Дремлющий дом - Ана Ашлинг

сквозняк коснулся оголенных лопаток Джули, заставил ее поежиться. Стаффорд на другом конце комнаты так же внезапно дернул плечом, будто увернувшись от ледяной ладони. Фотограф внимательнее всмотрелась в движения гостей, но лишь некоторые из них, казалось, ощутили присутствие потусторонних сил: Санлисс с кислой миной разглядывал помятую вышитую рубашку, миссис Мортимер пыталась сдержать отрыжку, а старуха Каннингем свистящим шепотом жаловалась на то, что Клои куда больше похожа на своего пройдоху-отца, чем на Айрис Дормер.

Длинная свеча подле леди Ламли погасла с едва слышным шипением (Джули сумела распознать его, потому что в попытке спастись от пронизывающего холода придвинулась ближе к участникам сеанса). Дым поднялся к потолку, закручиваясь в спирали и вопросительные знаки, и исчез. Пожилая женщина нахмурилась и заглянула через плечо, чтобы пожурить шутника, задувшего пламя, но никого не увидела поблизости.

Вторая свеча погасла в руках у жениха Дайен, которого необычайно заинтересовала кукла, истыканная булавками. Теодор Грэхэм успел коснуться подобия ожерелья из светлых волос (очень похожих на локоны Кристин Клиффорд) на ее шее и пробормотать:

– Странно, эта прядь идеально сохранилась, будто ее срезали вчера…

И угол, в котором располагался столик с диковинками, погрузился во тьму. Мужчина растерянно обернулся к другим гостям, которые не сводили глаз с серебряного подсвечника в его руках.

– Что за черт?.. – начал было мистер Прескотт, но его слова заглушил визг совсем юной девушки с серьгами, напоминавшими пару старинных люстр. Кажется, именно она ныла, что хотела домой, и упрашивала родителей послать за водителем. Третий по счету язычок пламени погас у подростка перед носом.

Мистер Каннингем, успешно игнорировавший толчки и щипки своей жены, не смог не обратить внимания на возмутительное поведение молодой особы. Вздрогнув всем своим телом, старик подскочил на кресле с такой резвостью, которой было невозможно ожидать от человека его лет. Из внутреннего кармана его свободно висящего на плечах сюртука вылетел туго набитый кошель и грохнулся на пол. Хлипкая застежка не выдержала: монеты со звоном разлетелись по комнате, закатываясь под декоративные столики и витрины.

– Остолоп! – напрочь позабыв о приличиях, завопила миссис Каннингем и пригрозила супругу тростью с массивным нефритовым набалдашником. Джеймс Прескотт порывался опуститься на колени, чтобы подобрать несколько металлических кружков, но твердая рука брата остановила его.

Клои недовольно поморщилась, ее ногти впились в столешницу.

«Она, наверное, думает, что ее достопочтенные гости устроили настоящий балаган», – усмехнулась про себя Джули и покачала головой. Что-то влажное коснулось ее лодыжки, и девушка отпрянула, чуть не утратив равновесия. Кремовый песик мисс Клиффорд обнюхивал ее туфли на высоких каблуках, тихо поскуливал и тыкался черной пуговкой носа в кожу.

– Деньги! Презренные монеты – вот чего жаждет душа Филиппа, – задорно расхохотался Тимоти и щелкнул каблуками. – Что вы скажете на этот счет, леди Ламли?

– Что у моего племянника есть хоть капля разума, – сухо буркнула дама, но лукаво поглядывала на парня из-под полуопущенных век. – А я ни за что не завещаю поместье дураку.

Филипп поклонился тетушке и, к неудовольствию Дормеров, самолично велел Стэлворту подать в Красную гостиную шампанского. Клои согласно кивнула дворецкому, тот на мгновение исчез в коридоре и вернулся с нагруженной тележкой.

Кузену наследницы дома удалось разрядить напряженную обстановку, а осушив по бокалу, каждый из собравшихся гостей пришел в куда более благодушное состояние духа. Джули отклонила свою порцию, предложенную Стэлвортом, она чувствовала слабость в ногах, а вид перепуганной девушки с изысканными серьгами, за секунду проглотившей полный фужер пузырящегося шампанского, вызвал у нее приступ тошноты.

– Если никто не возражает, следующий вопрос – мой, – оповестил участников сеанса, которым игристое не полагалось, Дормер. – Дражайшие предки, встречусь ли я со своим отцом?

Клои бросила на кузена понимающий, но разочарованный взгляд, ее узкие плечи опустились. Джули приготовилась сделать еще несколько снимков, приблизила изображение на максимум, чтобы запечатлеть эмоции спиритуалистов. Бальтазар вновь принялся крутиться у ее ног, отвлекая от работы.

Круглый стол мелко задрожал, передавая вибрацию по деревянному полу. Комнату точно заполнили стрекочущие цикады. Фотографу удалось поймать широкую улыбку Тимоти, тревожную складку на лбу его приятеля Джорджа и в кровь искусанные губы Дайен, как вдруг темная ткань классического двубортного пиджака закрыла ей обзор. Не успела Джули отнять камеру от лица, мужчина тенью скользнул в гущу гостей и тихим свистом подозвал к себе собаку. Кудрявый любимец Кристин Клиффорд оставил Джули в покое и с готовностью последовал за ним.

Девушка почувствовала, как руки и ноги будто сковало цепями. Чутье не могло ее обмануть: кто еще, кроме Холзи, смог бы заставить эту адскую гончую в овечьей шкурке слушаться? Джули готова была броситься в толпу, лишь бы задержать негодяя и прижать его к стенке, но не посмела. Клои ни за что не простит ей, если по вине ее подружки-деревенщины вечеринка будет испорчена.

В дальнем конце комнаты обнаружили какое-то шевеление и просьбы расступиться. Джули отошла в сторону, дала дорогу молодому Мортимеру и его матери, с двух сторон поддерживавших мисс Клиффорд. Женщина едва держалась на ногах и находилась на грани обморока.

– Что с ней? – Слова сорвались с губ Джули прежде, чем она смогла их обдумать.

– Ох, мисс, она увидела… Мы все видели… – Присцилла Мортимер прижала ладонь к груди, будто пытаясь унять беспокойное сердце. – Сам Блудный Дормер явился Кристин и что-то сказал ей на ухо, я не расслышала что… Пропустите ее к окну! Дорогая, тебе нужен воздух…

«Если это спектакль, который она отрепетировала со своим воспитанником, то сцена потеряла гениальную актрису», – злобно подумала Джули, закусив изнутри щеку. Но что-то в поведении Кристин ее смущало. Когда они с Клои и Тимоти обсуждали свои опасения, они рассчитывали, что бывшая возлюбленная Николаса Дормера решится выдать Холзи за своего ребенка. Разыгрывание роли призрака человеком очевидно из плоти и крови было чересчур самонадеянно и довольно глупо.

И вдруг среди обеспокоенного шепота, шороха длинных шлейфов вечерних платьев, треска фитилей оплывающих свечей послышался мягкий мелодичный голос и звуки гитарных струн.

Джули знала, что, должно быть, вновь самовольно заиграла пластинка в неисправном проигрывателе. Песня звучала откуда-то сверху, но казалось, ноты пробирались прямо под кожу, а голос певца был до ужаса знакомым, точно принадлежал родственнику, которого девушка не видела с детства.

«Это же песня Пола Маккартни, которую он посвятил погибшему Джону Леннону! – Джули узнала одну из любимых мелодий ее отца и с трудом удержалась от того, чтобы хлопнуть себя по лбу. – И как расшифровать это послание из мира мертвых?»

Она ожидала, что Тимоти, как и в прошлый раз, выдаст остроту и