Два лепестка моли. И сжечь все к чертям (СИ) - "Волосинка на губе"

Драко бесило, что с ней он забывался.

Забывал, что стоит на краю обрыва. Забывал, что повязан с убийцей. Забывал о приближающейся смерти. Гермиона ослепляла его другой жизнью, в которую он давно не верил…

— Малфой! Малфой! — Блейз, закутанный по пояс в полотенце, вбежал в комнату, зажимая пальцами предплечье. Подбежав к нему, он вытянул руку. — Мне мерещится? Скажи, что не мерещится!

Драко чуть отстранился на кровати и прищурился, глядя на то, как на смуглой коже, прямо у выемки возле кисти, появлялись чернила.

— Салазар! — шепнул Забини не своим голосом. — Это то, о чём я думаю? Что, блять, это за язык? Какие-то чёрточки! Это буква?

Они оба склонились над его рукой, наблюдая, как появился кружок, а от него…

— Лучи? — спросил Малфой. — Поздравляю, Забини, твоя родственная душа — это солнце!

— Стой, стой! Это не всё! — он отпихнул его и сел рядом. — Внутри тоже что-то появляется…

— Мерлин. Это лицо в солнце? — Драко дразнил его.

— Две точки и улыбка. Две точки и улыбка, Малфой! — почти пищал он. — Как это понять? Ждать, что она скажет «солнце» или «солнце улыбается»? Что за бред?

— С чего ты решил, что это «она»? — Малфой еле сдерживался. — Твои стычки с Долгопупсом такие горячие.

Забини сморщил лоб, а потом резко поднялся, всё ещё разглядывая метку, и шагнул к своей кровати.

— Ну, Невилл так изменился за лето… подрос и похудел…

— Меня сейчас вырвет, — не выдержал Драко и кинул в друга подушку.

— Ты первый начал, — Забини поймал её и бросил обратно, заваливаясь на кровать. — Я так взволнован. А у тебя появилась метка?

Улыбка спала с лица, и Драко отвернулся, промычав «нет, ещё не появилась». Но казалось, Блейзу было всё равно, он сейчас зациклен на своей метке.

Что бы он сказал, если бы узнал, что Малфой соулмейт Грейнджер? Наверное, что-то по типу:

«Это как есть соль с сахаром».

Или:

«Это как лёд и пламя».

Или что-то из романтично-лиричного:

«Вы как солнце и луна, никогда не встретитесь».

Вот только они встретились. Видимо, при затмении. Всего на пару секунд, но с таким громадным последствием.

Может, это то, про что говорил Ангра? Про второй шанс, который давала школа? Про презент… хотя, для него даже выручай-комната не открывалась. Вряд ли Малфой был в любимчиках у Хогвартса.

Было ещё одно большое жирное «но». Грейнджер узнала о Мортифере. Ему даже говорить не пришлось. В её уме всё само сложилось, просто, как дважды два.

Когда она произнесла её имя, у него будто свалился груз с плеч. Будто и не он один теперь хранил эту тайну. Но какой ценой это встанет для Гермионы, если Мортифера узнаёт обо всём?

Пока они в школе, она в безопасности. Пока никто не знал о них, она в безопасности.

Чёрт.

Ещё секреты.

Ещё куча ебучих секретов, словно ему было их мало.

Если бы он в ту ночь смог ответить на её вопрос — опасна ли она — Малфой бы сказал «нет», если никому не было дела до Мортиферы. Потому что она любила играть со своими жертвами. Она не убивала поголовно всех. Ей нравилось травить свою жертву, медленно подкрадываться к ней, а затем истязать.

Чего только стоило одному пожирателю попасть в её немилость.

Драко помнил тот день, как и все, в которых присутствовала она.

В меноре уже начали шептаться о том, что Мортифера совершенно непредсказуема. Не стоило смотреть на неё. Дышать в её сторону. Попадаться ей на глаза. Все понимали её ценность для Волан-де-Морта, потому что он никак её не наказывал за убийства соратников.

И вот, в одно из многих собраний, кто-то из пожирателей решил угодить девушке. Малфой даже не помнил, как его звали.

— Я принёс вам презент. Заказал специально для вас из восточной Европы, — он поднялся со стула и направился к Мортифере, сидевшей рядом с Лордом. Он достал маленький кинжал в кожаном чехле. Увидев, как её глаза загорелись, он положил нож и поклонился Волан-де-Морту, а потом вернулся на место.

Она захлопала в ладоши, задрыгала ногами, как ребёнок. Драко помнил, с каким отвращением и страхом смотрели на неё. На её безумие, пока она брала в руки кинжал. И как только она сорвала чехол, послышался взвизг и громкий клацающий звук полетевшего на стол лезвия.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Это… — заговорила она, отодвигаясь на стуле, — это серебро?

Пожиратель, который презентовал кинжал, поднялся на ноги. Его руки дрожали. Он ничего не понимал.

— Да, это волшебное серебро, инкрустированное не огранёнными алмазами для прочности… и…

— Заткнись! — она вскочила на ноги, ударяя кулаками по столу. — Никакого серебра в этом доме! Ты понял ме…

Она завизжала. Выгнула спину и воспарила в воздух, брыкаясь, дёргая ногами и руками. Её бил круциатус отца.

— Ты… — он скривил лицо, сверкнув красными глазами, — ты должна поблагодарить за подарок, а не устраивать истерики во время собрания… Круцио!

Драко злорадствовал. Он прятал улыбку за кулаком, наблюдая, как она корчилась в воздухе, пока Беллатриса не отвела её в подвал, откуда вопли продолжились.

Но самое страшное было после…

Мортифера ничего не забыла.

Конечно, нет.

Ещё в детстве она рассказывала, что у неё ужасная аллергия на серебро. Она покрывалась волдырями и чувствовала удушение.

Через пару дней, когда Волан-де-Морта не было в меноре, а Люциус с другими поверенными пожирателями продумывали план налёта на орден, Мортифера вошла в комнату с маленькой кастрюлей в руке.

— Петрификус тоталус! — выстрелила она прямо в спину того самого, проявившего к ней внимание.

Мужчина так и замер на стуле, а все остальные отпрянули в стороны. Лишь Люциус остался за столом вместе с Драко, из первых рядов наблюдая за её действиями.

— Странно, но твой домовик, прямо перед своей смертью, рассказал, что ты знал, как я ненавижу серебро… — она одной ногой повернула стул к себе лицом. Застывшее тело даже не пошатнулось, лишь зрачки бегали туда-сюда. — Давай я тебе наглядно покажу, что испытываю от серебра.

Она занесла кастрюлю над головой и с огромным удовольствием в глазах перевернула её донышком вверх. Сначала Драко не понял, что так медленно выливалось из неё, пока не услышал такой громкий стон пожирателя, что, казалось, он по-настоящему кричал. Кожа на его голове зашипела, когда её коснулось расплавленное серебро. Медленно-медленно оно обволакивало всё лицо, шпаря и выпуская дым с запахом горелых волос и кожи.

В тот день домовики вынесли из менора всё серебро.

Горелый запах оставался в комнате ещё пару дней.

Но зато он остался жив…

— Убивать сразу не так интересно, — говорила она. — Я с ним ещё поиграю…

Может, убить её серебряным клинком? Но как это сделать, если обет не позволял ему даже замахнуться на неё. Чужими руками?

«Всё хорошо, Драко. Ты можешь меня использовать».

В горле зачесалось.

В груди загорелась какая-то надежда, но он её сразу погасил. Это могло не сработать. И это может быть опасно для Грейнджер. А если нет?

Если нанять кого-то убить Мортиферу?

Но как её найти? Ей всегда удавалось прятаться. Беллатриса рассказывала Нарциссе, что это один из талантов Мортиферы. Прятаться у всех на глазах. Поэтому её так ценил Волан-де-Морт. Она была скрытым оружием. Которое так и не пригодилось…

Однажды Грейнджер удалось избежать гнева Мортиферы. Но какой ценой…

Малфой помнил, как он наблюдал за тем, как пытала Лестрейндж Гермиону. Помнил её хриплые крики. Он не знал, что было с ним в тот момент, когда в голову пришла идея избавить её от мучений. Он не знал, зачем отвлёк тётку от пыток. Но помнил, как это заметила Мортифера.

— Так нравится грязнокровка? — спросила она, когда подошла к нему, пока Грейнджер уводили обратно в подвал. — Это школьная солидарность или ты на её стороне?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я не на её стороне, просто устал слушать вопли. Она ничего не расскажет.

Мортифера не поверила ему. Драко в последствии убедился в этом, помня, что она сделала Гермионе, после чего ему пришлось стереть у неё память. Просто за то, что он проявил к ней внимание. А что будет, когда она узнает о их сексе, о том, что они друг другу предназначены, и что он спасается от боли в объятиях Грейнджер?