ИЛИ – ИЛИ - Рэнд Айн

Его ответ был подобен неожиданному взрыву:

– Он единственный человек, за которого я отдал бы жизнь. За одним исключением.

– Каким исключением?

– За исключением человека, которому я отдал жизнь!

– Что ты хочешь сказать?

Он молча покачал головой, словно уже сказал больше, чем хотел.

•

– Что ты сделал Реардэну?

– Расскажу в другой раз. Не сейчас.

– Ты всегда так поступаешь с теми, кто тебе дорог?

Он посмотрел на нее с улыбкой, в которой сквозили невинность и страдание.,

– Знаешь, – мягко сказал он, – я мог бы сказать, что так поступают со мной они. – И добавил: – Но не скажу. Я действовал самостоятельно и осознанно. – Он встал. -Может, пойдем? Я отвезу тебя домой.

Она поднялась, и он помог ей надеть пальто, длинное и просторное. Его руки помогали одежде закутать ее тело. Она ощутила, что его руки задержались на ее плечах, хотя он не хотел, чтобы она это заметила.

Она оглянулась. Он очень спокойно и пристально смотрел на стол. Поднимаясь, они уронили салфетки, и Дэгни увидела вырезанную на пластике стола надпись. Ее пытались стереть, но безрезультатно, похоже, ее процарапал от отчаяния какой-то пьяница: «Кто такой Джон Галт?»

В приступе ярости она швырнула салфетку на стол, чтобы закрыть эти слова. Франциско усмехнулся:

– Я могу ответить. Я-то знаю, кто такой Джон Галт.

– Неужели? Каждый говорит о нем, но все по-разному.

– Все, что рассказывают, – правда.

– Ну а ты что скажешь? Кто он?

– Джон Галт – это Прометей, изменивший свое решение. Веками его терзали орлы в наказание за то, что он принес людям огонь богов. Теперь он сбросил оковы и отнял огонь – до тех пор, пока люди не прогонят орлов.

Круто огибая горные склоны Колорадо, лента шпал тянулась вдоль гранитных стен. Дэгни шла по дорожному полотну. Она держала руки в карманах пальто, взгляд ее был устремлен вдаль. И только необходимость ступать в промежуток между шпалами напоминала, что она шла по железнодорожному полотну.

Хлопья серой ваты, которые нельзя было назвать ни туманом, ни тучами, неопрятными комками висели между небом и горами, отчего небо походило на старый матрас, содержимым которого заполнялось пространство между горными вершинами. Затвердевший снег, которым была покрыта земля, не походил ни на зимний, ни на весенний.

В воздухе висела пелена сырости, и Дэгни время от времени ощущала, как что-то похожее на лед кололо ее лицо, но это был не дождь и не снег. Казалось, погода боится занять определенную позицию и уклончиво придерживается середины. Она подумала, что такая погода понравилась бы совету директоров. Свет с трудом пробивался сквозь пелену, и Дэгни не была уверена, день сейчас или вечер. Было тридцать первое марта – единственная неизбежная определенность.

В Колорадо она приехала вместе с Хэнком Реардэном, чтобы купить хоть какое-нибудь оборудование, которое еще можно было найти на закрытых заводах. Поездка походила на поспешный осмотр изношенного корпуса тонущего корабля перед тем, как он исчезнет в пучине. Можно было поручить дело подчиненным, но Дэгни и Реардэн поехали сами, движимые неосознанной силой; они не устояли перед желанием присутствовать при отправлении последнего поезда. Невозможно не отдать последние почести на похоронах, даже сознавая, что тем самым мучаешь себя.

Они скупали оборудование у сомнительных владельцев на распродажах, в законности которых тоже были сомнения. Никто не мог сказать, кто имел право распоряжаться огромным количеством мертвого металла, и поэтому никто не оспаривал законности сделок. Они купили все, что можно было вывезти с опустевшего завода компании «Нильсен моторе». Тед Нильсен бросил все и исчез через неделю после сообщения о ликвидации железнодорожной линии.

Дэгни чувствовала себя стервятником, питающимся падалью, но охота за добычей помогла пережить последние несколько дней. Обнаружив, что до отправления последнего поезда остается три свободных часа, она отправилась прогуляться по округе, чтобы выбраться из безмолвия города. Она шла наугад по петляющим горным тропам среди скал и снега, пытаясь забыться, потому что понимала, что должна прожить этот день и не вспоминать то лето, когда вела пер– вый поезд по этой дороге. Она поняла, что идет по полотну линии Джона Галта. Она знала, что хотела этого и отправилась за город с этой целью.

Дэгни шла по подъездному пути, который уже разобрали. Не было сигнальных фонарей, стрелок, телеграфных проводов – ничего, кроме длинной ленты из досок, шпал со снятыми рельсами. Это были позвонки без спинного мозга. На пересечении железной дороги и шоссе, словно единственный стражник, стоял шест с покосившимися предупредительными надписями: «Внимание, переезд!»

Когда Дэгни пришла на заводской двор, рано наступившая темнота, смешавшись с туманом, стлалась по земле, заполняя долины. Высоко на фасаде заводского корпуса, выложенного глянцевой плиткой, виднелась надпись: «Роджер Марш. Электроприборы». Она подумала: «Человек, который хотел приковать себя к столу в своем кабинете, лишь бы остаться на своем предприятии». Здание стояло недвижимо, подобно умирающему существу, которое только что сомкнуло веки и, может быть, еще раз раскроет их. Дэгни казалось, что за огромными стеклами заводских окон под длинными плоскими крышами вот-вот вспыхнут огни. В поле ее зрения попали разбитое окно – выходка какого-то молодого придурка – и высоченный стебель единственного сорняка, проросшего сквозь ступеньки главного входа. Охваченная ослепляющей ненавистью, возмущенная его дерзостью, Дэгни рванулась вперед, упала на колени и с корнем выдернула сорняк. Она знала, чьим агентом он был. Затем, стоя на коленях на пороге закрытого завода и глядя на погруженные в сумерки безмолвные горы, она подумала: «И чем это ты тут занимаешься?»

Уже совсем стемнело, когда она дошла до конца полосы шпал, приведших ее обратно в город Маршвилл. В течение многих месяцев Маршвилл служил конечным пунктом железной дороги, потому что сообщение с узловой станцией Вайет давно прервалось, а от плана восстановления промыслов, набросанного доктором Феррисом, этой зимой отказались.