Жизнь-река - Геннадий Гусаченко

Вдруг до меня дошло: там, в рубке буксира стоят и разглядывают меня в бинокль как букашку. Видят, как я тщетно пытаюсь преодолеть течение и сойти с фарватера. И они застопорили ход, отрабатывая винтами «задний», удерживая судно и баржи на месте. Наверняка ругают меня скверными словами. От страха и стыда за свою оплошность, которую в рубке буксира иначе, как глупостью, не могли назвать, я продолжал молотить вёслами, пока, наконец, не понял: надо развернуть катамаран и грести к противоположному, далёкому левому берегу. Лишь только я ударил вёслами в обратную сторону, катамаран легко и быстро сошёл с фарватера. Буксир тотчас двинулся вперёд, прошёл мимо меня, и я облегчённо вздохнул — пронесло!

Спасибо тебе, безвестный капитан! Ты замечательный судоводитель и настоящий флотский мужик!

Я выволок катамаран на мелководье. Сквозь чистую, прозрачную воду разноцветьем мелких камешков блестело дно. Я не оговорился: обская вода здесь намного чище и прозрачнее, чем в Новосибирске. На галечник полные воды лодки вытащить не удалось. Сил не хватило. Я отвязал их от деревянного настила, вылил из них воду. Стаскал на берег рюкзаки. Натянул верёвку между тополями, развешал для просушки одежду.

Солнце начало золотить вершины елей и крыши домов, но меня всё ещё трясло в ознобе от холода и пережитого стресса. Словно зомбированный, я вытряхивал на землю содержимое рюкзаков, а в глазах стояли нависшие надо мной громады барж. Впопыхах не обратил внимание на бортовой номер толкача. Очень жаль! С каким удовольствием я пожал бы руку его капитану–механику!

Из растрескавшихся пальцев сочилась кровь. Больно было браться ими за клапаны лодки, за пуговицы, за голенища сапог. Отчаяние моё было велико. Но не было бы счастья, кабы несчастье не помогло! Подрулил на моторке парень, сразу оценил обстановку и предложил:

— Поедем ко мне. Баню истопим, всё высушим. — Руку подал:

— Денис Елисеев… Рыбак.

— Геннадий Григорьевич… Путешественник. Иду из Бердска… Потерпел небольшое кораблекрушение.

— Ерунда. Лодки просушим, накачаем. Пусть здесь остаются. У нас никто не тронет. Такой на реке закон, — уверенно, без рисовки сказал парень.

— А кто у тебя дома, Денис?

— Мама Зоя и младший брат Николай. Отец умер два года назад. Так я управляюсь на реке за него.

— Неудобно как–то идти к вам, — замялся я.

— Не удобно на потолке спать, одеяло падает, — отшутился Денис, складывая в моторку моё снаряжение. Мы уселись в неё, Денис дал полный газ, и я испытал нечто, сродни приземлению с парашютом, гонке на мотоцикле, полёту на дельтаплане или спуску на горных лыжах с альпийской кручи. Моторка неслась по узкой протоке, шириной всего в каких–нибудь пять–шесть метров со скоростью…свистящего в ушах ветра! Протока виляла. Над ней нависали толстые ветки вязов и тальника. Всякий раз, когда перед глазами вырастал толстый сук, когда столкновение казалось неизбежным, дюралевая лодка плавно огибала ветку, не сбавляя газу. Мой новый друг невозмутимо, с видом индейца Чингачгука сидел на корме, очерчивая своей моторкой все препятствия словно карандашом. Глядя на его бесстрастное, невозмутимо спокойное лицо, я постепенно расслабился и даже заговорил с ним.

— Ты классно управляешь моторкой, — стараясь перекричать рёв двигателя, — похвалил я Дениса.

— Ерунда! С пяти лет хожу на моторе по этой речушке, — крикнул он мне, не сводя глаз с носа лодки. — Ничего удивительного. Обычное дело.

— Как же на такой скорости успеваешь отвернуть от кустов?

— Ерунда! На этой скорости хожу здесь и ночью, по памяти. За столько лет выучил каждую ветку. Знаю, где отвернуть…

Дом № 27 на улице Набережной, где живёт Денис Елисеев с матерью Зоей Александровной и братом Николаем, на высоком берегу яра.

— Весной, когда разливается Обь, вода заполняет яр, доходит до крыльца, — выгружая из лодки мои вещи, объяснил Денис. — Ещё мой прадед строил.

— Лес сто пятьдесят дому, а то и больше, — вслух прикинул я, приложив руку к почерневшей лиственничной стене.

— Ерунда! И ещё столько простоит. Что ему сделается? Лиственница! — с гордостью ответил Денис. — Проходите в дом.

Мать Дениса Зоя Александровна встретила меня приветливо. Оказывается, Денис позвонил ей со своего «мобильника» ещё на реке, и баня уже топилась. Случайного гостя ждали на столе деликатесы из стерляди. Я узнал, что такое «чушь» — мелко нарезанная сырая стерлядь, слегка посыпанная солью. Едят её сразу, не дожидаясь, пока рыба просолится, как селёдка. В беседе за обедом я узнал, что Денис — участник боевых действий в Чечне, недавно возвратился из армии. Зоя Александровна — акушерка в местном роддоме. Николай учится в девятом классе.

В жаркой, пахнущей смолой бане я опустил руки в таз с горячей водой и сморщился от боли. Трещинки на кончиках пальцев жгли кипятком, но скоро кожа распарилась, разопрела, боль унялась. Я блаженствовал под берёзовым веником, которым нещадно и без устали нахлёстывал меня Денис. Набирая воду из чана, повернулся спиной, и я содрогнулся при виде страшного шрама на позвоночнике. Он вручил мне веник и улёгся на полок, давая понять, что теперь моя очередь проявить мастерство парильщика. Глядя на красный рубец на спине, я постеснялся спросить о нём, боясь «сыпать соль на рану». Однако, Денис сам предупредил:

— Полегче по спине стучи… Дембельнулся и на радостях, что живой вернулся, на мотоцикле вздумал покататься… На инвалидности теперь…

— Трезвый был?

— Где там?! Трезвый не улетел бы за обочину…

— Как теперь?

— Днём в техникуме учусь на юриста. Ночью браконьерю на реке. На учёбу, на хлеб с маслом зарабатываю. Стерлядь ловлю, перекупщикам по дешёвке продаю. И за то им спасибо. А то куда бы я улов девал?

— А рыбнадзор?

— Сволочьё! Другого про них никто здесь не скажет. Кто на реке испокон веку рыбой кормится, кто только рекой и может прожить — тех и штрафуют. А работы в Кривошеино нет. Где заработать деньги? Как жить? Нас эти рыбнадзоровские шакалы ловят, сети изымают. А тех, кто на «джипах» и «мерсах» прикатывает сюда, кто браконьерит на японских «ямахах», кто хапает рыбу не из нужды, а деньги на ней делает, рыбнадзор не трогает. С теми они вась–вась. Те у них в друзьях–приятелях ходят. Потому что сунут не меряно «зелёных» продажному рыбинспектору, тот язык враз и засунет себе в одно место. Хозяйничайте, братаны, берите стерлядь, нельму, муксун сколько хотите! Не своё, не жалко. Что? Мужики кривошеинские мешают вам? Под ногами путаются? Этих мы прижмём, с реки уберём. Приезжайте, господа! Завсегда рады вам!

Денис поднял над головой тазик, ополоснул мускулистое, крепкое тело, обернулся махровым полотенцем.