Скандинавский детектив - Стиг Трентер

— Ну и вид был, когда он там стоял и истекал слезами, — вспоминал кондитер Альготсон, снимая брюки с подтяжками, которые перебросил через подлокотник кресла. — Но к чему весь этот спектакль? Инес Викторсон с этого никакого проку. Только подрывают авторитет виднейших людей города. И вообще, что за птица этот адвокат?

— Что бедняжку осудят, — тарахтела аптекарша, тормоша мужа, который уже засыпал, — это сто процентов. Бедняга Викторсон, так его жаль, но нужно было думать, когда женился. А не брать первую попавшуюся…

— На сегодняшний вечер с меня хватит, — отрезала фру Ларсон и спрятала в шкаф мужнину фляжку с коньяком. — Ни за что ни про что человека убить! И только из боязни развода? Нет, в этом меня никогда не убедить! С такой фигурой и внешностью она могла найти куда лучшую партию, чем неотесанный торговец железяками…

— Ты меня разоришь, — смеялась Лена Атвид в трубку. — Было уже шесть гудков. Как только приеду домой, все узнаешь. Но сейчас должна спросить тебя еще об одной вещи, которая не идет у меня из головы. Я совершенно уверена, что в убийстве она невиновна, но в таком случае… Алло, да, дайте нам еще две минуты!

— Слушай! — Фру Эркендорф резко повернулась в постели. — Я уже думала, что у меня сердце разорвется от испуга, когда ты там сказал в открытую, что… И выставил меня на смех перед всем городом! Боже мой, как я несчастна!

Ее всхлипывания перешли в стоны, когда она зарылась лицом в подушку.

Молочник уже здорово набрался и попытался описать события всего вечера в нескольких словах.

— Убийство — отвратительная вещь, — сказал он, — и никто бы не поверил, что такое может произойти в Аброке. Но одновременно это будто проветрило атмосферу. Верю, что теперь пришел конец системе, когда небольшая клика правит целым городом. Ты мне что-то сказала? Тогда спокойной ночи. Я гашу свет, София, ладно?

Свет погас, и Аброка заснула крепким сном под заснеженными крышами. Окружной судья и присяжные, участники суда и свидетели, президиум суда и горожане спали. И среди них спал убийца.

ВТОРОЙ ДЕНЬ СУДЕБНОГО ПРОЦЕССА

Словно птичка задела

У скрипки струну,

То смеется, то плачет,

По кому — не пойму…

Ты проходишь с любовью

По росной траве,

Но цветы пахнут кровью

На моей голове.

— Анализ доказательств, — заявил окружной прокурор, — вне всяких сомнений, показывает, что имело место преступление. Это никак прямо не следовало из тех обстоятельств, при которых обнаружили покойного. Предполагалось, — приходится мне добавить — по вполне понятным доводам, что он сам наложил на себя руки. Но вскрытие, о котором вчера нам сделал доклад судебно-медицинский эксперт, доказывает, что покойный был без сознания уже до того, как произошло повешение. Петлю ему на шею набросила чужая рука.

Шел второй день процесса, и государственный обвинитель развивал пункты обвинительного заключения. Еще прежде секретарь суда зачитала справку по Инес Викторсон. Там было куда меньше цветистых слов, чем это принято в биографиях. Биографические данные взяли из материалов расследования. Описание подготовил какой-то судебный чиновник. Врач из отделения душевных болезней в тюремной больнице с понятной краткостью высказался о духовной жизни фру Викторсон, но ее физическое состояние, которое заслуживало особого внимания, другой судебный врач оценил всего в четыре строки. Завершало это сочинение ничего не говорящая выписка из полицейской картотеки.

Прокурор продолжал перечисление доказательных материалов и перешел от преступления к личности обвиняемой и его мотиву.

Он напомнил, что фру Викторсон спрашивала эксперта из круга своих знакомых, может ли неверная супруга рассчитывать на алименты в случае развода.

— Это был вопрос, — заметил прокурор, — интересовавший именно ее. Она хотела знать, на что можно рассчитывать. Ответ ее встревожил. — Защитник непременно обратит ваше внимание на то, что нет реальных доказательств супружеской измены фру Викторсон. Об этом можно спорить, но решающей роли это совсем не играет. Оценить важность доказательств нелегко и опытному судье. Фру Викторсон, безусловно, не была способна на такое. Она жила в неуверенности, насколько весомы доказательства, но знала, что они существуют, по крайней мере, есть компрометирующие письма, и они могут быть использованы против нее. Ее поведение доказывает, что она опасалась самого худшего. И в этой связи нужно принять во внимание и намерения Боттмера.

Не было сомнений, что прокурору удалось возбудить интерес тем, что он выставил Боттмера в новом свете. Фру Викторсон прежде изображала покойного почти романтическим героем, правда, до слез, она никого не разжалобила. Говорила о нем как об открытом, чувствительном человеке. Прокурор указал на неустойчивость его психики, на его необъяснимые колебания между самолюбованием и самобичеванием, на двойственность его натуры.

— На первый взгляд, кажется, будто замыслы Боттмера были вполне невинными, будто он прибыл просто восстанавливать старые дружеские связи. Но при нем были и письма. Тот, кто идет к старым приятелям, редко бывает так предусмотрителен, что берет с собой и доказательства своей дружбы. И уж совсем нелепого, что он прихватил с собой подобные компрометирующие письма. Но Боттмер не колебался, зная, что имеет преимущество. В такие минуты он умел быть безжалостным. Письма в его кармане говорят о том, что он собирался их использовать, а страх фру Викторсон, что она поняла как.

О мертвых только хорошее… Прокурор не назвал прямо Боттмера шантажистом.

— Вскоре после этого фру Викторсон пришла в контору к мужу за деньгами. По суждению его опытной сотрудницы, речь шла о больших деньгах. Легко можно сообразить, на что вдруг поздно вечером ей понадобились деньги. Но в те минуты было слишком неудобно говорить о них с супругом, особенно если принять во внимание, что интересы фру Викторсон имели нечто общее с Боттмером. Так что она раздумала и решила, что не станет просить денег, а вместо этого нашла (последовала ораторская пауза) другое решение.

Прокурор сунул руки в карманы и продолжал проникновенным тоном:

— А теперь я хотел бы перейти к другому обстоятельству, о котором уже много говорили свидетели вчера вечером. Фру Викторсон читала большей частью лишь журналы и изредка легкое чтиво, так называемые покеты. Пожалуй, стоит в нескольких словах напомнить, о какого рода книгах идет речь. Это некий вид коротких романов, которые рассчитаны на невзыскательного читателя. Обычно речь в них идет о любви или о преступлении, нередко и о том, и о другом. Преступление обычно там представлено в виде убийства.

Некоторые слушатели согласно кивнули.

— Я слышал, что в покетах преступления обычно совершают огнестрельным оружием. Но из этого правила есть исключения. В одной из книг, которые мы нашли при обыске у фру Викторсон, описывается убийство, совершенное с помощью удавки. Повешение там описано с такими садистскими деталями, которые могли дать фру Викторсон шанс освоить этот метод.

Прокурор вынул руки из карманов и скрестил их на груди. Меж бровей вновь пролегла складка.

— Осуществление подобных преступлений не требует долгого планирования. Для совершения убийства нужен только шнур и ключ, чтобы незамеченной попасть в гостиницу. Как следует из показаний, некоторое время фру Викторсон находилась на складе одна. Там было все ей нужное — и шнур, и ключ, и фру Викторсон прекрасно знала, где их искать. В этой связи напоминаю показания технического эксперта, в соответствии с которыми шнур был отрезан именно от мотка, лежавшего на складе, где находилась фру Викторсон. Далее я указываю на то, что в доме фру Викторсон найден ключ от гостиницы, и никто не сумел объяснить, откуда он там взялся.

Защитник попытался скептически усмехнуться, но встретил лишь суровый взгляд обвинителя.

— Прежде чем перейти к следующему пункту, я должен задать еще один вопрос: могла ли в данной ситуации фру Викторсон действовать так, как, судя по уликам, она действовала? Иными словами, вопрос о ее личных мотивах для совершения убийства.

Тот же человек, который минуту назад изобразил Боттмера шантажистом, теперь исходя из справки рисовал образ фру Викторсон как женщины интеллектуально неразвитой, весьма эмоциональной, но без глубоких чувств, с примитивными реакциями. По этому описанию она напоминала роковую тигрицу, немного сонную, но смертельно опасную для того, кто приближался к ней со злым умыслом.

На этом фоне прокурор дал шанс вспомнить о других фактах, прежде всего о том, что обвиняемую видели в непосредственной близости от места преступления именно около полуночи, то есть в то время, когда и было совершено убийство.