Молчаливая слушательница - Лин Йоварт

походы Джой с газетными свертками к мусорному баку информировали отца о кровотечении дочери и вынуждали не трогать ее. Рут улыбнулась:

– Какая жалость, что в этом месяце менструация будет идти долго-долго… И все следующие менструации – тоже.

Если большинство замыслов Рут нацеливались на то, чтобы раздосадовать отца или причинить ему неудобство, то идея уничтожить фотографии была направлена исключительно на удовлетворение сестринской жажды мести. Джой не испытывала ни малейших угрызений совести, открывая старый альбом с зернистыми снимками свадеб и младенцев давно умерших людей – снимками, чьи уголки едва держались в маленьких бумажных треугольниках на толстых черных листах. Первую страницу занимала свадебная фотография родителей. Жестким ластиком для чернильной ручки Джой аккуратно потерла лицо отца, легонько смазала его черты – любой решит, что это лишь прискорбное действие времени на бумагу. Рут похвалила шепотом:

– Идеально.

Через несколько недель Джой стерла отцу один глаз, часть ботинок и фона – «состарила» снимок в разных местах, чтобы следы времени выглядели естественно. Затем перевернула страницу, затерла кое-что на древней свадебной фотокарточке родителей отца и на его совместном фото с родителями и дядей Биллом – причем дядю Билла не тронула. Нашла страницу с младенческими фотографиями: сама Джой, Рут и Марк. Поднесла ластик к своему фото… однако хорошего понемножку. Джой не коснется ластиком этих невинных лиц, даже своего собственного.

За следующие три года она испортила в альбоме все снимки, кроме младенческих. Потом забеспокоилась – у отца может вызвать подозрение тот факт, что изображения дяди Билла хорошо сохранились. Джой поднесла к его лицу ластик, шепнула: «Прости», – и школьная улыбка дяди Билла исчезла, как исчезли его взрослые ноги.

Джой, нервничая, отсоединила ручной насос от сорокачетырехгаллонной бочки с дизтопливом, которую держали рядом с трактором, налила в нее ведро воды и крепко прикрутила насос обратно. Трактор не завелся лишь через две недели, но оно того стоило: это случилось на пастбище в районе Уишарт-роуд, и отцу пришлось топать домой под дождем.

Успех подстегивал сестер, они могли ждать результата своей работы дни, недели и месяцы, да к тому же потом удивляться искренне, а не поддельно.

Отец любил маракуйю на торте «Павлова», и Джой щедро плеснула под корни растения неразведенного гербицида, после чего долила в канистру с отравой воды до верха. Она тоже любила маракуйю, но была готова заплатить такую цену.

Джой вытащила струну из запасного комплекта, лежавшего в гитарном чехле, спрятала в карман и вместе с очередным газетным свертком отнесла к мусорному баку. Давясь тошнотворным запахом, одолела деревянную лестницу и швырнула струну в бак. Угри в животе всполошились: отцу хватило бы роста заглянуть через край бака и заметить в нем струну, неуязвимую для огня. Впрочем, вряд ли отец рассматривает мусор. Прошел не один месяц, и как-то вечером за чаем отец рассказал, что позвонил Альфреду из «Музыкального магазина Альфреда» в Талланганге и посоветовал уволить бестолкового мальчишку-подручного. Джой сочувствовала прыщавому подростку, но не могла отвлекаться на последствия своих поступков.

Она подрезала три стежка на ручке у портфеля старейшины, и через несколько недель, когда девочка уже собиралась повторить тайную операцию, ручка наконец оторвалась. Портфель стукнул о землю, раскрылся, отцовская Библия вылетела в грязь. Отчаянные охи и ахи Джой, а также ее бережные, но неудачные попытки оттереть тончайшие страницы с розовой каймой заслуживали, по словам Рут, высокой похвалы.

В голову Рут приходили все новые идеи злокозненной {крадущаяся крыса с длинными клыками} мести, и, чем благочестивей и покорней вела себя Джой, тем больше возможностей получала для их осуществления – и тем коварней становились замыслы Рут.

Она придумывала все: от мелких мстительных пакостей – вроде крошечной, будто проеденной молью, дырки на спине любимого отцовского свитера – до грандиозных истязаний, вроде соды в пилюлях; а Джой охотно воплощала задумки в жизнь. Рут, которая не имела шрамов, никогда не кричала в покрывало и не истекала кровью на простынях, жаждала мести наравне с Джой. И проявляла поразительную изобретательность.

Выполняя самый дерзкий план сестры, Джой утопила маленькую шлюпку, которую отец купил для ловли угрей и сбора кувшинок вдали от берега. В ночной темноте она при помощи отцовской аккумуляторной дрели сделала в шлюпке десять отверстий, столкнула ее в воду и стала наблюдать за погружением, бегая туда-сюда от тракторной колеи к пруду и хаотично вытаптывая траву.

Затем нашла на берегу лист ржавого рифленого железа и проволокла его по земле до тракторной колеи, словно кто-то оттащил туда шлюпку. Вернулась с листом к пруду и опасливо шагнула на узкую отмель – хоть бы вода оказалась не выше резиновых сапог! Занесла железный лист над глубиной, повернув его вертикально, и бросила. Тот ушел на дно. Сестры не сомневались – все поверят, что шлюпку украли какие-то бродяги.

Однако на следующий день после школы, когда до шестнадцатилетия и долгожданного бегства оставалось только сто сорок семь дней, Джой вошла домой и увидела за столом отца. Он уставился на нее, и она поняла – знает. Знает, чем занималась Джой на пруду. Она смотрела в его перекошенное красное лицо и ощущала, как дробится и распадается ее фальшивый образ, обнажая раскаленную докрасна порочную душу. Все кончено. Отец ее убьет. Джой знала это так же хорошо, как Десять заповедей.

Он же вдруг застонал и обхватил голову руками:

– Таблетки мне…

Дверь в большую комнату стояла открытой, оттуда слышался голос мамы, принимающей заказ по телефону.

Джой улыбнулась, сказала кротко:

– Я принесу, папа.

Вытряхнула на ладонь несколько голубых капсул, выбрала две с маленькой вмятиной.

…Отец встал с постели лишь через три дня, а отправился на пруд ловить угрей – еще через два. Тогда-то и обнаружил пропажу шлюпки. В бешенстве позвонил в полицию. Приехал сержант Белл, осмотрел уже не слишком примятую траву и заключил, что шлюпка украдена неизвестным или неизвестными. Вроде бы даже провел расследование, но исчезновение шлюпки осталось тайной. Совсем как исчезновение Венди Боскомб.

Глава 80

Джой и Шепард

Февраль 1983 года

ХЕНДЕРСОН, Джордж. Трудолюбивый фермер, который прекрасно заботился о своей семье и своих животных. Соболезнования родным. Фред и Джинни Поллард с семьей

Уже несколько дней газеты писали только о разрушительных пожарах, прокатившихся по Южной Австралии и Виктории в разгар аномальной жары. Их вызывали в основном удары молнии или самовозгорание, а затем разносили сильные ветры, однако случались и умышленные поджоги, и просто бездумные поступки вроде выкинутого в окно машины окурка или сжигания мусора в открытых печах.

Блэкхантский пожар, уничтоживший фермы вдоль Буллок– и Уишарт-роуд, стал одним из первых в штате. Пожар на Джонсон-роуд оказался ложной тревогой: Кларис Джонсон перепугалась, учуяв запах дыма из Южной Австралии.

Однако многим повезло куда меньше. Первые полосы газет пестрели жуткими фотографиями: черные скелеты домов и сараев; обугленный скот на черных пастбищах; безутешные дети и взрослые, сжимающие чудом уцелевшие пожитки – венчик для взбивания яиц, плюшевого медвежонка; снимок погибшего щенка…

Каждый образ впечатался в память Алекса, точно татуировка в кожу, но хозяйкой его ночных кошмаров, когда он вернулся наконец домой и провалился в недолгий сон, стала пассажирка одинокого автомобиля на Уишарт-роуд. Запертая в раскаленном куске металла, она изо всех сил жала на газ, однако огонь вокруг ревел все громче, а жар и задымление нарастали. После пробуждения он еще долго ощущал запах горелого