Хищная книга - Мариус Брилл

Он высказал все то, для чего она не могла найти слов. Она накрыла его руку своей ладонью, и он повернулся к ней.

В тех книгах, которые старше меня, то, что делал Фердинанд, традиционно называлось «любовная близость». Всякий раз, когда мужчина раскрывал душу — искренне или притворно — женщине и говорил с ней о любви, между ними возникала «любовная близость». Естественно, скоро это выражение стало ироническим названием для благополучной реализации этих чувств и, становясь все популярней, в конце концов превратилось в вежливое обозначение секса. И все же мы до сих пор ощущаем неточность такой подмены. Спросите любого старше двадцати, и он согласится, что существует огромная разница между сексом и любовной близостью. Но Фердинанд в самом деле вступал с ней в любовную близость. В отличие от Миранды, он знал, что влюбленность не возникает сама собою, как стихийное чувство, и что посвященные выбирают, испытывать его или нет.

Почему он так считал? Потому что прочел меня, вот почему. Точнее, одного из моих уничтоженных братьев, как я буду называть их, да покоятся они с миром. То есть узнал больше, чем Миранда. С убежденной верой в себя, возможной только у таких наглецов, Фердинанд пытался выстроить «любовь», как строят карточный домик, аккуратно укладывая элементы конструкции друг на друга. Сначала он был хвастливым, потом неловким, потом ранимым и трогательным, потом убедительным, потом восторженным, потом надежным, потом преклонялся перед нею, потом упрочил завоевания, потом открывал перспективы. Часть списка он, ублюдок, украл у меня. Воспользовался моими же доктринами, чтобы комфортно сойтись с моей любовью. Но карточный домик — конструкция неустойчивая: чем выше его возводишь, тем больше риска, что он рухнет тебе же на голову. А любовь — опасное оружие (если позволите так беззастенчиво смешивать метафоры), она может ударить рикошетом. И все же Фердинанд так твердо верил в себя, что ему казалось сущим пустяком заразить этой верой и Миранду. Если бы он только потрудился внимательней взглянуть на Миранду, вместо того чтобы увлеченно «конструировать чувство», он мог бы заметить, что уже завоевал ее сердце, и все его дальнейшие усилия лишь снова и снова ввергали ее в трепет.

К моменту, когда они остановились в коридоре у своих смежных купе, находившихся, как они проверили, на другом конце поезда от сварливого американца, Миранда словно зачарованная тонула в колдовском дурмане. Первым было ее купе, она вошла, а Фердинанд остановился на пороге. Фердинанд снова начал запинаться — верный признак, что прирожденный англичанин стремится к любовной близости.

— Если все это выглядит чересчур поспешным, то я понимаю… Если ты осторожничаешь…

И тут…

— А, к черту! — воскликнул Фердинанд с неожиданной горячностью и поцеловал ее. И в этом тоже была новизна, в этом долгом, ласковом, тихом, безмятежном поцелуе, и ритмичные сотрясения бегущего поезда примешивались к ритмичному биению их сердец, пока все они не стали частью какой-то огромной пульсирующей машины. С закрытыми глазами Миранда проваливалась в бездну. А потом Фердинанд исчез. Что он, похоже, умел делать в совершенстве. Миранда скользнула в свое купе; не включая свет, легла на кровать и лежала, прислушиваясь в темноте.

Как ни удивительно, Барри повел себя безупречно, когда французские таможенники выбрали их машину для тщательной проверки. Ни разу не потянулся он к своей заднице и не сделал ни одного подозрительного телодвижения, пока люди в форме обнюхивали пепельницы и удивлялись отсутствию у него багажа. Перегноуз же смотрел на них с известной нервозностью, что лишь продлило их поиски, так как при каждом их новом задумчивом взгляде Питер становился все бледнее. После вчерашнего он охладел к оружию и не взял с собой пистолетов, но боялся, что упустил из виду что-нибудь, что сразу раскроет истинные цели его поездки.

— Какова цель вашего визита, мсье? Бизнес или развлечения? — до чего же неудобный вопрос. Перегноуз не хотел отвечать, что бизнес, потому что они могли спросить, какой именно бизнес, а он был уверен, что шпионаж в их стране не приветствуется, однако все эти часы тошнотворной езды с побелевшими от напряженной хватки костяшками пальцев развлечением тоже не назовешь.

— Развлечения, — солгал Питер.

В конечном счете та самая странность, которая и сделала их подозрительными в общем потоке — кричаще синий костюм Перегноуза, — решила вопрос для низенького пухлого таможенника. Поездка в самом деле для развлечений, этот британец — явно en anglais «артист». Разглаживая свои неизбежные французские усики, таможенник посмотрел на слишком рано возмужавшего Барри. Существует только одно объяснение столь необычной дружбы, заключил он, парень для месье — возможность le commerce rugueux[25]. Но это еще не отменяет служебной обязанности стараться предотвращать преступления.

— Можно вас на пару слов? — сказал он, отводя Перегноуза в сторонку. — У нас страна терпимости, — шептал он, — вы не встретите здесь предвзятого отношения к passion anglaise[26], но я должен вас предупредить, что ваш друг выглядит… ну, мсье, я насмотрелся, как подобные животные котлету делают из респектабельных людей вроде вас, и это в первую же ночь любви.

Перегноуз только из последней фразы понял, о чем речь, и громко ответил:

— Сэр, меня возмущают ваши намеки!

Таможенник пожал плечами и ушел. Слишком часто он все это видел.

Перегноуз был даже рад снова оказаться в пути. Особенно радовало то, что за это время спустилась темнота. Она скрадывала ощущение, что он на бешеной скорости мчится по автостраде смерти; теперь езда была больше похожа на видеоигру со вспыхивающими и стремительно уносящимися назад огнями. То и дело ему приходилось опускать боковое стекло и платить дорожный сбор, зато Барри, сам утомившись от своего компакт-диска, целиком сосредоточился на дороге.

— И какие там дороги? — спросил Барри, стараясь выглядеть профессионалом.

— Дороги? — переспросил Питер. — Где?

— В Венеции.

— В Венеции? — опять не понял Перегноуз. — В Венеции нет дорог.

— Что вы имеете в виду?

— Там нет дорог. Нет машин.

— А на чем же они ездят?

— Плавают на лодках. Там полно воды.

Барри в жизни ничего более чудовищного не слышал.

— Что, совсем нет машин?

— Ни одной.

Некоторое время Барри сидел молча и думал.

— Так зачем же вам нужен шофер, если в этом чертовом городе машине не проехать?

К этому времени у Перегноуза накопилось раздражение на Барри, тем более после инцидента с таможенником.