Скандинавский детектив - Стиг Трентер

Защитник отпустил свидетеля без единого вопроса.

Новой свидетельницей оказалась девушка из конторы Викторсона. Ее показаний потребовало обвинение, и секретарша рассказала то, чего не мог знать продавец. Фру Викторсон вошла в контору, сказала, что хочет попросить у мужа денег, и поинтересовалась, в каком он настроении. Свидетельница упомянула о визите Боттмера и сказала, что у хозяина такое дурное настроение, что и представить невозможно. Когда фру Викторсон это услышала, то сказала что-то в том смысле, что деньги не к спеху, и ушла.

— Она говорила только про деньги? — спросил прокурор. — Не «деньги на хозяйство» или что-то подобное, что означало бы, на что она хочет их потратить?

— Нет, она только сказала, что хочет попросить «немного денег», — ответила свидетельница.

— Совсем незначительную сумму?

— Знаете, это вопрос. Человек может сказать «немного денег», хотя иметь в виду крупную сумму.

— У вас осталось впечатление, что она имела в виду крупную сумму?

— Да, — подтвердила свидетельница.

Секретарь сказала судье, что нужно сменить ленту в магнитофоне. Окружной судья использовал этот повод для короткого перерыва.

Журналисты за своим столом строчили заметки в газеты. Перекуры они могли устраивать по своему усмотрению.

— Адвокат разбил показания хозяйки гостиницы вдребезги, едва заполучил ее, — заметил репортер с бакенбардами.

— В городе ее не любят, — пояснил Остлунд. — Она приторговывает из-под прилавка спиртным.

— А я сейчас как раз пропустил бы стаканчик-другой, — заметил репортер без бакенбард. — Лучше два.

И они продолжали строчить свои тексты.

— Почему адвокат не подверг перекрестному допросу парня из магазина? — спросила Лена.

— Он нежелательный для него свидетель, — пояснил Остлунд.

— Именно поэтому?

— Это правда, — подтвердил тип с бакенбардами. — Это был для него опасный свидетель. Он доказал, что обвиняемая вполне могла за пять минут заполучить и шнур, и запасной ключ. Легко и без малейших усилий могла взять все, что нужно для убийства.

— Но он не видел, что она что-то брала с собой, — возразила Лена.

— Адвокат идет по следу совсем другого ключа, — заметил репортер, которому хотелось выпить. — Он припас какой-то козырь. Вспомните, что он говорил за обедом.

— Все уже снова здесь.

— Роскошная женщина, — с видом ценителя оглядел обвиняемую обладатель бакенбард.

— Вамп, — кивнула Лена. — Но вамп, которую жалко.

— Таких изменщиц всегда жаль, — вздохнул репортер. — И ужасно хочется их утешить. А это что за рожа?

— Председатель городского совета, — пояснил Остлунд. — Он — очередной свидетель.

Вармин спокойно принес присягу и рассказал, что по дороге домой из «Гранд-отеля» через пять минут после полуночи проходил по Коровьей. Обвиняемая стояла у гостиницы фру Норстрем. Пока он шел в ту сторону, обвиняемая направилась к своему дому.

Прокурор попытался узнать от свидетеля что-то еще, но безуспешно. Теперь задавал вопросы адвокат.

— Вы были в то время трезвы?

— Ну, разумеется, нет, — ухмыльнулся Вармин. — Что, по-вашему, я делал в отеле? Шоколад пил?

По залу пролетел смешок, судья возмущенно поднял голову. Вармин удалился.

Пришла очередь писем, которые обвиняемая писала Боттмеру в тюрьму. Секретарь суда зачитала некоторые отрывки, и слушатели вытягивали шеи, чтобы лучше слышать и ничего не пропустить. Окружной прокурор обосновал чтение так:

— При установлении факта смерти письма находились в бумажнике убитого. С тех пор они находились в прокуратуре. По недосмотру о них не упоминается в материалах первого расследования.

Подобная формулировка играла на руку районному прокурору Эку, который тайком спрятал письма в карман и хотел их отдать отправительнице, но не успел. Защитник на этот раз воздержался от протеста.

Чтение писем не вызвало сенсации, на которую многие рассчитывали. Язык фру Викторсон во многом походил на стиль любовных романов, которые она читала. Прокурор с адвокатом некоторое время препирались относительно смысла выражений вроде «тот день, когда встретились наши судьбы» или «мне тебя ужасно не хватает». Но скоро и им это надоело: в этой «встрече судеб» не было и грамма фактов.

Присяжные жевали пастилки, публика зевала, репортеры отправились на перекур. Потом в качестве свидетеля вывали нотариуса Эркендорфа.

Его жена сидела среди публики и напрасно пыталась привлечь внимание мужа. Нотариус казался возбужденным и говорил пронзительным голосом. Его показания были связаны с прочитанными письмами. Он рассказал, что фру Викторсон спрашивала его про развод за измену. И добавил, что фру Викторсон, без сомнения, сама нуждалась в совете.

Его показания не произвели благоприятного впечатления. Слишком уж явно нотариус подчеркивал свое отрицательное отношение к подсудимой.

Фру Ларсон сделала пометку, которую собиралась использовать при рассмотрении доказательств. Допрос начал защитник. И первый же его вопрос всех удивил.

— Херр Эркендорф, вы — председатель комитета по здравоохранению?

— Да… да, я.

— Проверяли ли вы в этом качестве, все ли в порядке в гостинице фру Норстрем?

— Да. Там были замечания по части гигиены.

— Вы лично участвовали в проверках?

— Да… несколько раз.

— В какое время?

— Днем… но я не понимаю…

Адвокат плутовски ухмыльнулся, словно хотел дать понять, что теперь переходит к вопросу, который может значить очень многое.

— Вы не помните, как там оборудованы номера?

— Ну конечно… в общих чертах.

— И вы тоже бывали в гостинице как гость?

— Нет, безусловно, нет. Можете проверить регистрационную книгу.

— Но после проверок, в которых вы участвовали, вы наверняка имеете приблизительное представление об оборудовании номеров. Ну, полагаю, этого будет достаточно. Над каждой постелью есть приспособление для крепления лампы, если бы постоялец решил почитать. Понимаете, куда я клоню?

Все в зале суда знали, о чем идет речь.

— Да, — подтвердил нотариус. — Я примерно помню, как оно выглядело.

Адвокат достал из какого-то конверта рисунок и подошел с ним к скамье свидетелей.

— Вот рисунок, изображающий это устройство. Совпадает ли оно с тем, которое вы помните?

В зале воцарилась тишина, пока нотариус изучал рисунок.

— Да, — согласился он, — похоже, рисунок тот самый, по крайней мере, в общих чертах.

— Отлично, — просиял адвокат. — Ваша память по части техники творит чудеса. А теперь перейдем к оснащению, которым запираются входные двери в гостиницу. Ключ выглядит немного необычно…

Из другого конверта он извлек ключ и поспешил с ним к свидетелю.

— Этот я одолжил на складе. Вы полагаете, это тот самый?

Нотариус изучал ключ так же обстоятельно, как перед этим рисунок.

— Полагаю, да, — наконец заявил он. — В общих чертах он совпадает с тем, как я его помню. Не вижу никаких существенных отличий…

— А откуда вы можете помнить о ключе от гостиницы? — спросил адвокат.

— Не понимаю, — закудахтал нотариус.

— Это действительно тот самый ключ, — успокоил его адвокат. — С этим все в порядке. Но я хотел бы знать, почему вы уверены, что ключ от гостиницы фру Норстрем выглядит именно так?

Свидетель не отвечал. У большинства присутствующих еще была свежа память о том, как фру Норстрем лишилась дара речи, когда ей предложили вспомнить, не передавала ли она кому-нибудь ключи. Теперь стало ясно, куда клонит адвокат. Фру Эркендорф встала с места, бледная и потрясенная, и увидела, что мужа колотит крупной дрожью.

— У вас тоже был такой ключ? — спросил адвокат.

— Это недопустимый вопрос, — хрипло буркнул нотариус.

— Вопрос допустимый, — ледяным тоном возразил судья. — Свидетель, у вас был такой ключ?

Но с губ свидетеля слетел только невнятный всхлип.

— Говорите четко и в микрофон, — раздраженно напомнил судья.

Но что толку напоминать свидетелю, чтобы он говорил в микрофон, если он уже рыдал во весь голос?

Аброка спала. Не было ни луны, ни звезд, во всех окнах темно, только слабо светили уличные фонари. Но снег, который засыпал улицы, дворы и крыши, все-таки отчасти рассеивал мрак. Так же как днем разные голоса сливались в таинственную музыку, так и снег ночью сиял необычайным таинственным светом.

Аброка спала. Не так уж часто маленький город может досыта выспаться, понежиться и потянуться под снежным одеялом до ушей. Маленький городок должен заботиться о своих обитателях, следить, что они говорят и делают. Первый день судебного процесса стал в этом смысле весьма утомительным, а вечер — еще больше. Всем было чем заняться до самой поздней ночи.