Несущая свет. Том 2 - Донна Гиллеспи

Волки выли теперь уже совсем близко. Ауриана уловила звук торопливых быстро приближающихся шагов.

— Хельгруна, — окликнула Ауриана, хотя она вовсе не хотела, чтобы это действительно была Хельгруна, потому что эта женщина вызывала у нее неприятные чувства. Однако Ауриана отчаянно тосковала по человеческому существу, по участию к себе. Ауриана напряглась всем телом и повернулась лицом к входной двери. Однако Хельгруны нигде не было видно.

— Хельгруна, это ты? — снова спросила Ауриана слабым голосом, ей было не по себе от охватившей ее вдруг тревоги. Она не получила никакого ответа, вместо него послышался снова жуткий волчий вой, и те же самые торопливые уверенные шаги, быстро приближающиеся к ее хижине. «Что за демоны ночи подкрадываются ко мне в эту пору?» — думала роженица.

Внезапно в дверном проеме появилось очертание высокой закутанной с ног до головы в просторный плащ фигуры. Ауриана всполошилась: «Это наемный убийца, подосланный Гейзаром, он пришел, чтобы покончить со мной. Это сам Хелль явился по мою душу». Ауриана слабым неуверенным движением потянулась за кувшином с водой, смутно представляя то, каким образом сможет обороняться им от сильного здорового человека.

И лишь в следующее мгновение она наконец узнала Рамис.

«Она вернулась!» — радостная мысль обожгла Ауриану, и она бессильно откинулась снова на солому, заплакав, не таясь, от облегчения. Рамис быстрыми шагами подошла к роженице и присела рядом с ней. Она взяла голову Аурианы в свои руки и стала утешать ее, словно малого ребенка.

— Плачь, сколько твоей душе будет угодно! — проговорила пророчица тихим голосом, вселяющим успокоение. — Не стыдись этих слез, они облегчают твою боль.

Рамис крепко прижала ее к себе, когда новая волна родовых схваток накатила на Ауриану. Вцепившись в Рамис изо всех сил, Ауриана уже не могла вспомнить ту причину, по которой считала раньше пророчицу суровой и наводящей ужас; эта старая женщина представлялась ей теперь нежной и человечной, словно Ателинда. Именно в этот момент Ауриана с полной ясностью осознала, что Рамис очень любит ее — любит всем сердцем, всей душой — и любила всегда.

— Ребенок… — еле слышно прошептала Ауриана, — он неправильно расположен…

Но Рамис уже положила свои гибкие мягкие ладони на живот Аурианы и начала сначала слегка, а затем все более сильно мять его, так что Ауриана сразу успокоилась, уверившись, что эти сильные умелые руки расположат младенца в ее чреве так, как нужно, и спасут жизнь и ей и ее ребенку.

— Все будет хорошо, — мягко произнесла пророчица, не переставая работать руками. — Закрой глаза, дыши ровно и думай о пламени.

Через несколько долгих мгновений, когда Ауриана погрузилась в созерцание огня, Рамис встала и начала проворно двигаться, подготавливая все необходимое для предстоящего ритуала. Она внесла еще один факел, чтобы в хижине было больше света, и постелила кусок белого полотна на солому. Она отдавала короткие точные распоряжения Хельгруне, отправив ее сначала к костру, разожженному перед хижиной для того, чтобы жрица поставила на огонь котел с водой, а затем перечислила ей название всех необходимых трав, которые надо было принести из кладовой. Когда вода в котле закипела, Рамис начала бросать туда пучки разных трав — в определенном порядке и через определенные промежутки времени. Затем она принесла Ауриане глиняную кружку, наполненную до краев магическим сильно пахнущим отваром. Состав этого целебного питья Рамис хранила в строгой тайне. Ауриана догадывалась только, что в него входили спорынья, образовывающаяся на колосьях ржи, мать-и-мачеха, пастушья сумка, петрушка и душистая рута, — все эти растения стимулировали сокращение мышц. А для того, чтобы облегчить страдания при родовых схватках, в этот отвар добавлялись, по мнению Аурианы, белена, хмель и чистотел. Однако каков бы ни был состав отвара, он действовал быстро и эффективно. Как только Ауриана выпила кружку душистого темного питья, она сразу же ощутила его благотворное воздействие, боль как бы отдалилась, растворилась в притупившем все ее чувства тумане, страх отпустил ее. Тем временем Рамис приказала Хельгруне смочить живот и бедра Аурианы тем же самым отваром. Запахи целебных трав вселяли в души всех трех женщин какой-то особенный покой и уверенность. Глубокое неровное дыхание Аурианы наполняло собой все маленькое помещение хижины.

В своем полузабытьи Ауриана смутно понимала, что уже наступила глубокая ночь, и звезды появились на черном небосклоне, а Рамис ни на мгновение не оставляла ее. Голос старой прорицательницы журчал не умолкая, именно из этого источника Ауриана черпала силы и уверенность. Голос Рамис то что-то напевал, то произносил заклинание, давал какие-то простые немудреные советы и рассказывал сказки. Он помогал Ауриане выкарабкиваться из темной ямы ужаса и боли, она цеплялась за него как за спасительную соломинку. Позже она ничего не могла вспомнить из того, что не умолкая вещал ей это голос, кроме нескольких слов, произнесенных Рамис уже перед рассветом:

— … это ведь тоже посвящение, как ритуал первых месячных для девочки или первой битвы для воина… потому что роды являются испытанием в первую очередь для души, заставляя ее проявлять всю силу своей любви, неустрашимость и мужество… И в то же время роды очищают тебя и рождают твой дух как бы заново… ты ведь возрождаешься вместе с ребенком… Знай, что твоя сила не может проявиться в полную мощь, пока ты не прошла этого священного испытания, дающего жизнь новому человеческому существу.

Ауриана всегда думала о родах как о самопожертвовании женщины во имя своего ребенка, ей и в голову не приходило, что это испытание может быть частью самопознания самой женщины, частью пути самой матери, обретающей собственную человеческую сущность.

Когда начало уже светать, и над восточными холмами появилось призрачное зарево, Рамис сосредоточила наконец все свое внимание на ребенке.

— С этим младенцем будет очень трудно, — услышала Ауриана шепот Рамис, обращенный к Хельгруне. — Ребенок боится появляться на свет… потому что малыш чувствует — через свою мать — что мир полон ужасов и трагедий.

Держа ладони на животе Аурианы, Рамис начала горячо увещевать ребенка, произнося заклинания, отгоняющие страхи вступающего в этот мир. Затем Рамис приказала Хельгруне, которая обладала недюженной физической силой, поднять Ауриану и поставить ее на корточки. Боль была до того невыносимой, что у Аурианы, казалось, помутился рассудок. Она забыла себя от нестерпимой муки — теперь она представлялась себе каким-то несчастным, медленно и безжалостно разрываемым на части животным. Она закричала, умоляя Рамис вернуть ее на родную землю, чтобы ее народ похоронил ее среди могил предков.