Дебри - Сара Пирс

Зеф делает с ней то же, что и со мной, – душит, сжав горло. Ее веки подрагивают, а потом закрываются.

Надо что-то предпринять.

«Думай. Думай!» – твержу я себе.

А потом поднимаю правую руку, чтобы показать на миску, надеясь, что Роми заметит резкое движение.

Но она не замечает, ее взгляд прикован к полу.

Сердце сжимается от отчаяния. Она не увидела. Все кончено.

И тут я слышу странный глухой треск.

Подняв глаза, я наблюдаю за тем, как руки Зефа соскальзывают с ее шеи и судорожно дергаются. Стеклянная миска падает из ладони Роми на пол. Возможно, туман в голове искажает происходящее, но Зеф замирает, словно пытается осмыслить, что она натворила. На одну кошмарную секунду мне кажется, что этого недостаточно, что он опять бросится на нее. Но он вдруг падает и заваливается навзничь.

Проходит несколько секунд, Роми тяжело дышит и рыдает, не сдвинувшись с места. И наконец смотрит на меня.

Я открываю рот и хочу заговорить, но тут улавливаю, как Зеф дергается. Его рука определенно пошевелилась.

У меня сжимается сердце. Этого недостаточно. Он придет в себя. Точно придет.

Я в отчаянии озираюсь по сторонам и через долю секунды вижу на полу стеклянную миску, на чьем боку пляшет отблеск от лампы.

Я собираю остатки сил и хватаю миску. Крепко зажав ее в руках, поднимаю и бью его в висок что есть мочи. Один раз, второй, а потом миска выпадает из рук.

Мир вокруг то появляется, то исчезает.

Снова все залито светом, но когда он меркнет, я вижу рядом с собой Роми.

Она плачет.

Я хочу рассказать ей, что значили для меня последние месяцы, как я почувствовала себя свободной, глядя на то, как она танцует, но внутри жуткая боль. Странная боль. Не простая боль, поскольку я не понимаю, где она гнездится и как ее унять. Она накатывает на меня волнами и возникает везде, по всему телу, словно я состою из боли, словно мы с ней единое целое.

И эта волна уносит меня прочь. Стирает границу между реальностью и озаряющим меня светом.

Я закрываю глаза, и хотя больше не вижу Роми, она в моих мыслях.

Она танцует, рядом с ней Пенн и Этта. И моя мама.

Все они в одном месте и во всех местах, которые мне дороги, танцуют в небе, отрицая законы природы и гравитации.

96

Элин

Национальный парк,

Португалия, октябрь 2021 года

– Я пришла слишком поздно, – с опустошенным видом говорит Брайди. – Я слышала, как хлопнула дверь ее трейлера, но решила, что Кир просто зачем-то вышла. А медлить было нельзя.

– Ты же не знала. – Мэгги берет ее за руку. – Как ты могла знать?

– Но Кир упоминала, что чувствует слежку. Она ведь говорила нам! Надо было принять все меры предосторожности. – Голос Брайди становится пронзительным, она вот-вот сорвется. – Не следовало оставлять ее одну.

Брайди начинает плакать навзрыд. Элин не в силах сказать ни слова.

Не только бремя вины, которое ощущает Брайди, но и пережитый ужас, еще витающий в воздухе, как будто душат Элин. Пусть она и старается отгородиться, но мысленно представляет все мельчайшие подробности: каждый крик, каждое страшное мгновение.

Элин вспоминает о Стиде.

Представляет себе его лицо, когда он повернулся и посмотрел на нее с болью в глазах. Да, все указывало на такую развязку, но в глубине души она до сих пор надеялась на другой исход. У нее болит сердце за Стида. Элин еще злится на него на то, как он поступил с ней, но понимает, как его сокрушит это известие.

– Так значит, Кир… где-то здесь? – задает вопрос Элин, хотя уже догадывается, что Кир где-то здесь, в лагере. Как и Зеф.

Вот почему остальные не уехали. Не сбежали от кошмара.

Они просто не могли. Не могли их покинуть.

После долгого молчания Брайди кивает.

– Она здесь. – По ее щекам текут слезы, и она сначала смотрит на Мэгги, а потом на Этту, которая щебечет что-то себе под нос, листая книжку на ковре. – Она здесь, недалеко.

97

Кир

Реабилитационный центр,

Португалия, октябрь 2021 года

Входит сестра, а за ее спиной Пенн.

Я не могу отвести от него глаз. Любуюсь его волосами и веснушками. Кривоватой улыбкой, от которой меняется все лицо.

Медсестра бормочет дежурные фразы: «Оставлю вас наедине. Дайте знать, если вам что-то понадобится», – и Пенн встает возле кресла у окна, которое последние месяцы служило мне связью с внешним миром. В него я наблюдаю за проплывающими мимо облаками, за следами от самолетов, которые прочерчивают линию в синеве и растворяются в воздухе.

Когда сестра выходит, Пенн придвигается ближе ко мне.

– Черт, – хрипло произносит он, – я уже не надеялся когда-нибудь сделать это снова.

Он прижимается своим лбом к моему и кладет руки мне на плечи.

Я вдыхаю запах его кожи, мыла и лосьона, и этот аромат накрывает меня с головой.

Здесь мое обоняние обострилось. Не к больничным запахам, нет, но я остро чувствую все ароматы нормальной жизни – сырой и сладкий аромат дочкиной шеи, согретой солнцем земли за окном и цветов.

– Я знаю, – шепчу ему в волосы. – Я знаю.

Мы сидим так какое-то время, а потом мне приходится отодвинуться, потому что в меня впиваются острые шипы боли.

Я ее ненавижу. В плохие дни я словно бегу против ураганного ветра. Вроде бы пытаюсь сдвинуться вперед, но он толкает меня обратно и физически, и ментально.

– Так ты сядешь или не собираешься задерживаться?

Я с улыбкой указываю на кресло слева от меня, но шутка явно не удалась. Мой голос звучит не так, как надо. Будто я слишком сильно стараюсь.

– Точно не знаю… На двери написано чужое имя, так что вдруг ты самозванка… – Улыбаясь, он усаживается на край кресла и ставит сумку на пол. – Так как у тебя дела? Выглядишь…

– Отвратно? – перебиваю я, поднося руку к спутанным волосам. – Не пытайся меня задобрить. Я выгляжу ужасно, но наконец-то двигаюсь в правильном направлении. Мне еще предстоит восстановиться, пройти физиотерапию, но все будет хорошо.

«Вы возвращаетесь к жизни после долгой зимы, – так описал мое состояние врач. – Просыпаетесь от спячки».

– Хорошо. Брайди сказала, тебе пришлось нелегко.

– Местами. Сейчас ничего, но вначале я мало что помнила. Первые несколько месяцев я находилась… в коме. – Мне с трудом дается это слово. Тяжело говорить о