потрясенная, Катрин потеряла дар речи, только хлопала ресницами словно кукла. Потом, наконец, выдавила:

– Ты – не упрекнешь меня?..

Орлов выглядел совершенно озадаченным. Катрин отступила несколько шагов. За спиной у нее оказалась стена – далее бежать было некуда. Он протянул к ней руки, но она ускользнула от его прикосновения, и он споткнулся об ее яростный взор – полный такого гнева, что ему стало страшно.

– Клянусь – ни за того, ни…

– Да как ты смеешь?.. – прошептала она. – Кто дал тебе право?

– Я… – он что-то хотел сказать, но не осмелился, искренне не понимая, почему Катрин в таком бешенстве.

– Уходи сию минуту! – Нет, она не просто разлюбила этого человека – ей плохо от одного его присутствия. Она не в состоянии ни говорить с ним, ни слушать его.

– Уходи, – повторила она, и в этот момент зазвонил ее мобильный. Катрин схватилась за трубку, как за соломинку, даже не взглянув на экран.

– Да! – крикнула она.

– Здравствуй, Катрин, – услышала она голос, от которого ее пробрала дрожь. – Вот ты и попалась! Собственно, что и требовалось доказать.

Катрин стала медленно сползать по стене – ноги отказывались ее держать.

– Что молчишь? Ты ведь сейчас с Орловым? Ты опять с ним? Так я и знал. Ну что же… Дай ему трубку.

– Зачем? – понизив голос, спросила она, косясь в сторону Орлова, который все более и более внимательно прислушивался к разговору. – Чего ты хочешь?

– Я тебя не понимаю, – в голосе Олега послышалась насмешка. – То – Олег, приходи, то – чего ты хочешь… Понятно же, чего я хочу. Я тебя хочу. Но у тебя Орлов. Чем вы там занимаетесь? Я был уверен, что ты обманываешь Сержа и вот – доказательства налицо.

– Это неправда, – выдохнула Катрин. – Я не дам себя шантажировать, как Анну. У тебя ничего не выйдет.

– Дай ему трубку, Катрин.

Тут до Орлова, наконец, дошло, с кем она говорит. Он бросился на Катрин, как коршун, вырвав мобильник из ее рук.

– Ты?!! – такого мата Катрин не слышала за все долгие годы их связи. Он сорвал голос на первом же слове, извергнутом из себя, и дальше хрипел в остервенении страшные ругательства. Рыков что-то ему отвечал, Катрин, конечно же, не слышала – что, но, видимо, весьма ехидное и провокационное, так как лицо Орлова совершенно позеленело. Катрин испугалась, что его вот-вот хватит удар. Она съежилась на полу в неудобной позе и слушала эту мерзкую брань…

– Отдай мне телефон, – она, наконец, протянула руку. – Неужели не понимаешь, что он специально тебя провоцирует?..

Но Орлов ее не слышал, продолжая рычать в трубку невообразимые проклятия, а когда Катрин попыталась у него трубку забрать, оттолкнул ее с такой силой, что она ударилась спиной о стену и вскрикнула от боли.

– Как же ты мне надоел! – воскликнула она в отчаянии. – Как я устала от тебя! Отдай мне телефон и вон отсюда!

До Рыкова донесся ее крик, и, наверно, он сказал Орлову что-то невероятно колкое, поскольку тот в ярости грохнул смартфон Катрин об пол. Осколки хрупкого аппарата разлетелись по кухне.

– Получай! – заорал он. – Вот тебе твой Рыков! Как я понимаю, ты кайф словила от того, что он с тобой сделал! Потаскухой была, потаскухой и осталась! Мои поздравления Булгакову, – и он обозвал ее грубым матерным словом.

Катрин даже не удивилась. Ничего не меняется в этом мире. Во всяком случае, для Орлова.

– Уходи, – повторила она уже спокойно. – Мне надо пойти купить новый телефон. Ты оставил меня без связи.

– Кому надо, тот с тобой свяжется, – выплюнул Орлов с презрением. – И горе тому, кто с тобой свяжется, проклятая… Что ж он тебя не прикончил?.. Всем стало бы легче жить.

– Да неужели? – подняла Катрин бровь. – Я бы являлась тебе в эротических снах до конца твоих дней, – она запнулась. – Хотя на фиг ты мне сдался?.. Убирайся. И не приходи больше.

– Не приду, не надейся, – уже в дверях он обернулся. Катрин отвела глаза – ей был невыносим его взгляд, источавший боль, ненависть, желание – что угодно, только не любовь. А может, это и была его любовь – которой он мучил ее все долгие пятнадцать лет, только она не понимала ее сути? И, наконец, он ушел, чтобы больше никогда не переступать порог ее дома.

16.20

И вот – она дома. Отперев дверь, Анна застыла на пороге – квартира пугала ее своей тишиной и – пустотой. Под высокими сводами потолка больше никогда не раздастся веселый голос Антона, он больше никогда не бросит ключи на столик в прихожей, и не станет, ворча, искать свои тапки в узком стенном шкафу. Дома ли она?

– Ну, что же ты, – сказал Мигель, стоя за ее спиной. – Заходи, не бойся.

– Я не боюсь, – чуть шевельнула она губами, но наконец сделала шаг вперед. Первое, что она увидела – зонт Антона на крючке вешалки, забытый им, когда они вновь переезжали на Олимпийский проспект. В Москве стояла жестокая жара, и более жить в ее скромной квартирке на Чистых прудах они не могли – здесь не было кондиционера, и она сходила с ума по ночам, не в силах сомкнуть глаз, изнывая от духоты. И Анна отправилась обратно в ту страшную квартиру, где позднее чуть не нашла свою смерть. Не стоило возвращаться…

Анна дотронулась пальцами до деревянной ручки зонта и погладила его – словно руку Антона…

– Перестань, – Мигель слегка прижал Анну к себе, а потом повел в комнату, на ходу снимая с нее шубку. Они только что отвезли гроб с телом Антона в морг сеченовской академии на улице Россолимо – прямо из аэропорта, где их ждала заказанная машина. На следующий день ожидали приезда Жики, задержавшейся в Париже. А на послезавтра уже назначили похороны.

Анна застыла посреди комнаты в растерянности, не зная, что ей делать дальше. Взгляд ее обратился к фотографии на комоде – она и Антон на фоне венецианского Ponte dei Sospiri. [165]Недаром говорят, что фотографироваться на его фоне – дурная примета…

…Мигель наблюдал за ней, печальной и потерянной, и ему чрезвычайно не нравилось, что она совершенно очевидно забыла о нем, полностью поглощенная воспоминаниями об Антоне Пора ему приступать к делу, более тянуть нельзя. Он решил напомнить о себе и заговорил:

– Его больше нет. Анна, надо жить дальше…

– Как, – прошептала она еле слышно. – Как мне жить дальше… без него.

– У тебя есть я, – отчеканил он. – И мы должны быть вместе.

Мигель обхватил ее за тоненькую талию, приготовившись к сопротивлению, которое ему надлежало сломить. Только так он сможет обрести контроль и над ее волей, и над ее телом – именно сейчас, когда она вымотана долгим путешествием, бюрократическими хлопотами и собственными переживаниями. Она чуть повела плечами, желая освободиться от его рук, но он лишь сильнее сжал их. Сейчас или никогда, сказал он себе. Завтра приедет Жики, и он уже не будет полностью властвовать над волей Анны, а старая тангера не потерпит никакого, даже малейшего насилия над своей любимицей. Да вдобавок, как выяснилось, старуха обладает влиянием, о котором мало кто подозревает…

– Умоляю, Мигель, – еле слышно прошелестела она, уже не делая попыток освободиться. – Ты мне обещал.

– Обещал, – он развернул ее к себе лицом. – Но ты больше не можешь оставаться одна. Теперь я принимаю решения. И я не буду смотреть, как ты изводишься. И я не собираюсь ждать.

То, что она не ответила, Кортес счел за готовность подчиниться. Но когда он потянул вниз молнию на ее траурном платье, Анна снова попробовала отстраниться. Но Мигель держал ее крепко, а она была слишком слаба, чтобы протестовать. Он уложил Анну на диван, стягивая с нее остатки одежды. Она обмякла в его руках, полностью лишенная воли. И даже осознав, что Анна плачет – беззвучно, только слезы текли из уголков глаз – остановиться уже не мог. Как он тосковал все это время по ее изящной спине, бессильно склоненной тонкой нежной шее, льющемуся водопаду длинных светлых волос, прозрачным русалочьим очам, наполненным озерной грустью, а главное – по медовому аромату цветов…