Тайная помолвка - Вера Крыжановская-Рочестер

Не подозревая о раскидываемой вокруг нее сети, Валерия горевала об отце, упав духом, равнодушно соглашалась на все приготовления и не противилась отсылке на озеро Камо, с безразличием относясь к переезду.

Накануне отъезда княгиня сидела в будуаре подруги, которая не сходила с кушетки, задумчиво, рассеянно глядя на свой портрет под руку с Раулем. Портрет их был написан в первый год свадьбы в подарок графу.

– Знаешь ли, фея, – сказала наблюдавшая за ней Антуанетта, – у меня есть для тебя нечто интересное, услышанное от отца фон-Роте. Я уже давно собираюсь сообщить тебе эту новость, а за смертью папы и всеми хлопотами совсем про нее забыла.

– В чем дело? Ты знаешь, как я мало интересуюсь новостями.

– Зависит от новости, – смеясь, ответила Антуанетта. – Сколько ни ломай голову, все равно не отгадаешь: Самуил, или Гуго, как его теперь называют, крестился вместе с сыном.

– Возможно ли! – воскликнула Валерия, вздрогнув.

– Истинная правда, и отец Мартин совершил таинство. Несмотря на старания Мейера сделать все втихомолку, тем не менее обращение его заставило говорить о себе, да и братья Моисеевы завопили. Не права ли я была, – продолжала Антуанетта, – говоря всегда, что Самуил… фи! Гуго, хотела я сказать, не такой еврей, как все другие.

– Во всяком случае он очень изменился, – ответила княгиня. – Я встретилась с ним в день моего прибытия в Пешт. Он побледнел, узнав меня, а я еще раз убедилась, что Амедей – живой его портрет. Во мне что-то перевернулось, и, кажется, в эту минуту я его возненавидела. Как знать, может, Рауль и прав, подозревая какую-нибудь гнусность в этом таинственном сходстве…

Заметив возбуждение приятельницы, графиня поспешила изменить разговор.

На другой день Рудольф был дежурным и поэтому не мог проводить сестру. Антуанетта не выходила по нездоровью, и Валерия простилась с родными на дому, отправляясь на вокзал лишь в сопровождении тети Адель, горничной и лакея. Желая избегнуть толпы, княгиня выехала заблаговременно, чтобы вовремя занять купе, но она плохо рассчитала, и когда экипаж подъехал, с вокзала выходила масса публики с только что пришедшего поезда. Во избежание давки Валерия шла медленно, предоставляя тете Адель идти вперед, чтобы скорей усесться с попугаем и собачкой, которых она взяла с собой, и множеством мешков и картонок. Забавляясь ее суетливостью, Валерия с улыбкой шла по почти пустой зале, но в дверях вдруг столкнулась с господином, который входил, ведя за руку ребенка.

– Виноват, – проговорил он, отступая, чтобы дать ей дорогу.

Звук этого голоса заставил Валерию поднять голову, и глаза ее встретились с огненным взглядом банкира.

Мгновенно, охваченная гнетущим чувством, она повернула голову, ища глазами ребенка, которого никогда не видела, и в эту же минуту глухо вскрикнула и, шатаясь, прислонилась к двери. То были большие бархатные глаза Рауля, то же выражение своеволья в складках рта и те же пепельные кудри. Мальчик, с улыбкой и любопытством на нее смотревший, был живой портрет князя.

При этом восклицании Валерии смертельная бледность покрыла лицо Гуго. Он хотел скорей пройти, но Валерия, коснувшись его руки, порывисто проговорила:

– Объясните мне тайну, которая дала вашему сыну черты моего мужа, а моему ребенку – ваши черты. Внезапная бледность вашего лица показывает мне, будто вы знаете, что это значит.

– Княгиня, – ответил банкир, сдвинув брови, – спросите у Бога и сил природы объяснения этой роковой случайности, я ничего не могу вам сказать.

Поклонившись, он пошел своей дорогой, уводя ребенка.

Войдя в купе, Валерия была как в чаду. Эта встреча встряхнула ее апатию, и в течение всего дня бурные мысли роились в ее голове.

Рассудок ее отказывался видеть случайность в том, что так походило на злую насмешку. Можно было еще допустить, что ее мысли, занятые Самуилом, повлияли на зарождающегося ребенка и придали ему черты любимого человека, но как сын банкира и Руфи мог быть портретом Рауля? Она не находила ответа на этот вопрос. И по мере того, как ее волнение стихало, она убеждала себя в том, что Самуил мог быть также невинен, как и она, в случайности, заставляющей его любить и воспитывать живой портрет своего соперника. Она говорила себе, что бледность банкира могла быть вызвана встречей их, а не чувством виновности, и, наконец, что если Бог послал им такое испытание, то надо ему покориться, не предаваясь праздным подозрениям.

Успокоенная этими размышлениями, молодая женщина старалась забыть эту встречу, не допускать чувства подозрения и лишь в молитве искать забвения и покоя.

В таком настроении духа она приехала на виллу, которая ей очень понравилась красивым местоположением и своим простым нарядным убранством. С террасы расстилался чудный вид на озеро и его живописные берега, вся картина дышала глубоким спокойствием.

– Ах, здесь будет хорошо, – сказала она. – На террасе я стану читать или болтать с вами, тетя Адель. Гамак и диван словно созданы для мечтаний.

– Ну, так ложись на тот или другой и мечтай себе на здоровье, – ответила старушка, – а я пойду посмотреть за размещением.

Облокотясь на перила террасы, Валерия осматривала окрестности. Перед ней расстилалось озеро, к которому спускалась каменная лестница. Влево, на довольно большом расстоянии, виднелась большая вилла, лишь крыша которой выглядывала из-за зелени большого сада. Спереди здания, построенного на полуострове, вдающемся в озеро, тянулась терраса с колоннами, окруженная большими кустами.

Когда Валерия равнодушно смотрела на этот дом, мысленно спрашивая себя, занят ли он кем-нибудь, она не подозревала, что сама в это время была предметом наблюдения.

На террасе стоял Рауль, приехавший на несколько дней раньше, и с подзорной трубой в руках, скрытый кустами, жадно следил за всем, что происходило на соседней вилле. Князь был так же влюблен, как и в первые годы своего супружества. Долгая разлука молодых супругов и неожиданное сопротивление Валерии оживили его чувство, а увидав ее снова, он был окончательно побежден.

Никогда она не казалась ему такой прелестной и привлекательной, как в эту минуту. Она похорошела еще более, а выражение энергии ее рта и мрачный блеск глаз придавали ее красоте совсем новый характер и новую прелесть. И он нетерпеливо сложил трубу.

– Каким бы то ни было способом, а я должен примириться с ней и победить ее упорство, – со страстным нетерпением говорил себе Рауль. – Я сойду с ума, если буду и далее торчать таким образом, только издали глядя на нее. Надо повидаться с тетей Адель.