Кубинский зал - Колин Харрисон

Внутри на матрасе лежали блокнот, карандаши небольшой ночничок, работающий от батареек.

Я раскрыл блокнот.

«Уважаемый мистер Дэвид Коулз, — было написано на первой странице. — Мне очень трудно писать это письмо. Вот уже много лет я…» — На этом письмо обрывалось, и я раскрыл вторую страницу.

«Дорогой Дэвид Коулз. Много лет назад Ваша покойная жена Элайза Кармоди…»

На третьей странице я прочел:

«Дорогой Дэвид. У меня в левом ухе, внутри, на хрящике, есть небольшой выступ. Обычно люди не замечают подобных вещей, но вы должны знать…»

Мне послышался какой-то звук, но я не разобрал, раздался ли он на улице или в гараже. Похоже, мое везение кончилось, да и не мудрено — я пробыл в чужой квартире, наверное, уже минут двадцать. Бросив блокнот с недописанными письмами обратно в кислородную камеру (кажется, там были и другие письма), я нажал на крышку и, дождавшись щелчка запорного устройства, быстро оглядел комнату, чтобы убедиться, что все вещи лежат на своих местах. Потом я метнулся к двери, выскочил из квартиры и, просунув руку в пробитое мною отверстие, снова запер дверь изнутри…

В следующую секунду, проклиная себя за глупость, я снова отпер дверь и, ворвавшись в квартиру, бросился к телефону с автоответчиком. Не снимая перчатки, я ткнул пальцем в кнопку «Воспроизведение».

«Послушай, Джей, — услышал я сквозь шорох статических помех голос Поппи. — Ты лучше заплати этим парням, сколько они просят, о'кей? Тут родственники Хершела и какие-то их друзья, ты понял? Они тут, рядом со мной!.. Сегодня после обеда они нашли меня в тошниловке, где я постоянно бываю. Или может быть, это ты им сказал, где меня можно найти?… Я что-то ничего не понимаю! Короче, они меня сцапали, и сейчас они слушают каждое мое гребаное слово. Они утверждают, будто знают про Хершела что-то особенное. Я им говорю, что я ничего такого не знаю. Я правда его нашел и вызвал ему „скорую“, да только он все равно уже был мертвый! А ОНИ НЕ ВЕРЯТ! То есть они верят, что он был мертвый, но они думают — это мы его убили. В полицию они обращаться не будут, нет, но они говорят… Что?… — Голос Поппи зазвучал тише, словно он отвернулся от трубки, потом снова вернулся. — У них есть… То есть я сказал им номер твоего телефона и где работает эта твоя подружка из ресторана, понимаешь? Я должен был им что-то сказать, но больше я ничего не знал. Заплати им, Джей, ладно? Заплати, потому что…» — Голос оборвался. Это было все, конец сообщения. Руки у меня тряслись, но я все же нажал кнопку «Памяти», чтобы прослушать другие, более ранние сообщения, но на пленке больше ничего не было. Нужно было уходить, но я задержался еще немного. Дрожащими пальцами я набрал с Джеева телефона номер своего мобильника и, убедившись, что его номер появился на дисплее моего аппарата, сохранил его в памяти.

Лишь покончив с этим, я пулей выскочил из квартиры, запер за собой дверь и ссыпался по ступеням. Надвинув бейсболку на самый нос, я вышел на улицу и двинулся в ту же сторону, откуда пришел. Видел ли меня кто-нибудь?… Я надеялся, что нет. На Третьей авеню мне удалось поймать заблудившееся такси, водитель которого слушал по радио комедийное шоу не то на хинди, не то на бенгали. «Урматта-иши-овалинди-халалу?» — вопрошал мужской бас. «Хе-хе», — пищал в ответ дискант. «Дурмешала-бур-матта-валнана-галад-пулуршиндалу?!» — еще грознее рычал бас, и снова в ответ: «Хе-хе».

Я устроился на сиденье поудобнее. От Южного Бруклина до центра Манхэттена путь не близкий. Мне не хотелось думать о Джее как о враге, поскольку он, очевидно, жил в поистине экстремальных условиях, чего я раньше просто не знал. Это, однако, не могло меня не беспокоить, поскольку человек, который по ночам остро нуждается в кислороде, обращает на разного рода угрозы и судебные иски гораздо меньше внимания, чем нормальные, здоровые люди. К сожалению, мое «незаконное вторжение» в его квартиру так и не обогатило меня никакими сведениями, которые помогли бы уладить дело с Марсено. О'кей, что же оно мне вообще дало? Кое-что. Например, я узнал, что парни Г. Д. угрожают Поппи, и должен был предупредить Элисон, которой, по-видимому, тоже грозила опасность. Кроме того, мне стало известно, что Джей, выслеживавший Салли Коулз, пытался написать письмо ее отцу. Приобрел ли он здание на Рид-стрит по причинам, которые имели какое-то отношение к отцу и дочери Коулз, или это только моя досужая фантазия? Да, чуть не забыл — вырост хряща в левом ухе Джея тоже имел к ним обоим какое-то отношение. Наконец, холодильник в доме Джея был битком набит лекарствами с черного рынка. И последнее: Джей постоянно думал о чем-то или о ком-то, скрывавшимся за таинственной аббревиатурой ОФВ.

Я наклонился к прозрачной перегородке, разделявшей салон такси. Водитель, увидев мое движение в зеркале заднего вида, чуть повернул голову.

— Отвезите меня, пожалуйста, в Нью-йоркскую публичную библиотеку, — попросил я.

— Варанаси-ажатгпагоби-халапур-ге, сура-нана-лу… Хе-хе!

Два часа спустя я уже знал, что атмосферный воздух, которым дышат все живые существа, содержит — на уровне моря — около двадцати одного процента кислорода. В загрязненных американских городах вроде Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, а также в Токио содержание кислорода в воздухе снижается до семнадцати — восемнадцати процентов. Средний человек вдыхает в час около восемнадцати кубических футов воздуха; втягивая его в легкие, он обогащает кислородом красные кровяные тельца и выделяет в атмосферу углекислый газ, как делают это деревья, черви, собаки и другие животные и растения. Примерно пятую часть вдыхаемого кислорода поглощает мозг. Кроме того, люди не просто потребляют кислород — они отчасти сделаны из него; в человеческом организме на кислород приходится шестьдесят два процента массы тела. У детей легкие растут сравнительно медленно, но в период полового созревания их рост ускоряется; некоторое увеличение жизненной емкости легких продолжается даже после того, как человек достигает генетически обусловленного максимального роста. У мужчин этот процесс прекращается в среднем годам к двадцати пяти. Объем легких зависит главным образом от комплекции каждого конкретного человека; например, у Джея жизненная емкость легких теоретически должна была приближаться к семи литрам. У здоровых людей, однако, степень физической выносливости определяется возможностями и степенью развития системы кровообращения, а не объемом легких: именно поэтому при прочих равных условиях низкорослый бегун обычно обгоняет высокого, и именно поэтому спортсмены-олимпийцы часто тренируются в высокогорье, что позволяет им существенно повысить концентрацию в крови красных телец. Непосредственно перед соревнованиями они снова спускаются на равнину — и побеждают.

После тридцати лет объем легких начинает сокращаться. Снижение способности организма поглощать кислород воздуха является одним из важнейших медицинских показателей старения. К счастью, процесс этот для большинства людей протекает не слишком быстро и при отсутствии серьезных заболеваний способен растянуться на десятилетия, позволяя человеку дожить до глубокой старости.

Узнал я и еще кое-что. ОФВ — та штука, о которой Джей старался «не думать», — означала объем форсированного выдоха. Этот показатель представлял собой соотношение между реальной жизненной емкостью легких конкретного человека и их теоретическим объемом, необходимым для нормальной жизнедеятельности индивидуума и рассчитываемым в соответствии с его ростом, возрастом и полом. Нормальная величина ОФВ составляет 85–90 процентов. Это число, однако, может уменьшаться вследствие каких-либо заболеваний. Весьма впечатляюще выглядят расхождения величины ОФВ у курильщиков со стажем и людей, которые никогда не курили. К пятидесяти годам объем форсированного выдоха у заядлого курильщика снижается до сорока — сорока пяти процентов, тогда как здоровый некурящий человек достигнет подобных показателей годам этак к ста — если, конечно, не умрет раньше от других причин.

Медленно и с удовольствием выкурить гору ядовито-сладостных сигарет — не единственный способ снизить ОФВ. Другими причинами низкой емкости легких могут стать астма, кистозный фиброз и другие серьезные поражения дыхательных путей, а также загрязнение окружающей среды ядовитыми и раздражающими веществами типа угольной пыли или асбеста. В результате их воздействия снижается как эластичность легочной ткани, так и ее способность поглощать из воздуха кислород. Те же причины способны вызывать и обратимое механическое снижение ОФВ, раздражая бронхи, которые не только сжимаются, пропуская к легким значительно меньше воздуха, но и начинают выделять мокроту, забивающую дыхательные пути. Судя по лекарствам, которые я обнаружил в холодильнике, Джей делал все возможное, что только сумел вычитать в медицинской литературе, чтобы максимально улучшить респираторную функцию легких, пичкая себя стероидами, бронхорасширяющими препаратами и другими средствами, способными увеличить поступающий в легкие объем кислорода и улучшить его всасываемость. Насколько я помнил, цвет лица у Джея был по большей части нормальным, что свидетельствовало об успешном применении препаратов. Ингалируемые лекарства снижали чувствительность легочной ткани, а преднизолон заставлял ее уплотняться. Вопрос был в том, использовал ли Джей все эти средства постоянно или же прибегал к ним в случаях, когда его ОФВ резко падал? Или, иными словами, сколько процентов составлял его объем форсированного выдоха без применения лекарств? Я подозревал, что немного, учитывая, сколько кислорода он потреблял. Снижение ОФВ ниже шестидесяти процентов было достаточно скверным признаком и требовало постоянного или, по крайней мере, регулярного вдыхания дополнительного кислорода, но привычка к кислороду, в свою очередь, представляет собой сделку с дьяволом, о чем Джей не мог не знать.