Серые кардиналы советской эпохи - Валерий Владимирович Пирогов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это привело к тому, что предложения, направленные на проведение практических мероприятий по повышению боеготовности войск приграничных округов, им отвергались во избежание осложнений в отношениях с Германией. Даже доклады дипломатов не учитывались, не принимались во внимание.
Мне вспоминается донесение одного из наших послов, присланное им за несколько дней до войны. В нем сообщались сведения, во многом раскрывавшие замысел гитлеровского командования, указывалось количество и наименование соединений немецких войск, подготовленных к нападению на СССР, установлен день вторжения…
Послом, приславшим тревожное донесение, был находившийся в Лондоне И.М. Майский. За несколько дней до 22 июня 1941 года британское правительство, основываясь на данных разведки, читавшей немецкие армейские шифры, составило сводку с указанием точной группировки вермахта на границе с СССР, где назывались номера соединений, и указывалось на 22 июня как срок нападения. По решению Черчилля с этими данными был ознакомлен советский посол, тут же пославший донесение в Москву.
Но Сталин Майскому не поверил… В субботу, 21 июня, после работы мы, члены Политбюро, собрались в приемной у Сталина. Он вышел из кабинета возбужденный и, опускаясь по лестнице, с раздражением говорил: «Опять наш посол в Англии информирует об упорно распространяемых слухах в Лондоне, будто бы со дня на день может вспыхнуть война между нами и Германией. Это всё Черчилль мутит воду, а Майский панику разводит».
22 июня 1941 года, когда Гитлер напал на Советский Союз, Черчилль выступил с речью, где заявил о своей поддержке Москвы, но при этом заметил:
«Нацистский режим неотличим от худших черт коммунизма. Он лишен каких-либо принципов и основ, кроме ненавистного аппетита к расовому доминированию. Он изощрен во всех формах человеческой злобы, в эффективной жестокости и свирепой агрессии. За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я.
Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем. Но все бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое, с его преступлениями, безумствами и трагедиями, отступает. Я вижу русских солдат, стоящих на пороге своей родной земли, охраняющих поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их охраняющими свои дома; их матери и жены молятся — о да, — потому что в такое время все молятся о сохранении своих любимых, о возвращении кормильца, покровителя и защитника…
У нас лишь одна-единственная неизменная цель. Мы полны решимости уничтожить Гитлера и все следы нацистского режима. Ничто не сможет отвратить нас от этого, ничто. Мы никогда не станем договариваться, мы никогда не вступим в переговоры с Гитлером или с кем-либо из его шайки. Мы будем сражаться с ним на суше, мы будем сражаться с ним на море, мы будем сражаться с ним в воздухе, пока с Божьей помощью не избавим землю от самой тени его и не освободим народы от его ига.
Любой человек или государство, которые борются против нацизма, получат нашу помощь. Любой человек или государство, которые идут с Гитлером, — наши враги… Поэтому опасность, угрожающая России, — это опасность, грозящая нам и Соединенным Штатам, точно так же, как дело каждого русского, сражающегося за свой очаг и дом, — это дело свободных людей и свободных народов во всех уголках земного шара».
Черчилль от имени правительства обещал оказать «России и русскому народу всю помощь, какую только возможно». Он писал в мемуарах: «Сейчас нам предстоит вскрыть ошибочность и тщетность хладнокровных расчетов советского правительства и колоссальной коммунистической машины и их поразительное незнание собственного положения. Они проявили полное безразличие к участи западных держав, хотя это означало уничтожение того самого второго фронта, открытия которого им суждено было вскоре требовать…
Война — это по преимуществу список ошибок, но история вряд ли знает ошибку, равную той, которую допустили Сталин и коммунистические вожди, когда они отбросили все возможности на Балканах и лениво выжидали надвигавшегося на Россию нападения или были неспособны понять, что их ждет. До тех пор мы считали их расчетливыми эгоистами. В этот период они оказались к тому же простаками. Сила, масса, мужество и выносливость матушки-России еще должны были быть брошены на весы. Но если брать за критерий стратегию, политику, прозорливость и компетентность, то Сталин и его комиссары показали себя в тот момент Второй мировой войны совершенно недальновидными».
По мнению ряда историков, Черчилль тогда не знал, что Сталин сам готовил нападение на Германию. 11 марта 1941 года им был установлен предварительный срок начала будущего наступления — 12 июня. Однако Красная армия не успела сосредоточить необходимые силы и средства, и вторжение было перенесено на июль, так что Гитлер успел ударить первым.
(Эта версия неверна потому, что, если даже Сталин и планировал превентивный удар по сосредоточениям германской армии вдоль границ СССР, то нет никаких свидетельств того, что Красная армия выдвигалась к границе. Наоборот, укрепления на границе не были достроены и почти не имели вооружения, воинские части оставались на своих местах, а офицеры были отправлены в отпуска! — Авт.)
Ситуация на советско-германском фронте в начале войны была неблагоприятна для Красной армии. Все принимаемые меры по отражению вероломного нападения не принесли результатов. Немцы замыкали кольцо окружения вокруг Киева. Поэтому Сталин всерьез рассчитывал на открытие Англией второго фронта на Западе.
Для убедительности просьбы о помощи советский посол в Лондоне Майский с грифом «строго секретно» назвал англичанам цифры советских потерь убитыми и пропавшими без вести — 728 тысяч человек. О потерях в технике не было сказано ничего. В действительности только пленными к началу сентября 1941 года советские войска потеряли не менее 1,5 миллиона человек, а концу 1941 года Красная армия потеряла 20,5 тысячи танков и 17,9 тысячи боевых самолетов.
В итоге СССР получил из Англии восторги по поводу мужества и патриотизма советского народа и боевых качеств Красной армии. Это была циничная и расчетливая позиция Черчилля — выражать сочувствие Красной армии и СССР, но в это время его главной задачей было превращение Великобритании в неприступную крепость. Англия мобилизовывала свои ресурсы и искала союзника, но
