Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Джанаки сделал большие глаза и с притворным ужасом воскликнул:

— Откуда такая горечь? Или в тебе проснулся ракшас зависти и соперничества? Тебе тоже захотелось во дворец?

Митра пристыженно замолчал.

— А что это за битва с Шальей? — спросил я, переведя разговор на интересующий всех нас предмет. Сатьяки налил себе полный кубок вина, сделал хороший глоток и на мгновение прикрыл глаза, вспоминая. Все, кто был за нашим столом, притихли, готовясь к длинному рассказу.

— Это было два месяца назад, когда Кришна странствовал в северных горах, а Баладева уплыл в море на высоком корабле. Вы помните, что карма вынудила нашего доблестного Кришну убить царя чедиев Шишупалу. Брат Шишупалы Шалья — властитель города Саубхи — поклялся отомстить. Думаю, что Кришна, совершая этот многотрудный и, без сомнения, полезный для ядавов подвиг, предвидел месть Шальи, но тот затаился и больше года ждал, когда представится удобный момент. Стоило Кришне покинуть Двараку, как к нам в гости пожаловала огромная рать, ее вел сам царь Саубхи. Столица ядавов радостно изготовилась оказать гостям достойный прием. Были приведены в боевой порядок городские башни, укрепления главных ворот, на стены мы втащили плугообразные орудия для метания снарядов «шатагхни», запасены были каменные ядра, метательные диски, дротики и факелы. Плясунов, певцов и актеров выдворили из города. Среди этой братии, — ухмыльнулся Сатьяки, — часто попадаются шпионы. Мосты были разрушены, а вся земля вокруг города перерыта, чтобы затруднить передвижение конницы.

Поначалу мудрые наши предводители, даже зная пристрастие воинов к суре, забыли запретить употребление в городе горячительных напитков. Это чуть не стоило нам жизни. Сидим мы в осаде и заливаем тревогу крепким вином. (Я как раз с колесничими бойцами в карауле был). После третьего кубка говорю: «Хватит!» А мне в ответ: «Оборона крепчает с нашей уверенностью». И действительно, страх ушел. Чувствую, одна ярость осталась и жажда драки. Еще по одной выпили. Кто-то крикнул: «Оборона — не наша тактика!» Смотрю, у всех глаза горят, колесницы стали запрягать. Кто-то кричит: «Открывай ворота, мы их потопчем!» Хорошо, что стража не подчинилась. Но наши вожди поняли, что народ не хочет ждать, и пора выходить навстречу гостям.

Наутро открылись ворота Двараки, и мы ударили по врагу. Сын Кришны от Рукмини Прадьюмна повел нас под стягом с изображением макары. Оскалившее пасть морское чудовище металось на золотом древке, вселяя ужас во вражеских воинов, зовя за собой вришнийских и анартских юношей. Гости и хозяева полезли душить друг друга в смертных объятиях. Началась великая сутолока, в которой не понять было, кто кого рубит. Я мало что помню из той битвы, — сказал Сатьяки, — в бою брахма выходит из сердца и, словно огненное существо, начинает владеть твоим телом. Ты уже не принадлежишь себе, не раздумываешь и не колеблешься. Ты увертываешься от ударов до того, как успеваешь заметить занесенное оружие. Ты не чувствуешь ран, а невидимый панцирь брахмы помогает выдержать даже удары палицы и остановить кровь. Правда, после боя ты словно пробуждаешься ото сна и видишь себя исколотым, избитым, начинают болеть раны. Но во время сражения ты ничего не видишь и не чувствуешь, кроме огненной ярости и вдохновения.

Дивная музыка боя! Трубят слоны, ржут кони, звенят колокольца на дышлах колесниц, на разные голоса поют стрелы, и чайками кричат морские раковины, наполняя сердца отвагой. И вдруг в миг воодушевления мы услышали крики ужаса, взметнувшиеся над Дваракой. В небе со страшным грохотом пронеслась золотая колесница, оставляя за собой хвост бездымного пламени. Она налетела со стороны моря и повергла наших воинов в ужас.

Многие побросали оружие, крича: «Это Шалья на своей летающей колеснице!» Я увидел, как Прадьюмна разворачивает повозку, поднимая бесполезный лук к небу. Не от стрел Прадьюмны было суждено погибнуть властителю Саубхи. Высокая пронзительная нота раковины Панчаджаньи, как огненная стрела, разорвала мрак в наших сердцах, оповестив о приходе Кришны. Он мчался на быстрой колеснице, осененный знаменем с Гарудой. Вслед за криком его раковины, выжигающим страх и нерешительность, воспылал огонь доблести в наших сердцах. Великим криком ответили ядавы, содрогнулись их сплоченные ряды и снова двинулись на неприятеля. А из руки Кришны взвился в небо сияющий диск. Небесная колесница, изменив свой путь, обратилась вспять, и скоро ее грохот и пламенный хвост растаяли в дымке над океаном. Наш царь, наш бог поверг страшного врага оружием высшего знания!

Сатьяки тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и глотнул вина. Потом сказал:

— Вот идет наш чаран — он лучше меня сможет воспеть подвиги ядавов под стенами Двараки.

Действительно, по зову Кришны в центр зала вышел бродячий певец и поднял простую деревянную вину, почерневшую от времени, но сияющую серебряными струнами. Певцы в Панчале тогда почитались не меньше, чем военачальники, и скоро в зале воцарилась полная тишина. В потрясенном, гудящем от напряжения, собрании вновь заструились картины осады Двараки:

«… Подчиняясь высокому долгу, воины сражались, как безумные. Всадники гибли, стремительно сшибаясь с плотным строем пехоты, пешие рати вытаптывались конными лавами, лики и тела павших были подобны растоптанным лотосам. Красные, как плод граната, рты испускали кровь», — пел чаран.

Я невольно сосредоточился на образах, вернувших меня в первую и пока последнюю битву, которую довелось пережить. Митра внимательно взглянул на меня и, как всегда быстро войдя в поток моих мыслей, понимающе улыбнулся:

— А не так уж мало прошел парень от своей деревни в джунглях до высоких тронов царей, воспетых чаранами. Еще немного, и мы сами будем в песнях: «Могучерукие, лотосоокие, исполненные добродетели герои — опора Пандавов.» На старости лет мы будем слушать чаранов и вспоминать великие битвы, в которых участвовали.

Я невесело улыбнулся в ответ:

— Мы будем вспоминать пролитую кровь.

— …Как звезда с хвостом бездымного пламени, пала наземь воздушная колесница… — голос чарана потонул в приветственных криках всех присутствующих в зале.

— Победа Кришне! Еще один успех наших союзников! — радостно провозгласил Арджуна, поднимая чашу с вином.

Кришна милостиво улыбнулся в ответ.

— Воистину, деяние, достойное бога! — воскликнул Накула.

— А все-таки, откуда у Шальи небесная колесница? — спросил Арджуна. — Мог ли он похитить ее у небожителей, или боги отвернулись от нас?

В зале стало тихо, лишь общий страх шипел по-змеиному в масляных лампах. Бхимасена обвел всех присутствующих пылающим взором.

— Пусть так! Я готов метать стрелы и в небесные колесницы, — крикнул он.

Однако его никто не поддержал. Сражаться с летающими воинами никому не хотелось.

Кришна улыбнулся загадочной улыбкой и развел руками:

— Как быстро чараны слагают легенды. Откуда вы знаете, кто был в повозке, летящей по небу? Кто сказал, что она напала на нас? Какой смысл гадать, что это было? Дхарма предписывает победить или умереть.

— И все-таки, было бы спокойнее знать, что над нашими армиями больше не появится враждебная летающая колесница, — с достоинством сказал царь Друпада.

Кришна возразил:

— Мы должны выполнять свой долг, ничего не страшась, но заботу об оружии богов предоставим богам.

— А кто позаботится о непробиваемом панцире Карны? А если легенды о неотразимом копье обернутся правдой? — спросил Накула.

Тут возвысил свой голос Юдхиштхира:

— Не суди поспешно о делах богов! Мне тоже было дано общаться с небожителями. Это от них пришла весть, разрешающая Арджуне идти на многотрудный подвиг в Гималаи. Это их невидимая сила распахнута над нами благим зонтом. Теперь же, чтобы не дать колебаниям и страху поселиться в ваших сердцах, я расскажу то, что скрывал много лет. Пусть слышат все и знают: боги на стороне рода Панду!

Мертвая тишина воцарилась в зале. Лишь шипело масло в светильниках, создавая тревожный аккомпанемент рассказу Юдхиштхиры.

— Это случилось в год изгнания нашей семьи из Хастинапура. Двенадцатилетние скитания только начинались. Дух наш колебался, как пламя на ветру, в сердцах жила смутная боль и тоска. Во время одного их переходов мы долго не могли найти чистого источника и страдали от жажды.

Вот тогда Накула, самый ловкий из нас, залез на высокое дерево и заприметил лесное озеро. Он повел нас к нему и первым спустился к воде, в которой отражалось небо. И вдруг чей-то голос произнес: «Прежде, чем выпьешь воды, ответь на мои вопросы». Уверенный в своих силах и не привыкший слушать чужие приказы, Накула зачерпнул воды, поднес ее ко рту и упал бездыханный. Следом за ним на берег выскочили Арджуна, Бхимасена и Сахадева. Терзаемый жаждой, Сахадева спустился к воде и понес ее в пригоршне, чтобы окропить лицо своего родного брата. Тут его ноги подкосились, и он упал, не добежав до Накулы всего несколько шагов. Арджуна, решив, что мы попали в засаду, вскинул лук и послал стрелы веером в окружающие заросли. Бхимасена с проклятьями схватил меч, но застыл в нерешительности, не видя, на кого его обрушить. В зарослях все было тихо, и пока я хлопотал над сыновьями Мадри, Арджуна и Бхима, не выпуская оружия из рук, припали к воде прежде, чем я успел остановить их. У меня волосы встали дыбом, когда оба неуязвимых бойца под звон собственных доспехов ткнулись лицами в мокрый песок. И тут предо мной выросла сияющая фигура божества. Он стоял совершенно неподвижно. Голос, который я услышал, шел не от его сомкнутых губ, а рождался прямо в моем сознании.